Красная метка

      В покоях Лисандера воздух снова был спертым, но теперь по другой причине. Он пах не пылью архивов или новой куклой-омежкой, а лекарственными травами — придворный лекарь только что ушёл, оставив после себя микстуру от мигрени и расплывчатый диагноз: «переутомление».       Лисандер отпил глоток горькой жидкости и отставил кружку. Еще два года назад он проигнорировал бы боль, загнав её глубже волей. Сейчас он позволил себе эту маленькую слабость. Он научился беречь силы, как берегут туго натянутую тетиву лука. Это был не признак усталости, а признак зрелости.       Перед ним лежал новый отчёт. Не о «Призраках», а с восточного фронта. Сухие строчки гласили о вспышке «окопной лихорадки» в трёх приграничных гарнизонах. Болезнь не была смертельной, но выводила солдат из строя на недели, подрывая и без того хрупкую оборону. Лисандер отложил пергамент. Это была логистическая и медицинская проблема. Но на полях он уже начертал: «Запросить данные: симптомы, скорость распространения. Сравнить с предыдущими эпидемиями». Его ум, привыкший искать закономерности, ухватился за новую задачу. Это было проще, чем думать о брате. ---       В Каменных Джунглях Рей втащил в штаб ящик с тёмными, непримечательными кореньями. — Говорят, это помогает от лихорадки, — бросил он, вытирая пот со лба. — На рынке скупают все запасы. Говорят, на фронте какая-то болезнь.       Тейп, стоявший у своей доски, повернулся. Его взгляд скользнул по кореньям, затем перешёл на Рея. За последние два года его друг стал... собраннее. Исчезла юношеская угловатость, движения стали плавнее и опаснее. Он был похож на клинок, прошедший закалку. — «Говорят» — ненадёжный источник данных, — констатировал Тейп. Его собственный голос, всегда бывший ровным, приобрёл лёгкую, новую глубину, — но массовая скупка — статистический факт.        Он подошёл к карте, но не городской, а той, что отображала слухи и перемещения:        — Нужно установить источник. Если болезнь дойдёт до города, наши системы лечебниц, основанные на эмпирике, не справятся. Требуется экспертиза.       В его глазах вспыхнул не страх, а тот самый интеллектуальный вызов. Он столкнулся с проблемой, которую его логика и уличная смекалка Рея не могли решить. Ему был нужен специалист. ---       Наиль стоял на коленях в грязи прифронтового лазарета, он привык к воздуху густому от запахов гноя, пота и дыма. Перед ним, на носилках, лежал молодой солдат, его тело пылало жаром, а на коже проступала странная сыпь, не похожая ни на одну из известных Наилю болезней. Жрец, стоявший поодаль, читал монотонные молитвы, призывая Лик простить «осквернённую плоть».       Наиль не слушал. Его пальцы, быстрые и точные, уже накладывали на рану солдата пропитанную самодельным антисептиком повязку — смесь из местных трав и спирта, рецепт которой он вывел сам, вопреки всем канонам. Он вёл дневник наблюдений, тщательно записывая симптомы, температуру, реакцию на разные составы. — Ты снова играешь в Лика, еретик, — раздался над ним голос старшего лекаря. Наиль не оторвался от работы. — Я играю в лекаря. И пока что это единственное, что держит этих людей в живых, — его собственный голос уже не был голосом испуганного омежки, за два года в нём уже звучала уверенность доктора, который слишком много видел, чтобы бояться пустых угроз.       Его не сломила ссылка, только закалила его. Он больше не сомневался в своём пути. Он знал, что его методы — единственный шанс против этой странной болезни. И он начинал подозревать, что эта болезнь — не случайность. Она была слишком... системной. ---       В тот же вечер Лисандер, несмотря на усталость, снова нашёл себя у границ Каменных Джунглей. Он не планировал встречаться с Люцианом. Ему просто нужно было увидеть свет в том окне.       И он увидел. Но картина была иной.       Люциан сидел не внутри, а на крыльце, его спина была прямой, а плечи — чуть шире, чем пару месяцев назад. Он не играл, а что-то чертил на грифельной доске, его лицо было грустным и серьезным. Он что-то доказывал Финну, и в его жестах была не детская горячность, а упрямая убеждённость взрослеющего омеги.       Лисандер замер. Он смотрел на этого почти незнакомого парня и чувствовал, как что-то сжимается у него внутри. Это была не просто ностальгия по утраченной невинности. Это было осознание, что время идёт безвозвратно. Игрушечный мир его тайных встреч рушился, уступая место чему-то более сложному, опасному и... настоящему.       Он развернулся и ушёл, так и не показавшись. На это раз он унёс с собой не облегчение, а тяжесть. Тяжесть понимания, что всё меняется. И он уже не может относиться к Люциану как к младшему брату. А это значит, что игра становится ещё сложнее.