Красная метка

      Отступление Лисандера из Каменных Джунглей стало не поражением, а детонатором. Весть о том, как наследника трона и его элитных гвардейцев «выпроводили» из трущоб, не пролив ни капли крови, но основательно вываляв в грязи, разнеслась по городу со скоростью чумы. В тавернах Верхнего города её передавали шёпотом, со смесью страха и злорадства. В Нижнем городе — с молчаливым, растущим чувством собственной силы. «Призраки» были не мифом. Они были реальностью, способной поставить корону на колени.       Для Лисандера эти несколько дней стали временем глубочайшей внутренней переоценки. Он заперся в своих покоях, отменив все встречи. Перед его мысленным взором вновь и вновь проносились те унизительные кадры: летящая грязь, беспомощность его солдат, и тот спокойный, оценивающий взгляд рыжеволосого незнакомца на крыше. Но теперь к этим картинам добавлялся и леденящий голос деда: «Порой нужно сжечь деревню, чтобы спасти королевство».       Он подошёл к зеркалу и долго смотрел на своё отражение. На юношу с слишком взрослыми глазами. Он всегда презирал слабость отца, его нерешительность. А теперь сам оказался в той же ловушке.       «Что бы сделал он? — думал Лисандер, глядя на призрак Кайдена в стекле. — Сжался бы от боли? Или нашёл бы третий путь?»       Но третьего пути не было. Была лишь чёрно-белая дилемма, навязанная ему семьёй и врагом: стать палачом или быть жертвой.       Внезапно его взгляд упал на маленькую, грубо вырезанную деревянную лошадку — подарок, который Люциан вручил ему на их последней тайной встрече: «Чтобы у тебя был свой конь, Лис, самый быстрый!»       Мальчик и представить не мог, кому на самом деле дарит свою поделку. Лисандер взял лошадку в руки. Она была тёплой и несовершенной. В ней была жизнь. Та самая жизнь, которую ему предлагали принести в жертву ради «стабильности». Он сжал деревяшку в кулаке. Нет. Он не станет поджигателем. Он найдёт другой способ. Более изощрённый. Более холодный. Если лидер «Призраков» использует логику как оружие, то он, Лисандер, использует её как скальпель. Он найдёт болевые точки этого анонимного гения и будет давить на них, не разрушая всего вокруг. Его война с «Призраками» должна была превратиться в дуэль умов, а не в бойню. ---       Тем временем Тейп проводил свой собственный, куда более масштабный анализ. Информация, стекавшаяся к нему через сеть осведомителей, рисовала тревожную картину. Недовольство зрело не только в трущобах. Мелкие торговцы, ремесленники с зелёными картами, даже некоторые обедневшие дворяне — все они были недовольны налогами, коррупцией и тупиковой войной. — Мы ошибались в изначальной посылке, — заявил он Реймонду, указывая на сложную диаграмму связей, нарисованную углём на большом листе бумаги, — мы рассматривали государство как монолит. Это неверно. Это хрупкая экосистема, основанная на страхе и взаимозависимости. Наша цель — не разрушить её, а перехватить управление.       Рей скептически хмыкнул: — То есть? — Мы должны стать не просто «Призраками», вселяющими страх в стражу. Мы должны стать… альтернативой. Тем, кто решает проблемы. Кто обеспечивает порядок там, где корона бессильна. Кто даёт хлеб, безопасность и справедливость. — Ты хочешь стать королём трущоб, Яйцеголовый? — уставился на него Рей. — Я хочу создать параллельную структуру власти, — поправил его Тейп, — которая будет более эффективной, чем официальная. Когда люди увидят, что мы можем управлять лучше короны, их лояльность сместится. Легитимность власти определяется не титулом, а результатом.       Это был гениальный и безумный план. Вместо того чтобы бороться с системой, Тейп собирался её обогнать и сделать ненужной. Он видел в людях не статистов, а переменные в глобальном уравнении. И его следующий шаг был направлен не против гвардии, а против городского совета по снабжению. ---       В это же время на другом конце города Кайден Вальмонд, пользуясь суматохой и унижением сына, сделал свой, отчаянный ход. Через верного человека, того самого слугу Марсела, который годами вёл слежку за Лео, он отправил в Каменные джунгли короткое, зашифрованное сообщение. Оно содержало всего три слова: «Осторожно. Готовят огонь».       Он не мог открыто вмешаться. Он не мог предупредить сына. Но он мог попытаться предупредить Лео. Даже после всех этих лет, даже зная о новой семье Лео, он не мог допустить, чтобы пламя, которое разожгли он и его отец, поглотило их всех. Это был жест отчаяния. Изнанка той самой «слабости», которую в нём презирали. Но иногда, как понял теперь и Лисандер, именно слабость делает нас людьми. А в надвигающейся буре человечность становилась самым дефицитным и самым опасным товаром.