Красная метка

      Три дня Наиль провёл в своей новой клетке — чистой комнате с койкой и столом, охраняемой снаружи. Его дневник ему не вернули, еду приносил Рей или молчаливая девушка-омега с разноцветными глазами. Лекарь из него пока не вышел — ему не позволили приблизиться к больным. Ярость непокорного омеги закипала в нём. Он начинал сожалеть, что его не убили.       На четвертый день дверь открылась без предупреждения, на пороге стоял Тейп. В руках он держал грифельную доску, испещрённую сложными формулами, и дневник Наиля. — Ваши наблюдения неполны, — заявил он без предисловий, бросая дневник на стол, — вы описали симптомы, но не построили модель распространения. Вы предполагаете искусственное происхождение, но не учитываете коэффициент передачи хвори в условиях скученности.       Наиль вскочил, темные глаза его полыхали: — Я не строил модели! Я спасал жизни! Пока вы тут играете в цифры, люди умирают! — Именно поэтому ваши данные нуждаются в структуризации, — парировал Тейп с убийственным спокойствием, — эмоции — плохой советчик в работе доктора. Вы подтвердили наличие неестественного происхождения болезни. Ваша гипотеза верна с вероятностью 94%. Но без точного алгоритма поведения этой хвори, любые наши действия будут неэффективны.       Он подошёл к стене и начал мелом выводить сложные схемы, связывающие плотность населения, частоту контактов, период, через который проявлялось само заболевание, выведенный из записей Наиля. — Смотрите, — его голос приобрёл одержимую интенсивность, — если ввести этот параметр... здесь... становится ясно, что традиционная изоляция бесполезна. Нужен точечный карантин на уровне домовладений.       Наиль слушал, и его гнев начал уступать место другому чувству — изумлению. Этот бесчувственный механизм за несколько дней не просто проанализировал его записи — он понял их суть и вывел их на уровень, недоступный самому Наилю. Он видел не деревья, а весь лес. И в этом было... пугающе впечатляюще. — Именно поэтому нам нужен ваш практический опыт, чтобы проверить эту переменную, — закончил Тейп, оборачиваясь. Он смотрел на Наиля, и в его зелёных глазах горел не холод, а чистый, ненасытный голод новых знаний.       Их взгляды встретились через комнату, заваленную схемами и медицинскими зарисовками. Это был момент первого их настоящего контакта. Не между тюремщиком и пленником, а между двумя умами, столкнувшимися с одной проблемой с противоположных концов. — Вы безумны, — прошептал Наиль, но в его голосе уже не было ненависти. Скорее было только потрясение. — Это наиболее эффективный способ решения задач, — поправил Тейп. Он сделал шаг вперёд, — вы будете работать со мной. Мы придумаем лечение, основанное на моей модели и ваших методах.       Это был не вопрос. Это был вызов! ---       Рей и Эвелин наблюдали за этим странным союзом из соседней комнаты через приоткрытую дверь. — Думаешь, он его не прирежет? — мрачно поинтересовался Рей. — Нет, — тихо ответила Эвелин, и на её губах играла лёгкая, понимающая улыбка, — смотри, они говорят на одном языке, только на разных его диалектах.       И правда, через час они уже стояли плечом к плечу над столом, уставленным склянками с образцами. Тейп выводил новые записи, Наиль — тут же предлагал практическое применение, споря, поправляя. Их диалог был резким, лишённым любезностей, но невероятно продуктивным. Они спорили о дозировках трав, и Наиль, в пылу дискуссии, схватил Тейпа за запястье, чтобы показать что-то на схеме.       Тейп замолк. Он посмотрел на загорелые пальцы, сжимающие его бледную кожу. Это прикосновение было не враждебным. Оно было каким-то инструментальным, что заставило его нервную систему дать сбой. Он никогда не позволял никому прикасаться к себе так просто.       Наиль, заметив его реакцию, резко отдернул руку: — Извините, я... — Неважно, — перебил Тейп, отводя взгляд. Его алгоритмы в умной голове кажется дали сбой. Переменная «тактильный контакт» не была просчитана. — Продолжайте. Ваше предположение о комбинированном отваре имеет смысл. Но нужно учесть соотношение веществ.       Они снова погрузились в работу, но между ними что-то изменилось. Появилась первая, невидимая нить. Нить взаимного уважения, проросшая сквозь трещины в стене предубеждений. И где-то в глубине, под слоями логики и гнева, для чего-то большего начала готовиться почва.