Красная метка

      Тишина в Зале Военных Карт была гнетущей. Лисандер стоял перед своим отцом, дедом и Синешалем, к счастью короля на месте не было, так как даже воздух звенел от его неудавшегося похода. Он не опустил головы, его поза была прямой, но он чувствовал их взгляды — тяжёлые и разочарованные. — И ты говоришь, они даже не оказали сопротивления? — голос герцога Вальмонда был тихим, что делало его лишь страшнее. Он обвёл взглядом грязные, пропахшие нечистотами доспехи гвардейцев, выстроившихся у стены. — Они оказали его именно так, как и планировали, — твёрдо ответил Лисандер, — их сопротивление было не в стали, а в тактике. Они доказали, что знают эти улицы и наши уставы лучше нас. Они сделали нашу силу бесполезной. — Бесполезной? — Синешаль мягко усмехнулся, поглаживая печать на своём перстне. Его оранжевая карта «Подавления Воли» мерцала, и Лисандер почувствовал знакомое ощущение давления, — дорогой мальчик, сила никогда не бывает бесполезной. Её просто нужно применять правильно. Ты пытался играть в шахматы с крысами в их норе. Не нужно играть с крысами. Нужно выкурить их. Выжечь их логово.       Ледяная волна пробежала по спине Лисандера: — В Каменных джунглях живут тысячи людей. Женщины, дети, старики, - кроме того он знал, что там живет его маленький друг Люциан. — Это колыбель мятежа! — голос герцога Вальмонда прогремел, наконец сорвавшись, — и пока она существует, она будет угрозой трону! Ты позволил им унизить корону! Унизить наш Дом! Твою слабость воспримут как сигнал. Сигнал к тому, что с нами можно так обращаться!       Кайден, всё это время молчавший, поднял глаза. В его измученном лице была не злоба, а знакомая Лисандеру боль. Боль человека, зажатого в тиски между долгом и совестью. — Отец… — начал он. — Молчи, Кайден! — отрезал герцог, — твоё мнение насчёт методов мы слышали достаточно. Лисандер, — он повернулся к внуку, и его взгляд был холоден, как сталь, — ты хотел доказать, что готов к власти. Так вот её цена. Порой нужно сжечь деревню, чтобы спасти королевство. Порой нужно сделать выбор, от которого сожмётся сердце. Эти… нелюди из трущоб, — он выдохнул это слово с нескрываемым презрением, — уже сделали свой выбор. Они выбрали хаос и анархию. А ты? Ты всё ещё хочешь играть в солдатика?       Лисандер смотрел на двух самых могущественных людей королевства и видел не мудрых правителей, а испуганных стариков, цепляющихся за власть единственным способом, который они знали — жестокостью. И он видел в их глазах ожидание. Ожидание, что он станет таким же. Они не знали, что лидер «Призраков» — его плоть и кровь. Для них это был просто безликий враг, «нелюдь». И эта мысль была одновременно ужасающей и… освобождающей. Они не знали, какую именно войну они ему предлагали начать. — Я понял урок, — тихо, но чётко сказал Лисандер. Его собственный голос звучал ему чужим, — больше такого не повторится.       Он не стал ждать ответа. Развернулся и вышел из зала, оставляя за спиной тяжёлое молчание. Урок был усвоен. Не урок тактики, преподанный Тейпом. А урок политики, преподанный его собственной семьёй. Чтобы победить монстра, нужно самому стать монстром. Или найти способ убить его, оставаясь человеком. Но второго пути, судя по всему, для него не существовало. ---       В это время на чердаке в Каменных джунглях царила атмосфера сдержанного и мрачного удовлетворения. — Их отступление было на 97% эффективным, — констатировал Тейп, изучая свежие отчёты своих наблюдателей, — временные потери их боеспособности оцениваются в 72 часа. Мы выиграли время. — Мы их оскорбили, Тейп, — Рей сидел на подоконнике, чистя под ногтем кончик своего ножа. На его лице не было улыбки, — унизили. А загнанный и униженный зверь — самый опасный. Они вернутся. И уже не с двадцатью гвардейцами. — Вероятность карательной операции с применением сил полевой артиллерии или подразделений, игнорирующих гражданские потери, возросла до 68%, — согласился Тейп, как будто речь шла о погоде, — поэтому мы должны эвакуировать небоеспособное население из эпицентра потенциального удара и подготовить новые асимметричные контругрозы. — Контругрозы? — Рей мрачно хмыкнул, — ты говоришь о заложниках? О минах на улицах?       Тейп посмотрел на него своими ясными зелёными глазами: — Я говорю о логике сдерживания. Чтобы они не решились на удар, цена этого удара должна быть для них неприемлемо высока. Мы должны сделать наши трущобы самым невыгодным полем боя в их истории.       В его голосе не было ни кровожадности, ни страха. Лишь холодная, неумолимая целесообразность. Рей смотрел на него и понимал, что его друг пересёк очередную грань. Тот, кто готов был ради победы использовать неудобные верёвки и тухлые овощи, теперь спокойно рассматривал возможность превратить свой дом в смертельную ловушку для тысяч людей, включая своих же.       Война меняла их всех. Лисандера она заставляла становиться более жёстким. Тейпа — более безжалостным. А Рей, глядя на Эвелин, которая тихо зашла в комнату с подносом еды, чувствовал, как в его груди сжимается камень. Он хотел защитить её. Но цена защиты, которую диктовал Тейп, грозила уничтожить всё, что они пытались спасти.