Бегущие от демонов за солнцем: воскресший детектив и физхимик-асура

— Кто-то записал личный счет господина Хана на имя некого господина Юкидзи, якобы, используя подписанную доверенность. Никто из сотрудников не помнит, чтобы он обслуживал кого-то с такой операцией, а камеры в банке отключили на момент переписи, но одна сотрудница утверждает, что она сделала это случайно. Так что полиция бессильна, — Хисен пожал плечами, — Сотрудницу уволили. И теперь, чтобы вернуть деньги господина Хана, нужна подпись этого господина Юкидзи, но телефон не отвечает, а дома пусто, хотя он там действительно живет, — и облокотился о свой стол, указав рукой на верхнюю фотографию, — Это господин Хан, а ниже идет круг подозреваемых, которые могли такое провернуть, — он имел ввиду пять красных нитей, протянутых к фотографиям мужчин и одной женщины, — Господин Хан сам назвал их. — Ты их уже проверил? — Да. — И умер? — Фугон сложила руки на груди, вскинув бровь. В ответ Хисен поморщился. — Да. Когда проверял его команду, — и указал на крайнего подозреваемого. Это был блондин средних лет с аккуратно зачесанными набок волосами. Лицом он напоминал рыбу: овальная форма, грубые выпуклые губы, большие серо-голубые глаза, почти незаметный тонкий нос. Фугон прищурила глаза. — Что за команда? Когда сзади раздались шаги. Развернувшись, Фугон наткнулась на ладонь Мичайо, протягивающую красный дымящийся напиток. — Твой чай. — Спасибо, — очаровав улыбкой рыжего, что он аж подался вперёд, и параллельно принимая белую чашку, она развернулась обратно к Хисену, — Так что за команда? — О чем это вы? — стоило золотой линии Мичайо снова потянутся к уликам, как Хисен тут же поймал ее и разорвал. Фугон подула на чай, пока ждала ответа на свой вопрос, а рыжуля развернулся и побрел куда-то по коридору. Хисен как ни в чем не бывало указал на господина Хана: — Господин Хан — владелец археологической кампании. И он присваивал некоторые найденные сокровища себе и продавал их. И его команда об этом знала. После того, как и я это узнал… —...Ты умер. Он кивнул. — Главный археолог что-то скрывает. Мне пока лучше залечь на дно, — и облизнул губы, — Вот здесь-то и нужна ты. Фугон только кивнула, ещё раз подув на чай. — Я все выясню.

***

Ее провели в светлую гостиную. Просторную, как мир, и дорого обставленную. Сразу видно, что гостиная главного археолога в кампании. Перед глазами сразу вставала линия высокой светлой мебели, стоящей у бежевой стены с яркой желтой полосой под потолком, точно на выставке. По краям возвышались широкие окна в пол, как в бюро, где работает Хисен. А между диванами и креслами устроились дорогие вазы с цветами. — Здравствуйте, — раздался сзади приятный баритон. За Фугон нашелся высокий и статный мужчина средних лет в светло-желтом костюме и уложенными, как на фото, волосами. Ясные глаза смотрели довольно радушно. Без подозрения. — Здравствуйте! — Фугон приветливо улыбнулась. Неискренне конечно. Мужчина улыбнулся в ответ и добродушным жестом пригласил присесть, а затем помахал кому-то позади рукой. Когда Фугон присела, в комнату вошел коротко стриженный брюнет с огромным носом, который прям врезался в память, неся поднос с черным чаем и песочным печеньем. После того, как поднос оказался на столе, Фугон поймала себя на том, что засмотрелась на этот нос, в то время как на нее выжидательно смотрел главный археолог. Откашлявшись, она поправила свободное белое шерстяное платье с маленькими черными бусинами на груди и достала из кармана блокнот с котятами. И мило улыбнулась. Потому что главный археолог смотрел на нее чуть ли не с родительским умилением. И это ей на руку. Откинувшись на спинку кресла, Фугон раскрыла блокнот и прищурилась, глядя на главного археолога. — Ну что ж, — на перламутровой, как рыбья чешуя, коже растянулась улыбка, — Моё имя Габриэль Пасшенет, я главный археолог кампании Хан-археолоджи. Моя жена — Белла Пасшенет — француженка, которая ради меня выучила мой родной язык — американский английский со всеми его особенностями. После она согласилась поехать со мной в Японию, — он шире улыбнулся и наклонился к Фугон, — И после подобного Вы правда считаете, что она может мне изменять? — и прищурился. — Если бы Вы были так уверены, то не согласились бы дать мне интервью, — Фугон положила подбородок на кулак, — Может, она устала от всего, — и на миг замерла, но быстро пришла в себя, тряхнув головой, — Этого. — С вами всё в порядке? Она кивнула. — Всё хорошо, — и перекинула ногу на ногу, развернувшись к двери. На ней висел золотистый дождик, тревожимый лёгким ветром из приоткрытого окна. Фугон только сейчас вдруг вспомнила, что его открыл тот же человек, что и принёс чай. Это умиротворяло. Фугон явственно ощущала свою внимательность к деталям, что способна их запоминать. В голове как раз вовремя всплыло: — Если бы Вы были так уверены, то не согласились бы дать мне интервью Так что она смело развернулась обратно к Пасшенету: — Возможно, Вы были с ней не до конца честны о своей работе? — и уставилась в невинные глаза также обличающе, как настоящий журналист. Он замер. И… Все. Фугон закусила губу. Его реакция не давала ни намека, является сказанное правдой или может быть ложью. Чтобы лучше ее понять, наверное, стоило поговорить с ним сначала на отвлеченные и немного личные темы, а там проанализировать. Умиротворение словно сквозняк сдул, оставив внутри вспыхивать тревогу короткими ударами в ритм часов над дверью… Которые Фугон тоже не заметила из-за своей невнимательности и поспешных выводов... Она прокусила губу до крови. А Пасшенет только продолжал сидеть в закрытой позе и пронзать ее непроницаемым взглядом. А часы все стучали в такт вспышкам тревоги. А Пасшенет на это внимания не обращал, продолжая смотреть. Смотреть. И еще раз смотреть, замыкая круг. Фугон уже хотела схватиться за голову, однако оную резко прострелила одна единственная ясная мысль: — Расслабься. Хриплый голос Хисена только усилил тревожное чувство… Плавно превратив в азарт. Раз уж выбрала путь, то иди. — Возможно, что у вас есть другие сокровища помимо жены? — Фугон заострила все внимание на сидящем напротив мужчине. Тот сохранил свою непроницательность. Сейчас. — Любовницы, — она усмехнулась, — Например. Но на лице того отразился всего лишь шок вместо ожидаемого облегчения, которое выдало бы его с потрохами. Он несколько секунд просидел с приоткрытым ртом, прежде чем спросить: — Простите? — Я отойду? — Фугон невинно склонила голову. Он хлопнул глазами. — Да, конечно.

***

По узорчатому полу с каждым ее шагом меняли свое расположение ажурные тени от окон. Оные располагались чуть ли не под самым потолком, пуская закатное сияние бродить по золотистым стенам с такого же цвета штукатуркой. Фугон и сама брела подобно этому сиянию по молочным завиткам мрамора, неспеша переставляя высокие кожаные ботинки. Взгляд блуждал по сторонам, то и дело встречая самого себя в начищенных стенах. С золотистой каймой. Как же Габриель любит золотой. Словно песок под знойным солнцем. Ах да. Он же археолог. Но тут точно по строгой команде Фугон застыла. В коридоре эхом отдались ее последние шаги. Следующие оказались настолько тихими, что смешались с шелестом ветра, идущим из приоткрытых окон. Фугон наклонилась к стене и присмотрелась. Золотистая кайма блестела. Словно металл на солнце. Она резко вдохнула и приблизила к ней лицо, медленно открывая рот и… Лизая. На языке зазудело. А на небе медленно заклубилось тянущее ощущение… …И Фугон судорожно осмотрелась… …Ведь во рту явно ощущался металлический привкус. Тот конец коридора, где находилась гостиная, остался небольшой полоской между стен. Она уже так далеко отошла? Из груди вырвался удивлённый ох… …Когда услышала вкрадчивый голос из ниоткуда: — Фугон? — Черт! — ее шепот не пересвистел бы никакой ветер, — Хисен, зачем так пугать?! — и с недовольной миной она быстро достала из кармана наушник, — Ты бы хоть громкость убавил! А то услышат, — затем засунула в ухо. — Ты что-то нашла? — прозвучал равнодушный ответ, но уже намного тише. — Аргх, да, — она оперлась плечом о стену и подцепила пальцами микрофон, замаскированный под бусинку, — Мне кажется, он переплавляет найденные сокровища. Тут на стенах везде узоры из золотого металла, — и тут точно на мушке, под прицелом взгляда от золотистой каймы начала медленно расти золотистая линия, — Подожди. Фугон на миг оглянулась, пока линия, означающая связь, завихрилась в свежем воздухе. Хисен пару секунд помолчал. — В таком случае у него дома ты ничего не найдешь… Фугон поняла, как была напряжена только после того, как золотистая линия, наконец, показала, где искать связь с этим золотом. — Ты прав, линия связи идет в окно, — потусторонняя нить колыхалась от сквозняка, — Только, — ее взгляд рассредоточился под внезапной задумчивостью, — Почему она появилась именно сейчас? Хисен ничего не ответил. — Он серьезно не отправил с тобой слугу? Фугон все так же задумчиво осмотрелась. — За мной точно никто не следит. — Куда ты сейчас собираешься? — В самое неочевидное место, — она двинулась вперед, — Если он не отправил со мной слугу, то в местах вроде кабинета или спальни вряд ли что-то будет, — Фугон облизнулась, — Только вот куда? — Иди в туалет. Она недоверчиво скосила глаза на наушник — Чего? В ответ раздалось молчание. Фугон лишь вздохнула. — Ладно… — и вскоре оставила коридор с разрисованными золотом стенами позади.

***

Туалет, конечно же, тоже украшали массивные золотые узоры, а вот керамическая плитка отличалась ярким голубым оттенком. Как оазис в пустыне. Хех. Наклонив голову, Фугон с непроницаемым выражением лица замахнулась ногой и что было силы пнула стену. Стук оказался глухим. — Ты на месте? — сразу же раздался голос из наушника, Фугон даже на миг показалось, что Хисен следит за ней, стоит позади. Она даже повернула голову немного назад, осведомляя: — Да, я здесь, — и пнула другую стену. Снова глухо. — Отлично, — но равнодушный ответ рассеял все подозрения о слежке… …И заставил невесело усмехнутся, пока в наушнике звучал уже ослабший хрип: — Внимательно осмотрись. Что ты видишь? — Ну, помимо того, что это туалет, — она страдальчески вздохнула, — Нет, я ничего подозрительного не вижу, — пару минут Фугон молчала, постукивая по стенам, — Неровностей или пустых пространств в плитке нет, — и облокотилась спиной. — Отлично. Что? Она замерла. — Что? — и прижала наушник, — Я, кажется, плохо расслышала… — затем судорожно осмотрелась. — Возвращайся, — Хисен звучал так спокойно, что аж зубы сводило. — Ты сейчас серьезно?— губы сжались, — Мы же ничего не нашли, — и Фугон склонила голову, — Так зачем? — Потому что мы ничего и не найдем. Если он переплавляет золото, то в доме, помимо каких-то документов, ты ничего не найдешь. Но ты сама сказала, что связь с золотом заканчивается не в доме, — Хисен вздохнул, — А за тобой сейчас могут следит, так что лучше пойти туда, куда сказала. Фугон вышла из туалета, параллельно обдумывая слова напарника. Осмотрелась. — Ты имеешь ввиду слежку по камерам? — пришла идея, когда взгляд поймал маленький черный шарик в углу. — Возможно.

***

— В таком случае, не могли бы Вы рассказать о ваших общих с женой увлечениях? — Фугон решила воспользоваться осознанием своей ошибки и узнать, а, главное, проанализировать реакцию Пасшенета на разные вещи. И понять, что значила та игра в гляделки. В это время Габриель мило улыбался, сложив руки в замок на коленях. — Коллекционируем вазы, — он изящно вытянул руку, указывая ладонью на извилистый темно-синий сосуд с черным драконом, в котором стояли пышные желтые цветы, причудливо перевязанные ажурной синей лентой, — Я дарю ей цветы, из которых она потом собирает профессиональные букеты. Фугон даже засмотрелась. А потом прищурила глаза, не смотря на собеседника, и как-то туманно отозвалась. Почему-то вокруг словно дым сгустился. — А она Вам что-нибудь дарит?.. — Свою любовь, — вопреки ожиданиям, вместо раздраженного голоса, в его скользила лишь мечтательность, точно говорил он с этими самыми цветами. На Фугон эта мечтательность вкупе со странным дымом действовала как наркотик. А Габриэль мягко продолжал: — Гуляет со мной в пустыне, всегда соглашаясь поехать в экспедиции, тянет с собой даже в СПА и на маникюр, где всегда можно поговорить с приятными людьми и показывает мне этот мир с совершенно разных сторон… — он на миг сделал паузу, и, обернувшись, Фугон увидела только широкую улыбку; дым рассеялся, — Она необыкновенная, и я готов простить любую измену, — он неожиданно сорвался с дивана и присел перед Фугон на корточки, — Так что и Вы простите ей, если так уверены в этом. Хотите, я могу провести Вас в мой кабинет, и так Вы сами сделаете выводы о моей работе?.. И все это время он не переставал улыбаться… —...И я верю, что как журналист Вы обязательно напишите о нас достойную статью, или же мой рассказ послужит благому делу, чем бы Вы не занимались, — последние слова странной нугой растянулось внутри ее головы. Фугон приоткрыла рот, чувствуя, как что-то внутри странно растягивается… …Утягивает все, чтобы она… …Наконец, решилась на безрассудство: — Вы не могли бы, — голос зазвучал тихо-тихо, но убедительно, — Показать мне список всех, кто мог переписать счет Хана на другого человека? — практически повиснув на этой возможности, она крепко вцепилась в Габриеля внимательным взглядом. Тот тихо посмеялся и кивнул.

***

Хисен вел машину, сохраняя молчание, а Фугон занималась тем же, сидя рядом. Что удивительно, он совсем не ругал ее за безрассудство, а равнодушно прошел к машине и спросил, поедет ли она с ним проверять некого Якудза, которого назвал Габриель. И теперь они ехали вместе. Хотя салон и был просторным, с высокими окнами, пропускающими предзакатные лучи, он словно бы заливал темными оттенками со стен сам воздух, в котором витал запах чернослива. Фугон скосила взгляд на владельца машины. Такой же темный, хоть и купается в солнечных лучах, прищуривая глаза. В голове против воли возникла противная мысль. «Откуда у него столько денег на большую машину? Из богатой семьи? И почему же в этом случае он такой унылый?» — Это машина Мичайо, — не поворачивая головы, Хисен убрал одну руку с руля. Она усмехнулась. И не отвела взгляд, чем, все-таки, вызвала ответный… Увидев его в профиль. Тонкие волосы чуть слиплись, и в солнечном сиянии открывались длинные брови, становясь от света полупрозрачными, что заставило Фугон тихо засмеяться, а Хисена выгнуть одну. Не такой уж и темный. Она перевела взгляд ниже, пока была такая возможность. Сквозь беспорядочные темные волосы пробивался сизо-желтый блеск впалых щек, а под темными глазами вместо синяков мерцала бледная кожа, что почему-то успокаивало. Он не из тех, кто тратит силы зря. Кто убивает, расходуя все, что видит вокруг. И себя в том числе. И Фугон застыла в разглядывании. Почему-то он напоминал сейчас те желтые цветы в темной вазе бомбера. Его ведь тоже создала таким чья-то любовь. Синяя, как дождь, что придал ему такой хмурости и ярко-желтая, как солнце чувства справедливости, наверняка горящее в нем. Детектив же, даже после смерти. Он отвернулся, а взгляд Фугон заволокла задумчивая пелена, вызывающая старую грусть. И, пока на парня упала тень от туннеля, а Фугон лениво устроилась на сидении, переведя рассредоточенный взгляд в окно, в голове начали нарастать воспоминания: — Любовь — это защита от неизвестности, — холодный дождь старался, но не мог заглушить слова брюнетки, — Она всегда что-то, да представляет из себя. Фугон провожала пустым взглядом капли, теребя ногами над городом под крышей. Дзисацу постояла немного за спиной, а затем неспеша подошла, хлюпая по бетону, и устроилась рядом на холодном металлическом каркасе. Фугон не смотрела на нее, но знала, что Дзисацу смотрит. Ожидает. И она знала, чего. — В таком случае любовь — это дождь, который идет только из туч, даря жизнь цветам, — руки не сильно держались за металл, а глаза с тем же усердием взглянули на Дзисацу из-под висков, голова даже не удосужилась повернуться. И было в таком взгляде что-то родное. Так смотрели на того, кого несмотря ни на что послушают. Ведь явно нехотя, но смотрели. Так должна была смотреть не только Фугон, но и Дзисацу. Но она уставилась вниз, на город. И, стоило ей открыть рот, как демоны столкнули ее с крыши. Мысли пролетали подобно дождевым каплям. «А способен ли Хисен чувствовать любовь?» Пока она рассматривала каждого, кто попадался на пути из дома Габриеля, то задавала себе этот вопрос обо всех, кого видела. Любят они и любимы ли? Что мешает им ощутить настоящую любовь? То, что их тучи, их проблемы — не серьезные проблемы? И тут невольно вспоминался Хисен, который прошел через столько туч… Но при этом оставался таким отстраненным от мира… Дождь, который пойдет из этих туч, опоит ведь явно не обычные цветы? Похожая этим на Дзисацу, Фугон чувствовала азартный интерес и хотела увидеть эти цветы. Но прежде чем развернуться и заговорить, она ощутила, как в душе поселилось странное чувство. Все ее внимание перелетело на тротуар, где взгляд зацепился за странную девочку в белом платье, державшую над головой газету. Прохожие словно не видели ребенка, проходя мимо, заслоняя ее. Но Фугон видела. И газету, на которой застыло лицо жены Габриеля, почему-то разглядела ясно, прежде чем девочка скрылась за краем окна…

***

На горизонте быстро догорало закатное сияние, оставляя в чистом воздухе светится миллионы полупрозрачных золотистых линий связей. Они вязко тянулись, запутывались друг в друге, как провода на линии электропередачи. Они были толстыми, не рассекающими воздух, а, наоборот, купающимися в нем, как осадки в химическом растворе. Далекие от каждой линии, как странники, ориентирующейся на звезды, по этим линиям старались соориентироваться мимолетные взгляды, кои Хисен отправлял во все стороны, идя по дороге между грядой традиционных японских домов. Хисен редко бывал в спальных кварталах Асакуса, но дома здесь и вправду сочетали в себе современную причудливость и традиционную красоту. Пахло чем-то сладко-соленым, что клубилось в легких будущей причиной для хрипов, похожих на хруст огромной черной подошвы Фугон. Она уже успела переодеться в светлую с темными росчерками мужскую футболку поверх белой рубашки и армейские черные штаны на низкой посадке. Фугон поймала его взгляд и развернулась. — Что-то не так? Если хочешь сказать — говори перед тем, как мы зайдем, — она с серьезным видом качнулась на носках, блеснув серебристыми пряжкой на черном чокере и подвеской ввиде крестов. — Думаю, нам стоит надавить, но для начала дай мне двенадцать минут и последи за линиями связи, — рука вытащила из кармана документ, и Хисен протянул его Фугон, — Раз ты не увидела связь с договором Хана у господина Пасшенета, то глянь у господина Якудза, — ветер стремился вырвать из пальцев тонкую бумагу, так что Хисен хотел было обхватить чужую ладонь, но та подняла палец: — Ты же понимаешь, что связь может быть исключительно между Ханом и банком? — она снова качнулась — Это ненадежно, лучше опирайся на свои двенадцать минут. Хисен скорчил лицо. — Это надежно! — и всучил ей документ, — Я пошел с тобой не только, чтобы быть приманкой, но и чтобы ты использовала это. Я просто хочу понять, как работает наша сила, — эти слова прозвучали уже вместе с шагами дальше по дороге, — Лучше использовать все возможные зацепки и раскрыть дело. Против воли, но он обернулся и, перехватив недоверчивый взгляд Фугон, нахмурился: — Верь мне. Пошли. — Ох, — она схватилась за лоб, — Подсказывает мне интуиция, что это не так работает, — и плавно двинулась следом.

***

Кажется, дом был похож на своего хозяина. Дом господина Якудза не выделялся из остальных домов. Витьевато изогнутая серебристая черепица в виде волн, омывающих желтоватый бетон с розовыми балконами, прячущимеся друг за другом. Невольно возникала ассоциация с земным шаром. И, конечно же, традиционную легенду о драконе, живущем под землей, олицетворяли деревянные шесты, поддерживающие крышу и окончательно скрывающие балконы, точно захватывая добычу лапами. Весь из себя закрытый, он только омрачал владельца. Хисен предположил, что в глазок долго вглядывались, прежде чем дверь открыл ухоженный мужчина средних лет в серой футболке без пятен пота. И это помогло понять, что добродушные глаза явно что-то в себе пытались скрыть. Ведь зачем быть приветливым с теми, кого так долго и подозрительно рассматриваешь? — Здравствуйте, — послышалось от Фугон, — Мы пришли поговорить от лица Габриеля Пасшенета. Впустите? Сначала мужчина молча осмотрел их с ног до головы, а потом все-таки распахнул узорчатую деревянную дверь. А приглушенный свет солнца из-за спины выделил сжатые губы. Хм. Затем он чуть ослепил, отразившись от начищенного паркета и усиливая светлые оттенки убранства. На противоположном от двери конце в красном дереве было вырезано прямоугольное окно, сквозь которое мерно колыхался пучок золотистых линий. Все такое… Раздельное и светлое. Почему-то в душе Хисена поселилось чувство потери. И силы одновременно. Остальные линии расходились влево и вправо от гостиной. Когда Хисен закончил осматриваться, то обнаружил себя сидящем на диване, пока на столе дымился свежезаваренный черный чай. Подняв голову на Фугон, устроившуюся рядом, он сцепил руки в замок и задумчиво поинтересовался: — Куда отошел господин Якудза? — она с любопытством его осмотрела, и только затем ответила, приподняв бровь: — В туалет. — А в какой он стороне? Не дождавшись второго ответа, Хисен рванул за золотистой линией, протянувшейся из головы Фугон вперед. Перегородка слева и фреска с морем справа слились в единый тоннель, обволакивающий путеводную нить, в погоне за которой Хисен чуть ли не бежал. Благо, такой огромный дом это позволял. Ворвавшись на развилку, Хисен быстро оглянулся, убедившись, что Фугон за ним не следует и исчез в темном коридоре. Он вел его в сторону давно неиспользуемых комнат и мимо завядших цветов. В забытую обитель, давно оставленную господином Якудза. Ведь там, где туалет, обычно находятся и жилые комнаты. А разве может в таком огромном доме жить один человек? И если комнаты заброшены… То кто в них раньше жил?

***

В доме стоял приятный солоноватый запах, вперемешку с терпким ароматом чая, который находился совсем близко к носу во время глотка. — Знаешь, меня всегда раздражало, что людям все под нос сунуть надо, чтобы они, наконец, узнали истину… Фугон усмехнулась от слов Дзисацу. — А для меня это стало последней каплей, — она проследила за паром, вышедшем изо рта. В апреле цвела не только сакура, но и всепоглощающий ночной холод, от которого руки Фугон прятались в карманы, а ноги подрагивали на металле, мороз которого проходил сквозь джинсы чем-то терпким и ярым. Дзисацу же, напротив, сидела голыми ногами, расставив ладони по обе стороны и, казалось, даже не ощущала озноба. Сердце пряталось под ребрами и мышцами, ударами заставляя их жить, качая ради них теплую кровь, очищенную кем-то другим. По сути сердце жило пустотой чистой крови. Так бы и сказала Дзисацу. Но… — Правда… — Фугон посмотрела на собеседницу прямо и ясно. Черная кожаная куртка отливала синевой, словно звезда, похожая на сердца, потому что она ударяла светом только от того, что перерабатывала пустоту неба. Сырой туман щипался в горле. Наверное, так звезды и щипали простой истиной прямо в сути неба. Чтобы светится и давать возможность согреться. — Правда… — Фугон, наконец, отвела взгляд от куртки, так выделяющейся на фоне серых и плотно прилегающих друг к другу городских районов, умещающихся в вид с крыши обычного здания, — Эта истина просто ярче всего остального, — что-то поднялось из сердца в голову, ослепляя, — Она не под носом, она всегда до него дотягивается… Просто… — Фугон говорила на последнем вдохе, — Нечему ее останавливать, она ведь подразумевает понятие и принятие всех, противостоит всему, что может нарушить интересы всех. Это простая чистота… — глаза обожгло, — Почему… Почему так сложно принять самое простое и сильное..? — и она просто уцепилась за эти слова, как за то последнее, что даёт смысл жить. Фугон на тот момент еще услышала лишь: — Это слабость и пустота. Чай мягко отлип от теплых губ. Сейчас она кое-что поняла. Застыв в одном положении, она не могла пить дальше, для этого нужно наклонить чашку. Нельзя останавливаться. Это то, что имела ввиду Дзисацу. А бороться можно и за слабость с пустотой. — Вы… — она откашляла чайную горечь, прежде чем откинуть с груди волосы и выпрямиться, — Вы когда-нибудь любили? Чашки одновременно стукнулись о стол. — Полагаю… — он на миг задумался, — Габриель соизволил допустить, что не только он может любить? — и оперся локтями о колени. Фугон позволила себе ухватиться за тот свет, что расцветал внутри об одной мысли о Габриеле и его любви. — Да, но так, как он… — голос запел, — Способны? Она так всмотрелась в янтарные глаза, что совсем забылась в их глубине. Этот свет был дороже расчетов и подозрений. Особенно когда Хисен итак уже нашел все необходимое. Сердце спокойно отстучало двенадцать минут со светской беседы о нюансах работы и о проблемах с животом Хисена. Просто свет привычно заставлял его биться. И бежать за солнцем. Так что Фугон встала и пошла, позволив себе оглянуться в окно перед самым выходом. Над городом золотистых нитей, проводов и слипшихся районов крепились между собой песчинки облаков, словно пазлы, соединяя разные оттенки красного. Вечером их огонь как будто загорится в фонарях все теми же газами с вольфрамовыми нитями, светящимися от тепла. Как сердца, что заставляют жить районы. Ведь кот Шредингера есть, только когда его видно в коробке? Сердце Фугон успело отсчитать ровно тридцать семь секунд, когда ее ладонь обхватила чужая, толкающая за собой к выходу. Туда, где еще совсем недавно за их спинами догорало солнце