Шрам к шраму

Палата была залита мягким, приглушённым светом. Воздух пах антисептиком и тишиной. И лежала на белой подушке, и Полина не сразу узнала её. Не ту яркую, ядовитую, собранную Ирину, что разбила её жизнь и вновь собрала по кусочкам. Перед ней была хрупкая женщина с прозрачной кожей, через которую проступали синеватые прожилки вен. Одна рука, усеянная катетерами, лежала поверх одеяла. Полина подошла ближе, не в силах издать ни звука. Сердце колотилось где-то в горле. Ирина медленно повернула голову. Её взгляд был мутным, неосознанным, плывущим в глубине лихорадки. Он скользнул по Полине, не узнавая. — Влада? — прошептала она хрипло. — Воды... Полина молча налила воды из кувшина в стакан, поднесла к её губам, поддерживая голову. Пальцы её чуть дрожали. Ирина сделала несколько маленьких глотков, откинулась на подушку и закрыла глаза. А потом снова их открыла. На этот раз её взгляд задержался на Полине. Сначала с недоумением. Потом в глубине потухших глаз что-то дрогнуло. — Снится... — прошептала она, и уголок её губ дрогнул в подобии улыбки. — Опять. «Она думает, что я мираж», — пронзительно ясно поняла Полина. — Нет, — выдавила она, и её голос прозвучал сипло от слёз, которые она не позволяла себе пролить. — Это не сон, Ира. Это я. Она осторожно, как хрупчайшую реликвию, взяла её руку — ту, что без капельницы. Кожа была сухой и горячей. Ирина смотрела на неё, не мигая, будто боясь, что образ рассыплется. — Уехала, — вдруг сказала она с детской обидой в голосе. — Ты уехала. В этих трёх словах была целая пропасть боли, которую Полина оставила после себя. Она сжала её руку крепче. — Я вернулась. Ирина медленно, будто с невероятным усилием, подняла свободную руку и коснулась кончиками пальцев щеки Полины. Прикосновение было лёгким, как дуновение, и обжигающим. — Настоящая, — заключила она, и веки её снова начали слипаться от слабости. — Не уходи. Просто... посиди. — Я никуда не уйду, — пообещала Полина, опускаясь в кресло у кровати, не отпуская её руку. Ирина снова погрузилась в забытьё, но на этот раз её дыхание казалось чуть более ровным, а черты лица — не такими напряжёнными. Полина сидела, глядя на их сплетённые пальцы — её, бледные и холодные, и Ирины, исхудавшие и горячие. За дверью был целый мир проблем, разговоров с Владой, невысказанных упрёков и нерешённых вопросов. Но здесь, в этой тихой палате, под мерный писк аппаратуры, существовало только это простое, немыслимое чудо — она держала её за руку. И была ей нужна. Она не знала, что будет завтра. Не знала, смогут ли они всё преодолеть. Но прямо сейчас, в стерильной тишине больничной палаты, что-то сломанное встало на своё место, и Полина впервые за долгие месяцы почувствовала — она дома. Полина не знала, сколько прошло времени — минута или час. Она сидела, не двигаясь, боясь нарушить хрупкое равновесие, установившееся в палате. Рука Ирины постепенно разогревалась в её ладонях, влажный жар уступал место живительному теплу. Дверь приоткрылась, и в щель показалось лицо Влады. Её взгляд скользнул по спящей Ирине, по их сплетённым рукам, и что-то в её лице дрогнуло — каменная маска неодобрения дала трещину, обнажив усталую беспомощность. Она молча кивнула Полине и так же тихо прикрыла дверь. Это молчаливое разрешение значило больше, чем любые слова. Ирина пошевелилась, её веки затрепетали. —Полина? — её голос был слабым, но уже более осознанным. Она не открывала глаз, будто проверяя реальность происходящего. — Я здесь. Ирина медленно открыла глаза. На этот раз в них не было лихорадочного блеска, только глубокая, копящаяся усталость и неверие. —Зачем? — прошептала она. — Я же... я же всё испортила. Снова. В её словах не было прежней язвительности или надменности. Только горечь и смирение, которые резали Полину больнее любого упрёка. — Молчи, — мягко, но твёрдо сказала Полина, поправляя одеяло. — Сейчас не время для этого. Спи. — Боюсь уснуть, — призналась Ирина, и в её глазах мелькнул искренний, детский страх. — Проснусь, а тебя снова не будет. Полина наклонилась ближе, пока их лица не оказались в сантиметре друг от друга. —Я дала слово. И на этот раз я его сдержу. Я никуда не денусь, пока ты не поправишься. Спи. Ирина задержала на ней взгляд, будто ища подтверждения в её глазах. Видимо, найдя то, что искала, она медленно кивнула и снова погрузилась в сон. На этот раз её сон был спокойным, глубоким, без тревожного бормотания. А Полина сидела рядом, держа её руку, и смотрела в окно. Дождь за окном кончился, и сквозь рваные тучи проглянула тонкая полоска заката. Она чувствовала, как камень забот и обид, который она так долго носила в себе, начинал по крошкам осыпаться, сменяясь новой, странной и пугающей ответственностью. Она была нужна. Здесь и сейчас. И это, как ни странно, было единственным ответом на все её страхи. Закат догорел, за стеклом потемнело, зажглись огни ночного города. В палату вошла медсестра — тихая, профессиональная женщина в белом халате. — Вам нужно отдохнуть, — мягко сказала она Полине. — Хотя бы пару часов. Вы можете воспользоваться комнатой для родственников. Полина молча покачала головой, не отпуская руку Ирины. Медсестра не стала настаивать, только кивнула с пониманием и вышла, притушив свет до минимума. Оставшись в полумраке, Полина почувствовала, как накатывает адреналиновая усталость. Тело ныло от напряжения последних дней, но сознание было ясным и бодрым. Она смотрела на Ирину, прислушивалась к её ровному дыханию и думала о том, как странно устроена жизнь. Дверь снова приоткрылась. На этот раз вошла Лера. Она несла два бумажных стаканчика и сверток с едой. — Я знала, что ты отсюда не выйдешь, — тихо сказала она, протягивая Полине один из стаканчиков. — Держи, пей. Горячий чай с сахаром. И бутерброд. Полина взяла стаканчик дрожащими руками. Тепло приятно обожгло ладони. — Спасибо, — прошептала она. — Как она? — Лера кивнула в сторону кровати. — Спит. Врачи говорят, опасность миновала. — А Влада? — в голосе Леры прозвучала лёгкая насмешка. — Разрешила тебе остаться? — Кажется, да. Во всяком случае, не выгоняет. Лера тяжело вздохнула. —Слушай, Поля... Я тут поговорила с одной из медсестёр. Та сказала, что Ирину привезли с острым панкреатитом на фоне... — она запнулась, подбирая слова, — ...на фоне систематического отравления. Алкоголь, лекарства, кто знает что ещё. Это был вопрос времени. Полина закрыла глаза. Перед ней всплыли образы — Ирина с бокалом виски в кабинете, Ирина, глотающая таблетки горстями, Ирина, сжигающая себя изнутри с какой-то методичной жестокостью. — Она не хотела жить, — тихо сказала Полина. — После того, как я ушла. Она просто не хотела жить. — Не взваливай на себя всё, — резко сказала Лера. — У каждого взрослого человека есть выбор. Она сделала свой. — Но я... — Ты вернулась, — перебила Лера. — Сейчас это единственное, что имеет значение. Она положила руку на плечо Полины, крепко сжала. —Я побуду в гостинице рядом. Позвони, если что. В любое время. Лера ушла, и Полина снова осталась одна. Она допила чай, съела бутерброд, не замечая вкуса, и снова устроилась в кресле. Ночь тянулась медленно. Ирина иногда просыпалась — на несколько секунд, не больше. Она смотрела на Полину мутными глазами, словно проверяя, на месте ли она, и снова засыпала, как только Полина шептала: «Я здесь». Под утро, когда за окном начало сереть, Ирина проснулась окончательно. Она лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, а потом медленно повернула голову к Полине. — Ты всё ещё здесь, — произнесла она, и это было не вопросом, а констатацией факта, полной невероятного облегчения. — Я же обещала. Ирина слабо кивнула. Она попыталась приподняться, но сил не хватило. Полина помогла ей, поправила подушки. — Вода, — попросила Ирина. Полина снова поднесла ей стакан, поддерживая голову. Ирина пила маленькими глотками, потом откинулась на подушки, закрыв глаза от усталости. — Влада здесь? — спросила она. — Да. Она в соседней комнате, наверное, спит. — Хорошая девушка, — тихо сказала Ирина. — Заслуживает лучшего. Полина ничего не ответила. Она понимала, о чём это. Ирина открыла глаза и посмотрела на Полину. Взгляд был ясным, трезвым и бездонно печальным. — Прости меня, — прошептала она. — За всё. Полина почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Она ждала этих слов — и боялась их. Потому что не знала, что на них ответить. Вместо ответа она снова взяла Ирину за руку. —Сейчас не время для разговоров. Тебе нужно поправляться. На губах Ирины дрогнула тень улыбки. —Всегда практичная. Всегда знаешь, что нужно делать. Она замолчала, глядя в окно, где занимался новый день. Серый, пасмурный, но всё-таки новый день. — Я так устала, Полина, — призналась она шёпотом. — Я так давно устала. — Я знаю, — прошептала Полина в ответ. — Я знаю. Она смотрела, как Ирина снова засыпает — на этот раз не в болезненном забытьи, а в спокойном, исцеляющем сне. И понимала, что всё только начинается. Впереди были долгие разговоры, горькие признания, прощение — если оно вообще будет возможно. Но первый шаг был сделан. Самый трудный шаг — возвращение.