Шрам к шраму

Глава 20,. Жар испанской ночи Возвращение с ночных улиц Барселоны на их виллу было наполнено тем особенным ощущением лёгкости и свободы, которое дарит отпуск. Они были немного выпившими, загорелыми, пахнущими морем и счастьем. Лера и Влада, уставшие, сразу разошлись по своим комнатам — их тихое, зарождающееся сближение пока требовало пауз и осмысления. Полина и Ирина остались у бассейна. Ночная вода казалась чёрным бархатом, в котором отражались звёзды и огни виллы. Воздух был тёплым, густым, обволакивающим. Полина стояла у края бассейна, скинув сандалии и болтая босыми ногами в воде. Испания, безумие последних дней, дурацкие ссоры и смех с Лерой — всё это сбросило с неё тот самый панцирь, в который она постепенно закаменела дома. Она чувствовала себя лёгкой, почти невесомой. Ирина наблюдала за ней, прислонившись к дверному косяку. Она видела, как лунный свет ложится на полинины плечи, на чёткий контур её татуировок, на влажные от воды ноги. И что-то давно забытое, острое и жгучее, шевельнулось глубоко внутри. — Что? — Полина почувствовала её взгляд и обернулась. Её глаза в полумраке блестели, как у кошки. — Ничего, — Ирина улыбнулась, подходя ближе. — Просто смотрю на тебя. Настоящую. Полина фыркнула, но не стала отшучиваться. Она смотрела на Ирину — на её длинные волосы, растрёпанные морским бризом, на её губы, на её фигуру, освещённую мягким светом из гостиной. И почувствовала ответный толчок где-то внизу живота. Не просто влечение. Голод. — Надоело быть настоящей? — она бросила вызов, но её голос звучал низко и хрипло. — Нет, — Ирина подошла вплотную, так, что их тела почти соприкоснулись. — Надоело быть сдержанной. Она протянула руку и коснулась татуировки на полинином запястье — их общего символа. Пальцы были тёплыми, почти обжигающими на прохладной коже. Полина не отстранилась. Наоборот, она наклонилась и прижалась губами к её шее, чуть ниже мочки уха. Это был не нежный поцелуй. Это был укус. Звериный, полный немого вопроса. Ирина вздрогнула и издала короткий, сдавленный звук. Её руки сами нашли полинины бёдра, вцепились в джинсы, притягивая её ближе. — Здесь? — прошептала Полина прямо в её кожу, и её дыхание обжигало. — Да, — выдохнула Ирина, уже теряя связь с реальностью. — Здесь и сейчас. Это было похоже на взрыв. Все те недели сдержанности, все те месяцы «идеального» поведения, все страхи и сомнения — всё это сгорело в одно мгновение под испанским небом. Полина разорвала на Ирине лёгкую блузку, не обращая внимания на пуговицы, которые со звонком отскочили в бассейн. Её губы и язык были повсюду — на её ключицах, на груди, на животе. Это было не искусное соблазнение. Это было поглощение. Яростное, безудержное, почти яростное. Ирина, обычно сохранявшая хоть какую-то долю контроля, полностью его потеряла. Она откинула голову, её пальцы впились в полинины короткие волосы, её тело изгибалось, подчиняясь каждому прикосновению, каждому укусу. Она чувствовала, как по её коже бегут мурашки, а внутри всё сжимается в тугой, болезненно-сладкий узел желания. Полина с силой уложила её на прохладную плитку у бассейна, не прекращая целовать. Её руки были грубыми и точными, как в операционной, но сейчас они не спасали, а губили. Губили ту Ирину, что привыкла всё контролировать. И рождали новую — дикую, свободную, одержимую только одним — этой женщиной, этой болью, этим наслаждением. — Полина... — Ирина не узнала свой собственный голос — хриплый, разбитый страстью. — Молчи, — приказала Полина, срывая с неё последние преграды. — Сегодня я за тебя всё решу. Она вошла в неё с одним резким, уверенным движением, и Ирина закричала. Не от боли. От переполнявшего её чувства — от полного растворения, от потери себя, от всепоглощающей мощи этого соединения. Полина не давала ей опомниться. Её ритм был неистовым, почти жестоким. Это был не секс. Это была битва. Битва за то, чтобы стереть все границы, все страхи, всё, что мешало им быть по-настоящему вместе. Каждый толчок был клятвой. Каждый стон — молитвой. Ирина цеплялась за неё, за её плечи, за её спину, чувствуя, как её собственное тело взрывается волнами оргазма, снова и снова, пока она не перестала понимать, где заканчивается она и начинается Полина. Когда Полина наконец замерла, дрожа всем телом, и крикнула её имя, закусив губу до крови, чтобы заглушить звук, Ирина почувствовала, что рождается заново. Они лежали на холодной плитке, тяжело дыша, их тела покрылись испариной и слились в одно. Где-то вдалеке лаяли собаки, доносилась музыка. Мир продолжал существовать. Но их мир перевернулся. Полина медленно поднялась на локти, глядя на Ирину. В её глазах не было ни триумфа, ни удовлетворения. Была та самая, редкая, обнажённая уязвимость. — Вот блядь, — хрипло выдохнула она. — Кажется, я чуть не убила тебя. Ирина рассмеялась — слабо, беззвучно, её тело всё ещё дрожало мелкой дрожью. —Лучшая смерть на свете. Полина опустилась рядом, прижалась лбом к её плечу. —Я... я соскучилась по этому. По нам. По этим... войнам. — Я тоже, — прошептала Ирина, проводя рукой по её мокрой спине. — Я думала, мы потеряли это. — Не потеряли, — Полина подняла на неё взгляд, и в нём снова зажёгся тот самый, знакомый огонь. — Просто закопали под грудой собственного страха. Придётся откапывать. Позже, уже в спальне, под белоснежными простынями, они лежали, прижавшись друг к другу. Страсть улеглась, сменившись глубоким, мирным умиротворением. — Знаешь, — тихо сказала Ирина, рисуя пальцами узоры на полининой груди. — Мне кажется, мы сегодня не просто занимались сексом. Мы... заново познакомились. Полина кивнула, её веки уже смыкались. —Ага. Оказалось, ты ещё та стерва в постели. А я... я ещё та садистка. — Идеальное сочетание, — улыбнулась Ирина. Они лежали в молчании, прислушиваясь к ночи. За окном пели цикады, изредка доносился отдалённый шум мотороллера. Их тела, ещё несколько минут назад напряжённые в страстном поединке, теперь полностью расслабились, слившись в едином ритме дыхания. Полина первой нарушила тишину, её голос прозвучал приглушённо, прямо над ухом Ирины: —Кажется, мы сейчас вели себя как два подростка, сбежавшие из родительского дома. Ирина рассмеялась, лёгкая дрожь смеха передалась Полине через соприкасающиеся плечи. —Только подростки вряд ли орут так, что соседи могут вызвать полицию. — А, пошли они, — Полина лениво провела ладонью по Ириному бедру. — Пускай завидуют. Они снова замолкли, но теперь тишина между ними была другой — насыщенной, живой, наполненной невысказанными словами и вновь обретённой близостью. — Знаешь, о чём я сейчас подумала? — тихо сказала Ирина. — О том, что мы могли потерять это. Навсегда. Стать теми... удобными партнёрами, которые спят в одной постели, но разделены километром молчания. Полина повернулась на бок, подперев голову рукой. В полумраке комнаты её глаза казались бездонными. —Не потеряли. Потому что я бы не выдержала. Мне нужен этот... адреналин. Эти качели. Даже если иногда они меня самого чёрта из себя выведут. — Да уж, — Ирина иронично хмыкнула. — Ты сегодня чуть ли не рёбра мне поломал. — Зато не скучно, — Полина скривила губы в ухмылке. — Лучше так, чем лежать, как два трупа, и делать вид, что всё прекрасно. Она помолчала, её пальцы начали рассеянно водить по Ириному плечу, повторяя контуры их татуировок. —Я, наверное, никогда не научусь быть... правильной. Спокойной. Предсказуемой. — Я и не прошу, — Ирина повернулась к ней, их лица оказались в сантиметрах друг от друга. — Мне нужна ты. Со всеми твоими бурями, истериками и вот этим... — она сделала жест, указывая на весь Полину, — ...всем этим. Полина внимательно посмотрела на неё, словно проверяя на искренность. Потом её лицо смягчилось. —Дура, — прошептала она беззлобно. — Ну и я дура. Две дуры, которые не могут жить нормально. — Зато вместе, — закончила Ирина. Она притянула Полину к себе, и их губы снова встретились. На этот раз поцелуй был другим — нежным, медленным, полным безмолвных обещаний и благодарности. Благодарности за то, что они смогли вернуться от края пропасти. За то, что снова нашли в себе силы быть откровенными. За эту ночь, которая смыла все наслоения страхов и условностей. — Слушай, — Полина оторвалась, её дыхание снова участилось. — А ведь я не устала. В её глазах снова вспыхнули знакомые искорки, и Ирина почувствовала, как в ответ по её телу разливается тёплая волна. — Правда? — она приподняла бровь, пытаясь сохранить намёк на невинность, но её собственное тело уже отвечало на невысказанный вызов. — Ага, — Полина уже скользнула рукой ниже, её прикосновение было твёрдым и властным. — Кажется, я только разогналась. На этот раз всё было иначе. Медленнее. Осознаннее. Они исследовали друг друга, как впервые, заново открывая знакомые изгибы и реакции. Каждое прикосновение, каждый вздох, каждый шёпот имени — всё это было частью нового ритуала. Ритуала примирения и заново рождённой страсти. Когда на востоке начало сереть, они наконец уснули, измождённые, но невероятно живые. Их тела были сплетены так тесно, что казалось, их невозможно разделить. А на полу, у двери на террасу, валялась блузка Ирины с оторванными пуговицами — немой свидетель бури, которая не разрушила, а очистила их любовь, вернув ей ту самую, жгучую, неудобную и такую желанную настоящесть.