Красная метка

      Первым вернулось сознание. Осколки мыслей, медленно собирающиеся в единую картину. Жар. Дробный свет из щели в своде тоннеля. Боль в мышцах, странная и повсеместная.       Тейп открыл глаза. Первое, что он ощутил, — не запах сырости, а другой, глубоко въевшийся в его обонятельную память. Запах трав, пота, кожи и чего-то сладковатого, что он теперь безошибочно идентифицировал как запах Наиля. Запах, смешанный с его собственным.       Он лежал на боку, его тело прикрыто скомканным плащом. Рядом, прижавшись спиной к его груди, спал Наиль. Его тёмные волосы были растрёпаны, а на смуглой коже плеча проступали тёмные следы — отпечатки пальцев, синяки, следы зубов. Воспоминания обрушились на Тейпа лавиной. Не связными картинками, а обрывками ощущений. Горячая кожа под губами. Прерывистые стоны. Хриплый шёпот своего же голоса, произносящего нелогичные, дикие слова. Полная потеря контроля. Абсолютный, животный примитив.       Внутри него не было ужаса. Гон отступил, оставив после себя выжженную пустыню. Его разум, обычно заполненный непрерывным потоком данных, был пуст. Он просто лежал и смотрел на затылок Наиля, чувствуя, как под плащом их тела соприкасаются, и это прикосновение на этот раз вызывало не желание, а странное, непривычное спокойствие.       Наиль пошевелился. Его дыхание изменило ритм. Он не открывал глаз, но его тело напряглось, осознав близость.       Тейп почувствовал, как мышцы спины под его рукой стали твёрдыми, как камень. Минуту, другую, они лежали в абсолютной тишине, притворяясь спящими, оба не зная, что сказать, как смотреть друг на друга.       Первым не выдержал Наиль. Он медленно перевернулся, отодвигаясь на несколько сантиметров, чтобы создать хоть какую-то дистанцию. Его глаза были огромными, в них читалась усталость, смущение и глубокая растерянность.       Тейп смотрел на него. Его аналитические способности всё ещё были выключены. Он мог только констатировать факты: Наиль здесь. Он жив. Он не смотрит на него с ненавистью. Скорее с... осторожным, испуганным любопытством. — Ты... — голос Наиля сорвался на шепот. Он был хриплым. — Ты в порядке?       Вопрос был настолько нелепым, настолько не соответствующим тому, что произошло, что Тейп не нашёл, что ответить. Вместо этого он поднял руку и очень медленно, давая Наилю время отстраниться, коснулся синяка на его плече.       Наиль вздрогнул, но не отпрянул. Его взгляд приковался к пальцам Тейпа на своей коже. — Я причинил тебе вред, — констатировал Тейп. Его голос был ровным, немного опустошенным. — Ты... не совсем себя контролировал, — тихо ответил Наиль, отводя взгляд. — Это не оправдание. Это объяснение.       Объяснение не отменяет последствий. Он убрал руку. Тишина снова сгустилась. Теперь в ней висели невысказанные вопросы. «И что теперь?» «Как нам смотреть друг на друга?» «Что это изменит?»       Их спас от необходимости сразу на них отвечать приглушённый голос у входа в тоннель. Это был Рей. — Тейп? Наиль? Вы... э... живы там?       Тейп сел, натягивая на себя остатки одежды. Его движения снова стали точными, экономичными. Маска возвращалась на место. Но под ней теперь бушевала не логика, а хаос из стыда, остаточной животной удовлетворённости и нового непонятного спокойствия. — Мы выходим, — сказал он, и его голос снова приобрёл привычные металлические нотки. — Есть работа.       Когда они, избегая смотреть друг на друга, вышли на свет, Рей окинул их быстрым, оценивающим взглядом. Он увидел помятость, синяки, неестественную скованность в движениях Наиля и ледяную, почти злую собранность Тейпа. Он ничего не спросил. Просто кивнул. — Пока вы... отсутствовали, — он выбрал слово тщательно, — пришло сообщение из дворца. От самого Лисандера Вальмонда.       Тейп нахмурился, его брови сошлись. Возвращение к реальности было резким и болезненным: — Какое сообщение? — Он требует встречи. Говорит, что касается эпидемии и... информации об её источнике. На нейтральной территории.       Война напоминала о себе. Мир с его политикой, интригами и смертельной угрозой не собирался давать им времени разобраться в том, что произошло в тоннеле. Их личная буря закончилась. Начиналась другая. И теперь им предстояло идти на эту встречу не просто как союзники по необходимости, а как два человека, связанные гораздо более прочной и сложной нитью, о которой никто из них не был готов говорить.