We're going for a ride!

Утро выдалось отвратительным. Зачем? Бесполезный, идиотский вопрос. Зачем она свернула к заправке? Зачем купила этот проклятый кофе? Зачем вообще решила уезжать сейчас? Если бы мы задержались на пять минут, если бы она не почувствовала себя плохо за рулем, если бы тот грузовик успел затормозить...Миллион «если», каждое из которых впивалось острой занозой под ногти. Сколько бы я ни старался не думать о произошедшем, благодаря Кайлу, который буквально завалил меня вопросами, это стало непосильной задачей. Я, конечно, благодарен ему за все те лекарства, что он вывалил из пакета практически мне на голову в пол шестого, но он мучил меня своей заботой. Я поднялся с дивана. Ноги дрожали, голова кружилась, но я заставил себя дойти до крошечного окна, занавешенного грязной тряпкой. Отодвинул ее. За стеклом – серый, промозглый рассвет спального района. Уродливые дома, унылые люди, редкие машины, плетущиеся по разбитой дороге. Чужой город. Чужое небо. Мужчина подкрался сзади почти незаметно и предложил мне перекусить. Пересилив себя, я все же взял протянутую банку пива и крекеры с солью. Ничего такой завтрак. Кайл неловко пожал плечами, мол, довольствуйся тем, что есть. Я стоял перед стеклянной дверью, будто перед входом в другое измерение – слишком чистое, слишком упорядоченное, слишком живое для того, кто внутри ощущал себя ходячей развалиной. Запах табачного дыма и сырости, въевшийся в куртку, казался здесь кощунством. Кайл ободряюще сжал мое плечо – он настоял на том, чтобы подвести меня, хотя я и убеждал мужчину, что в этом нет никакой необходимости. – Пошли. Быстренько все сделаем, а потом... – он запнулся, понимая абсурдность любого «потом» в моей новой реальности. – ...потом заедем в магазин, купим что-нибудь на ужин. Дверь открылась с мягким шипением пневматики. Теплый, искусственный воздух, пахнущий средствами для уборки и бумагой, обволок меня. Я замер на пороге. Контраст был оглушающим. Кайл, не обращая внимания на косые взгляды охранника у двери, толкнул меня вперед. Мы подошли к стойке. Женщина за стеклом с безупречным макияжем и натянутой улыбкой бросила на нас беглый, оценивающий взгляд. – Чем могу помочь? – отчеканила она с профессиональной интонацией. – Мне нужно снять все деньги со счета, – промямлил я, не узнавая собственный голос. – Паспорт и карта, пожалуйста. Я с дрожью в руках достал паспорт. Страница с фото – лицо мальчишки, каким я был всего пару лет назад, смотрела на меня с немым укором. Остальных документов у меня не было, как и карты. Она осталась в кошельке. В машине. – Карты нет. Бровь сотрудницы поползла вверх. Профессиональная маска дрогнула, обнажив легкое раздражение и недоверие. – Без карты снятие крупной суммы затруднительно. Нужно оформлять заявление на перевыпуск или... – Послушайте, девушка, – Кайл наклонился к окошку, его голос стал жестче. – У парня вчера случилось несчастье. Остался только паспорт в кармане. Ему нужны деньги сейчас. Хотя бы часть. Вы же понимаете? Он говорил прямо, без лишнего пафоса. Женщина взглянула на меня пристальнее. Ее взгляд смягчился на долю секунды. – С паспортом мы можем выдать сумму в пределах лимита без карты. Но для снятия остатка или полного закрытия счета все равно потребуется перевыпуск карты или оформление заявления. Сколько Вам нужно снять сейчас? Я не знал. Какая разница? Пять? Десять? Двадцать? На кой хрен я вообще сюда приперся? – Сколько... сколько там всего? – спросил я глухо. – На счете Натаниэля Мэттьюза... – она произнесла мое настоящее имя, и я затылком почувствовал, как меня прожигает взглядом дальнобойщик, – ...остаток составляет семь тысяч триста сорок два доллара и пятнадцать центов. Без карты я могу выдать Вам две тысячи пятьсот. Остальное – только после оформления документов. – Две пятьсот сойдет. Этого хватит на первое время, чтобы оплатить жилье, но работу все равно искать придется. Процедура заняла вечность. Подписание каких-то бумаг, в которые я не вникал. Сканирование паспорта. Ожидание, пока кассир пересчитает купюры. Наконец, толстая пачка денег, перетянутая канцелярской резинкой, легла на стойку передо мной. – Ваши две тысячи пятьсот долларов. Подпишите здесь, пожалуйста, о получении. Я схватил ручку. Моя подпись получилась кривой, неузнаваемой. Я сунул деньги во внутренний карман куртки. Небезопасно так расхаживать по улице, но выбора у меня все равно не было, так чего опасаться? Кайл вывел меня на улицу и, перебросившись парой фраз с кем-то по телефону, уставился на меня с вопросом во взгляде: – Ну что, куда поедешь? Я задумался и пожал плечами. Наверное, лучшей идеей было остаться где-то в знакомом месте. Первым воспоминанием стал дом бабушки на Юге, и я тут же озвучил свою мысль. – Ох, отлично, тогда мой приятель подбросит тебя. Мне не пути, к сожалению, – хмыкнул мужчина, почесав щеку, и я с подозрением покосился на него. Какой ещё приятель? Когда старый грузовик подъехал к парковке, я успел трижды передумать. Запах внутри кабины ударил в ноздри – густая смесь старого табака, перегара, жареного фастфуда и чего-то затхлого, вроде мокрой собачьей шерсти. Пространство было тесным, забитым хламом: пустые банки из-под энергетиков, смятые пачки сигарет, грязные тряпки. Я прижался к дверце, стараясь занять как можно меньше места. Сиденье было жестким, потрескавшимся. Джерри, мужчина средних лет с пивным пузом, торчащим из-под коротковатой футболки, что-то буркнул Кайлу, хлопнул дверью с его стороны, и машина затряслась. Я даже не успел попрощаться с тем мужчиной, что спас мне жизнь. Мы тронулись. Я уставился в окно, стараясь не дышать слишком глубоко, не шевелиться. Кайл на тротуаре быстро уменьшался, его фигура исчезла за домами. Джерри первое время молчал, сосредоточенно ругаясь матом на водителя впереди. Потом включил радио – завывающую кантри-музыку. Громко. Я съежился. Потом он полез в бардачок, вытащил плоскую фляжку, отхлебнул, громко причмокнул и протянул ее мне через пространство между сиденьями. – На, согрейся, шкет. Видок у тебя, будто с того света приперся. – Не пью, – грубо ответил я, отводя глаза в сторону. – А, стесняешься? – Джерри хрипло рассмеялся, поставил фляжку в нишу над приборной панелью. Его рука, толстая, покрытая черными волосами, осталась лежать на перегородке между нами. Большой палец нервно постукивал по пластику. Он прищурился, снова оглядывая меня с головы до ног. Взгляд задержался на моих ладонях, сжатых на коленях. – Ручки-то какие белые...не работяга. Я не ответил. Сжался сильнее, желая провалиться сквозь сиденье. Мы выехали на трассу, и я облегчённо выдохнул – ну, хоть дорога мне знакома. Джерри снова полез за фляжкой, сделал еще глоток. Потом резко выключил радио. Грохот двигателя заполнил внезапную тишину, став еще громче и резче. – Скучно, бля, – пробормотал он, больше для себя. Потом его рука двинулась. Не сразу ко мне. Сначала он поковырялся в зубах, потом потянулся к панели приборов, будто что-то поправляя. Но траектория была странной. Его локоть скользнул по воздуху и вдруг тяжело, намеренно опустился мне на колено. Я вздрогнул, отодвигаясь к двери. Сердце колотилось где-то в горле. Его ладонь, огромная, липкая от пота или чего-то еще, легла поверх моей руки, все еще сжатой в кулак. Он вцепился в мою кисть с грубой силой, не оставляющей сомнений. Его палец с отвратительной медлительностью потерся о мою ладонь. Запах его пота и дешевого алкоголя смешался с общим смрадом кабины и ударил в голову. Паника, острая и слепая, сжала легкие. Я попытался выдернуть руку, но его хватка стала железной. Губы растянулись в ухмылке, обнажая желтые зубы. – Чего нервничаешь, красавчик? – просипел он, и его дыхание, тяжелое и спертое, обдало мою щеку. – Сиди смирно...Помогать надо тем, кто добро делает. Бесплатно ничего не бывает. Я остолбенел. Мне стало до того мерзко и тошно, что я на мгновение подумал, что упаду в обморок. Но я знал, что он сделает, если я отключусь. Поэтому пытался держаться. Я уперся ногами в грязный коврик, отталкиваясь. – Отъебись! – прорычал я сквозь стиснутые зубы. Джерри рассмеялся. Коротко, хрипло. Его лицо было страшно близко. Я видел расширенные поры на его носу, желтизну белков глаз, тонкие сосуды, лопнувшие на щеках. Губы, влажные и мясистые, облизнулись. – Шумишь... – прошипел он. Пальцы на моем бедре поползли вверх. Медленно. Сантиметр за сантиметром. Цель была ясна. Во мне проснулся нечеловеческий страх. Я вцепился зубами в грязную плоть его предплечья как можно сильнее, желая этому человеку адских мучений. Джерри громко выругался и завыл от боли. Я времени зря не терял. Воспользовавшись уязвимым положением мужчины, я потянулся к рулю и дернул его в сторону, съезжая на обочину. Адреналин хлынул в жилы ледяным потоком, смешав страх с дикой, первобытной яростью. Моя рука, все еще свободная, метнулась к дверной ручке. Рывок – и заклинивший механизм поддался с треском. Холодный, промозглый воздух ворвался в кабину. Я вывалился на асфальт, спотыкаясь о разбитый бордюр. Ногу пронзило до самых костей и сухожилий. Блядь. – Стой, сученыш! Бежать. Просто бежать. Куда угодно. Прочь от этого грузовика, от этого человека, от этого бесконечного кошмара. Я рванул вдоль обочины, не разбирая дороги, несмотря на невыносимую боль. Сердце колотилось так, будто вот-вот ввалиться из груди, каждый вдох обжигал легкие. В глазах темнело от нехватки кислорода и шока. Я опомнился только тогда, когда оказался у небольшого придорожного магазинчика. Только сейчас заметил, что все это время шел ливень, и я промок с головы до ног. Кстати о ногах – как только гормон страха отступил, я увидел, что моя голень покрыта темными пятнами крови, пропитавшей джинсы. Разодранная ткань прилипла к мокрой коже, обнажая глубокую, грязную ссадину. Боль, тупая и разрывающая, наконец добралась до мозга, заставив меня прислониться к мокрой стене здания, чтобы не рухнуть. Я толкнул дверь. Внутри было тепло и сухо, однако разнообразием товаров магазин не отличался. За прилавком стоял тощий парень с выцветшими татуировками на шее и равнодушным взглядом. Он лениво переводил глаза с маленького телевизора, показывающего рекламу, на меня. Его взгляд скользнул по моей промокшей, грязной куртке, по пятнам крови на ноге, по моему лицу, которое, наверное, было мертвецки-бледным и испуганным. Равнодушие сменилось настороженностью, почти враждебностью, однако он ничего не сказал. Я взял с полки бутылку дешевого вина и готовый сэндвич, даже не проверяя его срок годности. В животе так жалобно урчало, что мне нужно было срочно что-то пожевать, чтобы удовлетворить организм. Когда я вывалил это все на кассу, парень скривился, будто его заставили навоз в конюшне выгребать, и потребовал на французском со странным акцентом: – Паспорт? Я уже хотел было с довольным видом достать из заднего кармана документ, как вдруг понял, что восемнадцати-то мне нет. Я замялся. Парниша уже не скрывал своего презрения ко мне, и только я открыл рот, чтобы начать рассказывать свою душещипательную историю, как вдруг кто-то положил руку мне на плечо и заговорил с продавцом с таким же необычным акцентом. Я поднял голову и замер. Рядом со мной стоял высокий, привлекательный мужчина с острыми скулами и пронзительно-голубыми глазами, которые сейчас смотрели на продавца с легкой усталой укоризной. – Хватит тебе, Марк. Я попросил мальчишку купить мне вино. Тот самый Марк нахмурился, все ещё не доверяя мне, однако товар пробил. Я уже потянулся за деньгами, как вдруг незнакомец небрежно кинул свои купюры на прилавок и всунул бутылку с сэндвичем мне в руки. Он бодро мне улыбнулся и взял за локоть, поворачивая к себе лицом. Мужчина пах дорогим одеколоном и дождем. – Как тебя зовут? – спросил он, помогая мне доковылять до выхода. – Ноэль, – выдохнул я. Теперь мое настоящее имя больше мне не принадлежало. – Аксель. Пойдем отсюда, ладно? Ты промок, дрожишь и тебе нужно обработать рану. У меня машина рядом, я отвезу тебя туда, где можно принять душ и согреться. Звучало логично, и я почти согласился, но после того, что я сегодня пережил, любое предложение помощи от незнакомого мужчины казалось опасным. – Я… – я попытался отстраниться, но его пальцы мягко, но неумолимо сжали мой локоть чуть сильнее. Не больно, просто удерживая на месте. – Я справлюсь. Спасибо Вам. – Не упрямься, ребенок. Ты едва стоишь. Посмотри на себя, – он кивнул на мою ногу, где кровь проступала сквозь разорванную ткань, – Она может загноиться. Ты же не хочешь потерять ногу из-за глупой гордости? Это Вы глупый. И имя у Вас глупое, и акцент такой дурацкий, и голос совсем не ласковый... Бесплатно ничего не бывает. Слова Джерри прозвучали в голове эхом. Но Аксель...он не походил на него. Он будто действительно мог помочь. Мне ужасно хотелось, чтобы кто-то ударил меня по голове чем-то тяжелым и вернул трезвый рассудок. Дождь усилился, превратившись в сплошную стену воды. Холод проникал под кожу, заставляя зубы стучать, когда мы вышли на улицу. Взгляд мужчины все еще был прикован ко мне, терпеливый и неумолимый. – Ладно, – выдохнул я, и это прозвучало как капитуляция. Как признание собственной полной, беспросветной беспомощности. – Поехали.