Красная метка

      Болото встретило их стеной гнилостного смрада и цепких ветвей. Наиль, проваливаясь по колено в липкую жижу, следовал за молчаливым солдатом. Каждый хлюпающий шаг отдавался в его висках молотом боли и истощения. Он не видел тропы, но его проводник двигался с инстинктивной уверенностью человека, рождённого в этих землях.       Через несколько часов они выбрались на каменистый склон. Солдат остановился, указывая вперёд, где сквозь деревья виднелась дымка и смутные огни. — Граница, — хрипло произнёс он, — дальше - нейтральная полоса, а за ней... их патрули. Мне туда нельзя.       Наиль кивнул, переводя дыхание. Он вытащил из-за пазухи последний кусок лепёшки и протянул солдату: — Спасибо. Твое имя и имя твоего брата? Чтобы помнить.       Солдат покачал головой, отталкивая угощение: — Просто живи, лекарь. И сделай то, что должен. — Он развернулся и скрылся в темноте, как будто его и не было.       Наиль остался один. Перед ним лежала земля врага. Он сделал глубокий вдох и шагнул вперёд. Он нёс в себе правду, зашитую в подкладку, и семя надежды, которое могло прорасти лишь в чуждой ему почве. ---       В Каменных Джунглях Рей вернулся из своей вылазки к границе. Операция по отвлечению прошла успешно, но стоила ему двух человек. Он вошёл в штаб, скинул окровавленный плащ и, не глядя ни на кого, опустился на ящик, уткнувшись лицом в ладони.       Эвелин вошла тихо, как тень. Она не спрашивала ни о чём. Она подошла, встала на колени перед ним и взяла его руки в свои. Его пальцы были в ссадинах и засохшей крови. Она принесла миску с тёплой водой и травами.       Рей не сопротивлялся ее доброй воле. Он сидел, неподвижный, пока она промывала его раны. Он смотрел, как её нежные, но уверенные пальцы смывают с него грязь и кровь, и чувствовал, как каменная глыба внутри него понемногу крошится. — Я их отвел туда... и не привёл обратно, — прошептал он, глядя в пол. — Они знали, на что шли, — так же тихо ответила Эвелин, — они шли за тобой, потому что верили. И в тебя, и в наше дело.       Она подняла на него взгляд. В её глазах не было ни жалости, ни осуждения. Была сила. Тихая, несгибаемая сила, которая держала на себе весь их хрупкий мир.       Рей медленно, почти нерешительно, поднял руку и коснулся её щеки. Это было первое по-настоящему нежное прикосновение за всю его жизнь: — Я... я не могу потерять тебя, Эви, — его голос сорвался, — если что-то случится... из-за всей этой борьбы... — Тогда мы будем держаться вместе, — она прикрыла его руку своей ладонью, — до конца.       Их взгляды встретились, и в воздухе повисло всё невысказанное, что копилось между ними годами. Это был не страстный порыв, а обет. Тихий и оттого ещё более прочный. ---       Лисандер же, вопреки советам Синешаля, приказал выделить часть медицинских запасов для Нижнего города. Это был не акт милосердия, а холодный расчёт — чтобы болезнь не перекинулась в Верхний город. Но когда он подписывал приказ, он думал не о статистике, а о рыжем призраке, своём брате. Помогает ли он ему этим? Или, наоборот, даёт ему передышку, чтобы самому стать сильнее?       Его мучили эти мысли, когда он вышел в сад. И снова, как по проклятию, он нашёл там Люциана. Видимо он сопровождал своего отца Финна по делу. Юноша сидел на скамье, но не один. Рядом с ним была девушка, простая горничная из дворца. Они тихо разговаривали, и Люциан смеялся — тем самым серебристым смехом, который резал Лисандера словно нож.       Он наблюдал, как Люциан смотрит на девушку, и в его глазах читалось неподдельное, простое восхищение. И Лисандера пронзило острое, животное чувство, которое он не мог назвать. Это была не ревность. Это было... признание. Еще одно признание того, что Люциан взрослеет, что у него появляется своя жизнь со своими интересами. И ему казалось, что в этой жизни для «Лиса» не было места.       Он отвернулся и ушёл, чувствуя себя не просто одиноким, а чужим в собственном доме. Он был призраком, обречённым наблюдать за жизнью, которая проходила мимо, как и у его отца. ---       В это время на нейтральной полосе, пробираясь под колючим кустарником, Наиль наткнулся на королевский патруль. Он попытался скрыться, но его истощённое тело его подвело. Солдаты окружили его, направив копья. — Стой! Кто такой?       Наиль поднял голову. В свете их факелов было видно его лицо — не классическую, утончённую красоту западных омег, а нечто иное. Экзотичное. Резкие, словно высеченные из тёмного камня скулы, тёмные, почти чёрные волосы, заплетённые в сбившиеся от бега косы, и глаза — миндалевидные, цвета тёмного мёда, в которых горел огонь фанатичной решимости, чуждый покорности. — Беженец, — хрипло выдохнул он на ломаном языке королевства, — лекарь. У меня... информация. Для вашей власти.       Один из солдат грубо рассмеялся. — Лекарь? С Востока? Шпион, больше похоже! Вяжите его!       Наиля скрутили, но он и не сопротивлялся. Однако его план был в опасности. Но он был жив. И он был на нужной стороне. Теперь всё зависело от того, удастся ли ему донести свою правду до тех, кто сможет её понять.       До гения из трущоб, чей холодный ум, возможно, был единственным, что мог спасти их всех от оружия, против которого не было защиты.