Красная метка

      Слухи, пущенные Лисандером, оказались ядовитее «Пятнистой немощи». Они не убивали тело, но разъедали нечто более хрупкое — веру. На очередном вызове к больному ребёнку помощник Наиля вернулся с синяком под глазом и пустыми руками. — Отец сказал, что мы — слуги Империи, — мрачно доложил парень, — и вышвырнул меня за дверь. Ребёнок бредит, но они предпочитают молиться.       Наиль молча сжал скальпель так, что костяшки побелели. Он видел этот сценарий раньше, в Империи. Слепая вера, побеждающая разум. Но здесь, где он нашел почву для своих методов, это било больнее.       Тейп наблюдал за ним. Он видел не просто гнев, а глубинную фрустрацию доктора-гения, столкнувшегося с иррациональным. Его собственный аналитический ум признавал эффективность атаки Лисандера. Ложь была проста, эмоциональна и потому легко усваивалась массами. Бороться с ней логикой было всё равно что пытаться тушить пожар, подливая в огонь уравнения. — Наши слова теперь не имеют веса, — констатировал Тейп, — нужен иной язык. Язык неоспоримых фактов. — И что ты предлагаешь? — с горечью спросил Наиль, — показать им органы после болезни? Они ничего не поймут, господин Торрен. — Нет, — Тейп подошёл к своему столу и развернул чистый лист бумаги, — мы покажем им разницу. Мы возьмём два соседних квартала с одинаковой статистикой по заболеваемости. В одном продолжим работу по нашему плану. В другом — прекратим всякое вмешательство. Потом мы представим всем данные через неделю.       Это был жестокий эксперимент. Он предполагал возможные смерти в контрольной группе. Но его бесстрастная логика не видела иного способа доказать свою правоту.       Наиль с ужасом посмотрел на него: — Ты хочешь использовать людей как подопытных, чтобы доказать нашу правоту? — Чтобы спасти большее их количество в будущем, — без колебаний ответил Тейп, — если мы не вернём себе доверие, эпидемия вернётся и убьёт тысячи. Это — меньшее зло.       В его глазах горела ледяная уверенность. И Наиль, к своему ужасу, понимал его логику. Это было чудовищно, но очень эффективно. Впервые он увидел не просто бездушного логика, а человека, готового нести бремя своих жестоких решений ради общей цели. И это пугало его гораздо больше. ---       Лисандер получил отчёт о первых успехах своей деятельности. Количество отказов от лечения в Нижнем городе выросло на сорок процентов.       Удовлетворение было мимолётным и горьким. Он выигрывал сражение, чувствуя себя не стратегом, а палачом.       Его мучила мысль: а что сделал бы на его месте Тейп? Нашёл бы более изящное решение без вреда для больных?       Он решил проверить границы своей новой, жестокой эффективности, вызвал к себе начальника королевской службы снабжения. — Лекарства и продовольствие для Нижнего города, — приказал он, — увеличить на пятнадцать процентов.       Чиновник с изумлением уставился на него. — Но, ваша светлость, с учётом эпидемии на фронте и вашей собственной политики в отношении мятежников… — Это не для «мятежников», — холодно прервал его Лисандер, — это для народа короны, страдающих от болезни. Или вы считаете приказы наследника предметом для дискуссий?       Это был ход в сторону. Попытка отделить образ милосердного правителя от образа жестокого борца с инакомыслием. Он ослаблял хватку одной рукой, другая же рука сжимала кинжал клеветы. Он всё ещё пытался играть по обе стороны, и это разрывало его на части. ---       Решение Тейпа о контрольной группе повисло в воздухе тяжёлым молчанием. Наиль категорически отверг его. Ведь для него каждый пациент был личностью, а не статистической единицей.       И тогда Рей, наблюдавший за их спором, неожиданно вмешался: — Есть другой способ, — хрипло сказал он,— Менее… твой, Яйцеголовый. Более мой.       Он объяснил свой грубый, прямой, но действенный план. Они найдут самых уважаемых в своих кварталах старейшин — не тех, что боятся, а тех, чьё слово имеет вес. Тех, чьих детей или внуков они вылечили. И эти люди, а не они, «учёные шарлатаны», пойдут по соседям. Своим словом, своим авторитетом. — Люди верят своим, — закончил Рей, — а мы для них всё ещё чужаки. Ты со своими формулами, — он кивнул на Тейпа, — а ты со своими восточными снадобьями, — взгляд на Наиля.       Это была простая, уличная мудрость, до которой не додумался ни гениальный ум Тейпа, ни опыт Наиля.              И она сработала.Через два дня старая повитуха миссис Элси, которую Наиль вытащил с того света, лично обошла полквартала, и двери перед помощниками снова начали открываться. Медленно, неохотно, но открывались.       В тот вечер Наиль, наблюдая, как Тейп с нескрываемым интересом вносит «фактор местного авторитета» как новую переменную в свою модель социального взаимодействия, не выдержал и рассмеялся. Это был первый по-настоящему лёгкий звук, прозвучавший в этих стенах.       Тейп поднял на него взгляд: — Что вызвало такую реакцию? — Ничего, — Наиль покачал головой, улыбка всё ещё играла на его губах, — просто иногда самое сложное уравнение решается самым простым способом. И наблюдать, как твой сложный мозг это открывает… это забавно.       Тейп смотрел на него — на расслабленные плечи, на улыбку, смягчившую его восточные черты, на живые огоньки в глазах цвета мёда и в его собственном сознании, среди цифр и формул, возникла новая тревожная и захватывающая мысль: вид увлечённого, улыбающегося Наиля был… эстетически приятен.       Это наблюдение не имело тактической ценности. Оно было лишним, но избавиться от него оказалось невозможно.