Красная метка

      Тишина в кабинете герцога Вальмонда была давящей, нарушаемой лишь треском поленьев в камине. Герцог стоял у окна, положив за спину сцепленные руки. Его желтая карта Времени была неподвижна, как застывшая льдина. — Садись, Кайден, — его голос прозвучал ровно, без эмоций.       Кайден медленно опустился в кресло, чувствуя, как под ним уходит пол. Он знал, о чем будет разговор. Бал, Элиан, Синешаль, а также приговор, который вынесут его жизни. — Ты провел вечер с сыном Синешаля, — начал отец, не оборачиваясь. Это был не вопрос, а констатация, — мнение Его Светлости о тебе более чем благоприятное. Как, впрочем, и мое о его сыне. Сила Щита… редкая и ценная карта для будущего приближенного короля, а может и будущего правителя.       Правителя… Кайден внутренне содрогнулся. Отец все чаще стал намекать на амбиции, выходящие за рамки герцогского титула. — Я чувствую, ты не в полной мере осознаешь значимость момента, сын, — наконец герцог повернулся. Его взгляд был тяжелым и пронзительным, — король стареет без преемника. Его политика «Равновесия»… — он презрительно усмехнулся, — ослабляет королевство; тратить ресурсы на развитие зеленых карт, на поддержку отсталых провинций вместо того, чтобы укреплять армию и элиту? Это слабость.       Кайден слушал, и кусок за куском в его рыжей голове складывалась страшная картина. Политика «Равновесия», которую все эти годы поддерживал и реализовывал в своих расчетах герцог Торрен - именно она давала шанс таким, как семья Лео. — Синешаль и я видим будущее иначе, — продолжил герцог, подходя ближе, —будущее, где лучшие правят по праву крови и силы. Где оранжевые и желтые карты определяют волю короны. Где такие семьи, как наша, занимают подобающее им место. Брак с Элианом — не просто союз. Это шаг к трону. Отказ… — он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание, — будет расценен не только как личное оскорбление Синешаля, но и как предательство наших общих целей. Как слабость, которой наши враги непременно воспользуются.       Он положил руку на плечо Кайдена. Прикосновение было холодным, как сталь: — Торрены были полезны. Их интеллект помогал проводить реформы «Равновесия». Но их время уходит. Новый курс не оставит места для зеленых карт в высших эшелонах власти. Не оставит места для сентиментальностей.       Герцог наклонился, и его шепот прозвучал как приговор: — Синешаль обладает силой «Подавления Воли». Король… его сила — «Поглощение», он может на краткий мир поглотить и использовать силу другой карты. Вот она — истинная мощь, Кайден! Не времяпрепровождение в библиотеке с бета-мальчишкой, который думает о системах орошения, пока другие решают судьбы королевства!       Кайден сидел, не в силах пошевелиться. Он слышал не только слова отца. Он слышал смертный приговор всему, во что верил, что любил. Он видел, как будущее, о котором мечтает Синешаль и его родной отец, безжалостной поступью идет по садам Торренов, по уютной библиотеке, по светлым умам, которые считаются «второсортными». — Элиан и его семья ждут нашего официального визита через неделю, — голос герцога снова стал обыденным, деловым. — Ты будешь сопровождать меня и будешь вести себя как подобает наследнику Вальмондов. Я позабочусь, чтобы у тебя не осталось отвлекающих факторов.       В этих словах прозвучала такая явная угроза в адрес Лео и его семьи, что кровь застыла в жилах Кайдена.       Он вышел из кабинета, и его шаги эхом отдавались в пустых коридорах. Он поднял руку и посмотрел на свою карту. Сила, которая позволяла ему останавливать вселенную, была беспомощна против «Подавления Воли» Синешаля и «Поглощения» Короля. Беспомощна против системы, которую строил его отец.       И тогда, в глубине его охваченного ужасом сознания, родилась мысль, которую он тут же отогнал как безумную. Мысль о силе, которая могла бы противостоять этой тирании. Силе, которая объединила бы не грубую мощь, а время и интеллект. Силе, которой не было в этом мире. Силе, рождение которой будет стоить ему всего.       Но пока он был всего лишь марионеткой в чужих руках. Наследником, обреченным на брак без любви. Другом, обреченным на предательство. И самым страшным было осознание, что он уже делает свой первый шаг на эту дорогу, ведущую в пропасть — шаг молчаливого согласия.