Слово о Войне и Мире

21:41 29 июня 2029 года Воинская часть №11806, территория Харьковской ВГА, Российская Федерация Уже месяц бушевала мясорубка на Харьковском, Сумском и Днепропетровском направлениях. Украинское наступление держало в напряжении весь фронт. Ситуация висела на волоске, исход войны решался именно сейчас, в этой одной-единственной кампании. Воинская часть, где служил лейтенант Комаров, жила в режиме боевой тревоги. Северский Донец – потенциальный плацдарм для врага – был под пристальным наблюдением. Потеря Изюма и Балаклеи означала катастрофу. Поздний вечер. На территорию части въехали три изувеченных машины: две "бэхи" и танк. Солдаты, вымазанные в грязи и копоти, вывалились из них, лишь бледные тени от тех, кто отправлялся утром в Весёлое – выбивать украинские подразделения с важного дорожного перекрёстка. Их было значительно меньше, чем утром, что говорило о тяжелых потерях. Комаров со своим взводом возвращался с полигона. – Значит, проблему с вражескими лазерами можно решить так просто? — спросил молодой лейтенант у сержанта Сидорова. – Именно. Обмотай какой-нибудь блестяшкой – и КПД лазера падает до нуля. Физику учить надо, лейтенант… – ответил сержант, похлопав Комарова по плечу. Внезапно оглушительный свист, разрезавший воздух, превратился в оглушительный взрыв. Мир взорвался. Не просто взрыв, а катастрофа из света, звука и боли. Земля вздыбилась под ногами, будто живое существо, бросив юнца на землю, словно куклу. Его отбросило на несколько метров, уши заложило, в глазах потемнело. Следом – адский грохот, сплошной, измельчающий рёв разрывающейся стали, перемешанный с криками и стонами, с металлическим скрежетом. Потом – боль. Не просто боль, а пронзительная, резкая, раскалённая игла, вонзившаяся в левое бедро. Он почувствовал, как что-то горячее, влажное и пульсирующее пробивает плоть. Взгляд упал на ярко-красную струю, бьющую из раны фонтаном, пульсирующую в ритме его умирающего сердца. Кровь лилась не ручьём, а рекой, унося с собой тепло, жизнь, надежду. Это была не кровь, а самая жизнь, вытекающая из него, красная, бурлящая и несправедливо быстрая. Паника охватила его, холодный, липкий ужас сжал горло, сдавливая дыхание. Время растянулось, превратившись в медленную мучительную плёнку. Он видел, как солдаты вокруг падают, как их тела дергаются в агонии, слышал их хрипы и глухие стоны. Смерть была рядом, он чувствовал её ледяное дыхание на своей шее, видел её тёмные, пустые глаза в каждом осколке взрыва, в каждой капле крови. Она звала его, манительно шептала на языке боли и исчезающей жизни. Руки дрожали так сильно, что казалось, он не сможет ничего сделать. Из подсумки он вытащил жгут Эсмарха, липкий от пота. Резина скользила в дрожащих пальцах, как выскользнувшая надежда. Сорок пять секунд – вечность, каждая из которых растянулась в бесконечность. Он нащупал пульсирующую бедренную артерию, и с надрывом, с последним напряжением сил, с мольбой в сердце, натянул жгут выше фонтана крови, закрепляя его так, словно закрепляя свою жизнь. Смерть уже прикоснулась к нему своим ледяным поцелуем, но он оттолкнул её, отбросив на миг с помощью этого куска резины. Это было не победой, а отсрочкой, но в этот миг эта отсрочка казалась ему целой вечностью. Эвакуация. Госпиталь. Сухой, безэмоциональный голос врача: «Часть вашего взвода погибла, остальные ранены, но вам повезло больше, чем 2-ому ДШБ. У них много 200-х и 300-х, отправляют в Псков на переформирование». И тут же – новая задача. Весёлое. Ликвидировать угрозу. Офицер понял: его ждёт серьёзный противник, явно не похожий на неорганизованное стадо, которое показывали по новостям в свободное время в академии. Опыт, полученный в бою, сочетание теоретических знаний и практических навыков его сослуживцев – всё это станет его оружием. Он ощутил прилив холодной решимости. Вызов принят. 21:41 5 июня 2029 года Воинская часть №11806, территория Харьковской ВГА, Российская Федерация Тусклый свет настольной лампы выхватывал из полумрака офицерской комнаты заваленный бумагами стол, за которым склонился лейтенант Комаров – молодой блондин с усталым, но сосредоточенным лицом. Его ранение, хоть и зажило, оставило лёгкую хромоту, которую он старался не замечать, склоняясь над разложенной картой оперативного района – участка фронта, обозначенного красным кругом с чётко прочерченными линиями предполагаемого наступления. На столе, помимо карты, лежали потрепанные папки с медицинскими заключениями, распечатки радиоперехватов, зажатые между листками бумаги фотокопии, и несколько исписанных с обеих сторон листов с пометками и расчетами, набросанными торопливым, неровным почерком. Запах старой бумаги и кофе витал в воздухе. В дверь постучали. – Войдите, – пробормотал Комаров, не отрываясь от работы. В комнату вошёл Витька Степанцов, русоволосый мужчина с широкой улыбкой и весёлыми глазами, жизнерадостность которого резко контрастировала с угрюмым настроением Комарова. Он был одет в форменную одежду, на которой были видны следы повседневной службы: пыль, небольшие загрязнения, но несмотря на это, его форма была аккуратно выглажена, а сапоги начищены до блеска. – Шара, привет! – бодро сказал Степанцов, присаживаясь на край стула. – До сих пор в этой бумажной куче копаешься? Я думал, ты, после ранения, отдыхать будешь! Два дня тебя не видел, кроме этой… коморки... – Привет… – ответил Комаров, зевая и потирая глаза. – Этот бой… будет сложнее, чем кажется… Смотри… Комаров взял одну из потрепанных распечаток – небрежно скреплённых степлером листов с текстом радиоперехвата, залитых бледным светом лампы. На полях были начерчены стрелки, цифры, и инициалы, обведённые красным карандашом. – С помощью нашего Димки, – начал офицер, указывая на листы, – я достал две стенограммы радиопереговоров той группы, что пыталась отбить Весёлое. Запись ужасного качества, шумы, помехи… Но кое-что удалось разобрать. В первой стенограмме – позывные командиров взводов той роты. Стандартные приказы, координаты, обычные вещи. Но во второй… появился новый позывной – "Заря". Помнишь инструктаж в начале заезда? Это позывной командования нашей части. Вот тут-то всё и становится интересно… Комаров указал на ещё один лист, на котором была начерчена схема, объясняющая его рассуждения. – Появление "Зари" – это не просто совпадение. Это говорит о серьёзном присутствии у ВСУ систем РЭБ. Они могут глушить нас, отрезать от внешнего мира. А учитывая, что после каждого указания маршрута передвижений наших войск с интервалом в 15 минут идёт доклад о потерях от миномётного обстрела… наша связь может привести к тому, что наши секретные перемещения станут известны всем в интервале от Хуанхэ до Матушки-Волги. – заключил Комаров, откладывая стенограмму и беря в руки папку с медицинскими заключениями. Папка была толстая, её переплёт был помятым и частично разорван. Комаров осторожно листал пожелтевшие листы. На них были чёткие фотографии и подробные описания травм. – А ещё взгляни на это, – сказал Комаров, показывая Степанцову некоторые листы. – Медэкспертизы наших ребят. Тела, которые начальство вчера обменяло. Достать копии было трудно… Обрати внимание на причину смерти. Почти везде – ожоги четвёртой степени. Зная, что основные потери от миномётов, то начинка их снарядов - это белый фосфор. С учётом всего предыдущего… мы имеем дело не просто с противником со стабильной связью, а с противником, знающим о наших планах и использующим запрещённое оружие. Степанцов проводил пальцем по фотографии, лицо его побледнело. – Пиздец… блять… – пробормотал он. – Ладно… расскажешь, как решишь эту проблему… – Надеюсь, ты успеешь навести порядок в своём взводе, – сказал Комаров, едва заметно улыбнувшись. – Единоначалие сейчас важно как никогда. – Он посмотрел на Степанцова, потом снова на карту, на бумаги, и глубоко вздохнул, начиная заново продумывать свои действия. Спустя какое-то время, нарушив тишину комнаты, раздался стук в дверь. Комаров, все ещё склонившись над картой, рассеянно кивнул. В проёме появились две фигуры: старшина Петров – седой, с густой бородой, лицо которого, несмотря на усталость, излучало спокойную уверенность, и сержант Сидоров – более молодой, с осторожным, но наблюдательным взглядом. Оба были в помятой, но чистой форме, на их кителях блестели нашивки с наградами. Запах пороха и сырости от их одежды смешивался с ароматом чая в комнате. – Здравия желаем, маленький лейтенант… – проговорили они в унисон, почти одновременно. – Твоё великое исполнение работы СК и военной полиции ещё надолго продлится? – Мужики, мой пазл сложился. Могу сказать, что я реконструировал ход того боя, и даже есть идея, как нашли нашу воинскую часть несколько дней назад, – начал Комаров, отодвигая в сторону стопку листов с медицинскими заключениями. На столе, помимо карты, лежали разбросанные фотографии, фрагменты радиоперехватов, на которых были видны заметки и подсчёты, выполненные разными ручками. – Ну, раз всё сложилось, рассказывай, из-за кого я словил контузию, – с интересом спросил Петров, присаживаясь на край стула. – Когда бой подошёл к концу, остатки разбитой роты отступили на территорию нашей ВЧ. Скорее всего, по ним и отследили наше местоположение, – предположил Комаров, указывая на заметки на карте. – Наш противник обладает глушилкой связи и применяет запрещённое оружие. Это ставит наше управление под удар – они могут легко вывести из строя наши БПЛА… С радиосвязью я придумал, что делать – будем использовать старый добрый "тапик". А вот беспилотники… – Насчёт этого не беспокойся, – перебил его Сидоров, улыбаясь своей идеей. – Тут тоже работают провода, хоть и немного другие, но для наблюдения всё равно подойдут. Нам нужно просто докупить оптоволокно. Провода и оптоволокно, и все эти РЭБ-ы превратятся в бесполезные игрушки противника. – Точно! – воскликнул Комаров, словно сделал важнейшее научное открытие. – За это я тебя готов представить к награде! – Спасибо, юнец, но грамот у меня и так достаточно, – скромно улыбнулся Сидоров, почесывая затылок. – А у меня есть идея, как использовать радиосвязь против них самих… – загадочно произнёс Петров, широко улыбаясь, и Комаров тут же догадался, о чём он думает. Вечер прошёл за обсуждением деталей плана. На столе появились новые листы бумаги, на которых были набросаны схемы, расчёты, и пометки. В воздухе витал запах сигаретного дыма, кофе, и напряжённого ожидания. К утру план был готов. До начала боя, которого все ждали с тревогой, оставались считанные дни. 00:12 8 июля 2029 года Позиции российских войск близ н.п. Весёлое. Шуршание листвы и треск сверчков только нарушали ночную тишину. В это же время, прильнувшись к земле, прижался к трубке потрескивающего телефона ТА-57 лейтенант Комаров. С ним был его взвод из около 30 человек, притаив штыки в тени. Силы были неравны, Комаров не знал, сколько солдат противника в том посёлке с важным транспортным путём. (Р) – «Спартак» «Жандарму» Приказываю начать рейды по позициям близ ЖД станции и перекрёстка шоссе, там разведаете расположение мин. При обнаружении противником - валите обратно. Действовать будешь под прикрытием «Старшего». Приём. (Р) – Так точно, приём.— раздался короткий ответ. Комаров немного улыбнулся. Темнота скрывала его лицо, но в его глазах горел холодный огонь. (Р) – Теперь доставай рацию, будем устраивать спектакль. Неси какую-нибудь чушь про свои передвижения. Я в этом посодействую. Чем ужасающе - тем лучше. Конец связи. Молодой офицер перешёл на связь с союзным взводом. (Р) – «Спартак» «Старшему». Прошу посодействовать в рейде на ЖД станцию и перекрёсток шоссе, приём. (Р) - Шара, я отправлю тебе 2 отделения в качестве поддержки, приём. (Р) - Без имён в радиоэфире!... Не забудь про спектакль. Подтверждай в радиоэфире нашу чушь и вмешивайся со своей чушью. Чем чудовищнее - тем лучше поверят. Пусть бьют миномётами по сараям, а не по нам. Конец связи. Комаров отложил трубку, взглянув в экран пульта управления беспилотником Сидорова, позволяющего наблюдать за его подчинёнными. Заговорщицкий шёпот прорезал ночную тишину. План был рискованным, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Ожидание было напряжённым. Буря только начиналась. И спектакль тоже. В его руках, вместе привычного "тапика" оказалась дешёвая рация без шифрования, купленная в военторге за бесценок – её сигнал легко перехватить. Он включил её и, сделав глубокий вдох, начал говорить чётким, громким голосом, как будто отдаёт первый и единственный приказ: (Р) – «Спартак» «Жандарму». Концентрируй все силы близ южной, юго-восточной и восточной опушек леса. Немедленно. Приём. (Р) – Так точно, приём. – ответил «Жандарм», голос его был напряжён, но послушный. (Р) – «Спартак» «Старшему». Подготовь миномётные расчёты на высоте 156. Ожидаю доклада о готовности. Приём. (Р) – Так точно, готовность через 10 минут минут, приём. – последовал немедленный ответ. Комаров откинулся на влажную от росы землю, спина неприятно укололась о жесткую траву. Он наблюдал за экранчиком беспилотника Сидорова, маленьким квадратиком света в непроглядной черноте ночи. Изображение, хоть и зернистое, передавало достаточно информации: фигуры солдат отделения Петрова, темные силуэты, медленно продвигающиеся вдоль обочины шоссе, близ перекрёстка. Они двигались короткими рывками, то исчезая в тени сараев, то появляясь снова, словно призраки. Комаров видел, как один из солдат осторожно опускает щуп миноискателя в землю, затем делает шаг, снова опускает... Медленная, тщательная работа. Они искали бреши в минном поле, прощупывали его, как слепой ищет дорогу. Это было рискованно, но необходимо. Комаров с напряжением следил за их движениями, готовый в любой момент отдать новый приказ, если что-то пойдёт не так. Вдруг раздался хрип радиосвязи – Петров вышел на связь. Напряжение в воздухе сгустилось. (Р) – «Жандарм» «Спартаку». Требуется подкрепление. Прорыв возможен по лесной дороге, приём. (Р) – «Спартак» «Жандарму». Подкрепление выдвинется по лесной дороге. Ждите. Конец связи. Через несколько минут раздался голос «Старшего». (Р) – «Старший» «Спартаку». Расчёт миномётов на высоте 156 готов к выполнению боевой задачи. Приём. Час, прошедший с начала операции, показался Комарову мгновением. Напряжение, сжимавшее его плечи, не ослабевало, но чувство удовлетворения уже начинало теснить тревогу. Перед ним, на экране небольшого, но высокотехнологичного беспилотника, мерцали свежие отметки. Каждая точка – прилёт вражеского снаряда. Яркие, неровные пятна белого фосфора, расцветавшие в ночной темноте, были пугающе красивы. Однако, все попадания приходились на места в значительном удалении от российских позиций – пустыри, небольшие овраги, ни одного попадания в окопы или блиндажи. Комаров едва заметно ухмыльнулся. Этот «спектакль», тщательно спланированная провокация, работал именно так, как он и задумывал. Карта на экране постепенно заполнялась этими точками. Каждая новая отметка уточняла картину, позволяя с высокой точностью определить координаты вражеских миномётов. Враг, не ведая того, сам выдавал свои позиции. Его спешка, желание ответить на мнимую угрозу, стала фатальной ошибкой. Данные, получаемые с беспилотника, были точными и не оставляли места для сомнений. Координаты были зафиксированы. Теперь оставалось только нанести точный и сокрушительный удар, завершив операцию. План, проработанный до мелочей, близился к своему кульминационному моменту, финалу, который должен был стать для противника полной неожиданностью. Воздух сгустился в ожидании. Настало время перейти к решительным действиям. На экране монитора мелькали отдельные точки – попадания вражеских мин. Каждая сама по себе выглядела случайной, разбросанной по карте. – Вот здесь, Сидоров, а вот здесь еще одна, – говорил Комаров, указывая на экран. Сидоров, командир звена беспилотников, нахмурился, рассматривая разрозненные отметки. – Никакой системы, товарищ лейтенант, – пробормотал он. Комаров, однако, не торопился с выводами. Он подтянул карту ближе к своему сослуживцу. – Смотри, — сказал он, нанося на схему первую точку. — Засекли азимут - направление, под каким уголком прилетела мина. Запоминай: первая мина – азимут 315 градусов". Он указал на следующую отметку. – А эта – 290. Обрати внимание, разница в азимутах – это ключ. Сидоров, поначалу сбитый с толку случайностью расположения точек на карте, наконец, уловил мысль Комарова. – Если мины прилетают с разных направлений, но под разными углами, то их источник должен находиться в точке пересечения этих направлений. – Совершенно верно! — подтвердил Комаров, срисовывая азимуты с экрана и нанося их на схему. — Представь, что азимут – это луч света. Каждая точка – это место, куда луч попал. А место, откуда свет исходит... — он указал карандашом на схеме точку пересечения азимутов двух мин. — ...это и есть миномёт! Комаров и Сидоров терпеливо продолжили работу, нанося на схему все новые азимуты. С каждой точкой, добавляемой к схеме, область вероятного местоположения миномётов сужалась, пока, наконец, не сформировалась одна четкая точка. – Вот они! Координаты вражеских миномётов! – Комаров обвёл на точку на карте. Пазл сложился. Настало время действовать. Комаров с удовлетворением оглядел карту. Точка, обозначавшая вражеские миномёты, пульсировала на экране, словно биение сердца предстоящей победы. Он схватил полевой телефон ТА-57, его трубка, холодная и шершавая от времени, казалась продолжением его собственной руки. Хриплый голос связиста сопровождал соединение. (Р) – «Иргун», это «Спартак». Принимай координаты: северная окраина села, заброшенная мельница у реки. Обход лесом, понял? Цель – захват миномётов. Действуй быстро, но тихо. Доложи о выходе на позицию. (Р) – «Иргун» принял, выполняю – отозвался уверенный голос Симонова. Лейтенант Комаров, сидя в душной тесноте блиндажа, закрыл глаза. Картина успеха рисовалась перед ним с яркими красками. Он видел себя, уверенного и собранного, наблюдающего за стремительным продвижением штурмового звена Симонова к заброшенной мельнице. Солнце пробивается сквозь листву, освещая фигуры бойцов, искусно скрывающихся в лесной чаще. Быстрое, молниеносное движение — и вражеские миномёты захвачены. Он представлял себе удовлетворённые лица бойцов Симонова, их усталость, смешанную с гордостью за хорошо выполненную работу. Он слышал, как они, отдышавшись после боя, шутя, обмениваются подшучиваниями о неловких моментах во время операции, с лёгкой иронией рассказывая о противостоянии, о том, как они обхитрили противника. Минометы, блестящие на солнце, лежат рядом - трофеи их победы. Это будет настоящий праздник - успешно завершенная операция, залог спокойствия для его товарищей. Чувство удовлетворения и лёгкая усталость наполняли его быстротечным ощущением триумфа. Эта мысль о победе согревала его изнутри, как тёплый жар костра в холодную, несправедливую, военную ночь. Но идиллия была недолгой. Через полчаса в трубке раздался жёсткий голос Петрова: (Р) – «Спартак»! Нас прижали! «Старший» тоже в засаде! Шквальный огонь, не можем отойти! Северо-западная окраина, рядом с заброшенным колхозом! Конец связи — и мир молодого офицера перевернулся. Все его замыслы, все тщательно продуманные ходы, вся идеальная картина блистательного успеха рассыпались в прах, сменившись ледяным ужасом и острым чувством ответственности. Воображаемый триумф сменился мрачной реальностью. Картина радостных лиц сменилась представлением о бойцах, прижатых к земле, отчаянно отстреливающихся от противника, лишённые возможности отойти с невыгодных позиций. Это была не просто неудача плана, это была угроза жизней его подчинённых. Сердце стучало в груди, словно бубен, каждая капля крови в теле казалась наполненной леденящим ужасом. Паника, холодная и липкая, подступала к горлу, сжимая дыхание, но Комаров с натугой сдержал её, заставив себя сосредоточиться. Это было не время для слабости, это было время для действий. Он сжал кулаки до белых костяшек, глубоко вдохнул, успокаивая пульсирующую боль в висках. Его план почти рухнул, но он не имел права позволить рухнуть моральному духу его людей и их надежде на спасение. Мысль о необходимости спасения его бойцов заменила ужас целью, а напряжение переросло в сосредоточенность. (Р) – «Жандарм», «Старший», действуйте на близком расстоянии! Они будут вынуждены отказаться от миномёта, чтобы не допустить дружественный огонь! Ожидайте сигнала в виде вспышки - это ваш ключ к спасению. Конец связи. Комаров быстро включил резерв: штурмовое звено Борисова и разведвзвод Бочарова, только что завершивший другое задание. (Р) – «Каратель», «Эксобар», готовьтесь к атаке с флангов. Сигнал – яркая световая вспышка. Я возглавлю атаку, приём. Снова взор на экран. Беспилотник Сидорова показывал торопливое продвижение Симонова к цели. Комаров координировал его действия, подсказывая обходные пути, избегая засады. Сердце стучало в груди, словно боевой барабан. Он чувствовал на себе тяжесть ответственности за жизни своих бойцов, за успех операции. Это была не просто задача, это была битва за выживание, за победу. Каждый щелчок телефонной трубки, каждая точка на карте – это было предназначением, на которое он должен был ответить. И он ответит. На любой цене. Пот заливал глаза Комарова, заляпывая и без того размытый от напряжения экран беспилотника. Симонов с его группой, словно муравьи, ползли сквозь густую зелень. Каждая задержка, каждый неосторожный шорох вызывали в Комарове спазм в горле. Секунды тянулись вечностью. На экране мелькали вспышки выстрелов, и каждый из них был ударом в сердце лейтенанта. Он видел, как бойцы Симонова прижимаются к земле, как их фигуры исчезают за стволами деревьев, как они, словно призраки, продвигаются к цели. Радиомолчание усиливало напряжение до предела. Комаров чувствовал себя заложником времени, счетчик которого неумолимо тикал, отмеряя секунды, возможно, последние секунды для его людей. Он мысленно прокручивал каждый этап операции, ища ошибку, но её не было. Была только война, жестокая и беспощадная. Внезапно, на экране появилась серия коротких, резких вспышек. Это был бой. Ожесточенный, краткий, но яростный. Комаров видел, как бойцы Симонова, выныривая из-за деревьев, с невероятной точностью поражают вражеские позиции. Потом – тишина. Тишина, пронзительная и напряженная, которая говорила о многом. Симонов выполнил задачу. (Р) – «Спартак» это «Иргун», миномёты наши. Расчёты уничтожены. Потерь нет. На лице Комарова расплылась усталая, но довольная улыбка. Он отдал приказ: (Р) – Наведите миномёты на позиции противника у ЖД станции и шоссе! Откройте огонь! (Р) – Вас понял, командир. Комаров выскочил из блиндажа, вдыхая полной грудью прохладный воздух. Резерв Борисова и Бочарова уже был на позициях. Ночное небо разорвали яркие взрывы белого фосфора, заставив офицера закрыться рукой от яркого света. Ослепительные вспышки сменяли друг друга, освещая поле боя жутким светом. Густой белый дым стелился по земле, а воздух наполнился резким запахом сгорающей плоти и горелой травы. Белый фосфор, воспламеняясь при контакте с воздухом, распылялся, оставляя за собой ужасающие следы. Это были не просто огненные шары, а густые, вязкие струи, с шипением и треском обжигающие всё на своём пути. Воздух наполнился резким запахом гари и дыма, а земля покрылась сверкающими, медленно тлеющими кусками фосфора. Жалкие силуэты противников, охваченные пламенем, бессильно метались, испуская мучительные крики. Комаров с нескрываемым ужасом, но и с определённой решимостью наблюдал за этим ужасающим зрелищем. Это была война, и она была жестока. Остался последний удар. Они двинулись вперед, крадучись и прижимаясь к земле. Земля под ногами была усыпана осколками и обгоревшими ветками. Запах смерти висел в воздухе, отравляя каждый вдох. Комаров шел впереди своих солдат, чувствуя, как адреналин бурлит в крови, обостряя чувства до предела. Каждый шорох, каждая тень казались угрозой. Они почти достигли позиций противника, когда произошло то, чего никто не ожидал. Из-за развалин, словно из-под земли, вынырнули вражеские солдаты. Их было слишком много. Превосходящие силы. Завязалась короткая, яростная перестрелка. Бойцы Борисова мгновенно открыли огонь, обрушивая на врага шквал свинца. Но противник, оправившись от неожиданности, отвечал тем же. Комаров нырнул за укрытие, пытаясь оценить ситуацию. И тут он его увидел Огромный солдат ВСУ, настоящий громила, возвышался над ним, словно Голиаф. В его руках был автомат, направленный прямо в лицо Комарову. Лицо солдата было искажено ненавистью и злобой. В глазах – ярость берсерка. Комаров замер, словно парализованный. Он никогда раньше не убивал человека. Никогда не смотрел смерти в лицо так близко. Мгновение длилось вечность. Время словно замедлилось. Комаров видел, как палец врага сжимает спусковой крючок. Он знал, что сейчас умрет. Но что-то внутри него сломалось. Инстинкт самосохранения, ярость, копившаяся годами, ненависть к врагу – все это выплеснулось наружу. В голове промелькнула мысль: «Не позволю!» Комаров бросился в сторону, одновременно выхватывая свой автомат. Враг, заметив движение, попытался скорректировать прицел, но было поздно. Комаров, словно маленький Давид, бросился на своего Голиафа. Комаров выстрелил. Очередь из автомата прошила воздух. Пули попали в тело солдата. Тот вскрикнул, роняя оружие. Его тело дернулось, и он рухнул на землю, словно подкошенный. Комаров стоял над поверженным врагом, тяжело дыша. Руки дрожали, в голове – пустота. Он убил. Собственноручно лишил человека жизни. Шок сменился яростью. Яростью на врага, на войну, на все, что привело его сюда. Он пнул автомат врага ногой и, переступив через тело, побежал вперед. Он больше не был лейтенантом Комаровым. Он был машиной для убийства. Движимый лишь одной целью – уничтожить врага. Штурмовое звено Борисова, видя, как их командир первым бросился в бой, воодушевились. С криком «Вперед!» они ринулись за ним, сметая все на своем пути. Разведвзвод Бочарова, бесшумно перемещаясь между деревьями, обеспечивал прикрытие и уничтожал огневые точки противника. Они подошли к тылу укреплений. Теперь настал момент истины. Комаров несся вперед, не чувствуя усталости, словно ведомый какой-то неведомой силой. Он видел только цель – сокрушить врага. В голове не было места для страха, сомнений, сожалений. Только ярость и четкий план. Он знал, что Петров и Степанцов задерживаются из-за огня АГС-17, бьющего с укреплений. Значит, именно туда ему и нужно. Он обогнул развалины, краем глаза заметив, как Борисов руководит атакой, а разведчики Бочарова методично снимают вражеских снайперов. Проскользнув в узкую траншею, Комаров оказался в тылу позиций ВСУ. Здесь царил хаос. Солдаты в панике бегали, пытаясь понять, откуда идет атака. Они не ожидали удара с тыла. Комаров заметил расчет АГС-17. Три солдата суетились вокруг гранатомёта, пытаясь перезарядить его. Это был его шанс. С диким криком он выскочил из траншеи, открывая огонь на ходу. Один солдат упал замертво, прошитый очередью. Второй попытался взять "Ксюху", но не успел. Комаров, сблизившись, прикладом автомата оглушил его. Третий, самый молодой, замер от ужаса, увидев перед собой разъяренного командира. Комаров перевел дуло на него и прорычал: – Живым хочешь остаться? Оружие на пол руки за голову! Солдат, всхлипывая, упал на землю, прикрыв голову руками. В этот момент к Комарову подбежали несколько бойцов из его группы. Ярость немного отступила, уступая место холодному расчету. – Обыскать их всех и выставить передо мной на коленях! - скомандовал Комаров. Вскоре трое пленных стояли связанные, дрожа от страха. Огонь АГС-17 смолк. Петров и Степанцов, воспользовавшись этим, смогли закрепиться на укреплениях. Сопротивление противника слабело. К рассвету бой стих. Вокруг валялись тела убитых, горела техника, в воздухе стоял запах пороха и смерти. Петров, запыхавшись, подошел к Комарову. – Командир, что с пленными делать? Скормить земле? Симонов, стоявший рядом, злобно усмехнулся: – Я бы поддержал точку зрения Петрова, командир, будучи на вашем месте. Не совершайте глупостей. Если вам конечно жалко 2-ой батальон. Пленные заскулили, услышав эти слова. В их глазах застыл животный ужас. Комаров молчал, глядя на них. – У меня есть идея получше. - наконец сказал он. Симонов разочарованно вздохнул. Дождавшись, пока солнце едва показалось над горизонтом, Комаров приказал развязать пленных. – Бегите! - крикнул он. – Бегите к своим! Скажите, что добрый Владимир Комаров дал вам остаться в живых! Пленные, не веря своему счастью и невероятной удаче, бросились бежать в сторону вражеских позиций. Комаров незаметно прикрепил к одежде одного из них маленький отслеживающий жучок. Он видел, как они скрываются за деревьями. Когда они скрылись из виду, Симонов не выдержал: – Командир, ты что творишь, совсем идиот что-ли?! Зачем ты их отпустил? Они сейчас к своим пойдут и подкрепление вызовут. Комаров усмехнулся: – Ты прав. Они идут к своим. Это нам и надо. – Он показал на свой планшет, где мигал красный индикатор. – Жучок работает. Они направляются прямо к своей воинской части звать подкрепление. Скоро координаты окажутся у "богов войны" и многие там сгорят на работе. Бойцы молча переглянулись, понимая замудрённый смысл плана Комарова. – Ну что, братцы, - сказал Комаров, - Пора добивать этих гадов. Направляемся к железнодорожной станции. Там еще остались очаги сопротивления. И, развернувшись, он пошел вперед, ведя за собой своих бойцов. Впереди их ждала еще одна битва, но теперь они знали, что даже в самой кромешной тьме можно найти выход и одержать победу, используя не только силу, но и хитрость. Впереди их ждала станция, и новые враги. Район железнодорожной станции встретил их зловещей тишиной. Но это была не тишина затишья перед бурей, а тишина смерти. Они ожидали сопротивления, засады, но не увидели ничего, кроме... ада. Земля была усеяна обугленными телами. Солдаты ВСУ, казалось, просто испарились, оставив после себя лишь черные, скрюченные силуэты. Отвратительный запах горелой плоти пропитывал воздух, заставляя непроизвольно морщиться. Белый фосфор. Он не просто убивает, он выжигает душу. Комаров шел вперед, стараясь не смотреть по сторонам, но увиденное преследовало его. Он видел, как плавится плоть, как кривятся лица в предсмертной агонии, как дымятся кости. Это было бесчеловечно. Он заметил одного солдата, еще дышавшего. Тот лежал на спине, его форма сгорела, обнажая обгорелую, пузырящуюся кожу. Лицо было неузнаваемо, лишь слабые стоны свидетельствовали о жизни. Комаров опустился на корточки рядом с ним. – За что?... – прохрипел солдат, его голос был едва слышен. Комаров смотрел на него, и ярость, которая вела его до этого, словно угасла. – Вы сами виноваты, это за наших убитых товарищей - гневно ответил офицер Солдат закашлялся кровью. – А ЧТО ВАМ СДЕЛАЛИ ЖЕНЩИНЫ И ДЕТИ?!! Комаров нахмурился, не понимая, о чем он говорит. – Что?... О, нет... Он резко обернулся и посмотрел в сторону. Его взгляд упал на здание местной школы, стоявшей неподалеку. Окна были выбиты, стены – закопчены. Именно там, в подвале, прятались мирные жители, надеясь переждать обстрел. Сердце бешено заколотилось. Он почувствовал, как по спине пробегает ледяной пот. – Борисов! Симонов! За мной! – крикнул Комаров, бросаясь к школе. Дверь в подвал была выбита. Оттуда шел густой дым, едкий и удушающий. Комаров вытащил из небольшой сумки резиновый противогаз, менее чем за 10 секунд надев его. Увиденное повергло его в ужас, парализовав волю. Там, в полумраке, лежали тела. Горы тел. Дети, женщины, старики... Все они были мертвы. Их одежда сгорела, обнажая обугленные тела. Их лица искажены гримасой ужаса. Белый фосфор не щадил никого. В углу лежала маленькая девочка. Она обнимала плюшевого медвежонка, который тоже обгорел. Фосфор сжёг белки её глаз, в местах, где они должны были быть застыл невыразимый ужас. Комаров опустился на колени, не в силах сдержать слезы. Ярость, которая до этого жгла его, сменилась леденящей пустотой. Его тошнило от увиденного, от самого себя. Возле обугленного тела девочки с плюшевым медвежонком мир рухнул окончательно. К нему подошел Симонов, бесстрашный, словно каменный истукан. Его лицо, казалось, окаменело после стольких дней войны. – Больно от такого вида, лейтенант? – спросил Симонов, его голос был ровным, без тени эмоций. – Вам это, может, и дико, а мы тут это каждый день видим. Привыкли. Комаров поднял на него заплаканные, полные ужаса глаза. Он не понимал, как можно привыкнуть к такому. Как можно смотреть на это и оставаться человеком? – Как… как вы можете? – прошептал Комаров, его голос дрожал. Симонов пожал плечами. – Война, лейтенант. Других вариантов нет. Или ты, или тебя. И лучше, чтобы ты. Он наклонился ближе к Комарову, и в его глазах мелькнуло что-то зловещее, словно вспышка костра в кромешной тьме. Его лицо исказилось в подобие улыбки, но это была не улыбка человека, а скорее гримаса хищника. Голос стал низким, хриплым, словно шепот из преисподней. – Добро пожаловать в ад, лейтенант Комаров.