Слово о Войне и Мире

18:34 7 сентября 2029 года Усадьба дома Вишневских, Московская область, Российская Федерация Рулёвка встретила Александру привычной, удушливой тишиной, нарушаемой лишь шелестом шин "Майбаха" по гравийной дорожке к особняку отца. Небо над Москвой было цвета свинца, отражаясь в зеркальных окнах дома, словно предвещая нечто тяжелое. Александра вышла из машины, небрежно поправив идеально сидящий бордовый костюм. Ни следа усталости, ни намека на форсированное бегство из Астаны, ни тени недавнего кровавого триумфа. Только стальной взгляд и чуть заметная изморозь на губах. Владимир Вишневский ждал её в своей библиотеке – царстве темного дерева, тяжелых фолиантов и запаха дорогого коньяка. Он сидел в глубоком кожаном кресле, держа в руке бокал с янтарной жидкостью, и выглядел невозмутимо, словно каждый день его дочь возвращается из многомиллиардной аферы. — Всё-таки вернулась? — констатировал он, не поднимаясь, лишь окинув её оценивающим взглядом. В его голосе не было ни упрека, ни радости, только привычное любопытство хищника. — Да, пап. Документы имущества коммерсанта Ермекова на твоё имя, — Александра подошла к массивной дубовой столешнице и аккуратно положила на неё толстую кожаную папку. Жест был лишен показной покорности, но и вызова в нем не читалось. Это было исполнение долга, как бы абсурдно это ни звучало в контексте недавних событий. Брови Вишневского слегка приподнялись. Он медленно поставил бокал и взял папку. Открыл, пробежался глазами по заголовкам, по печатям. Его хищная улыбка, обычно застывшая в уголках губ, на этот раз растянулась чуть шире. — Я об этом в курсе, Шура, — произнес он, закрывая папку и откидываясь на спинку кресла. — И знал о каждом твоём шаге. Кто бы мог подумать, что моя свободолюбивая дочка захочет разорвать узы ненавистного ей брака? Один очень умный следователь в Астане теперь живет на берегу океана, и мне пришлось раскошелиться ему на очень приличный особняк. Пришлось заплатить, чтобы замять дело, в которое ты влипла. И смыть кровь, в которой ты вымазалась по локоть. Александра лишь слегка кивнула. — И я польщён, — продолжил Вишневский, глядя ей прямо в глаза. — Признаться, я планировал получить лишь 25% акций его компаний за брак его отпрыска с тобой, этого было бы достаточно, чтобы отыграть мои позиции после жилищного кризиса. Но ты превзошла все мои ожидания. Ты придумала, как забрать всё. Не просто отыграла мои позиции, но и заложила основу для будущего роста, сделав меня ещё и нефтяным магнатом. Я горжусь тобой, Шура, по манипуляциям вся в своего отца. Ты зашла так далеко ради своей личной свободы, обвела всех вокруг пальца, и сделала это относительно законно. Неплохо для первого раза. Впервые в голосе Вишневского прозвучала не фальшивая похвала, а что-то, близкое к искреннему восхищению. Александра позволила себе самую крошечную, едва уловимую улыбку. — Я рада, что не подвела тебя, отец, — её голос был ровным, без единой трещинки. — В таком случае, у меня есть несколько пожеланий насчёт ближайшего будущего. Вишневский снисходительно махнул рукой. — Я тебя слушаю — Я хочу вернуться на пост уполномоченной губернатора Ставропольского края. Желательно, получить сам пост губернатора в течение ближайших лет. И мне потребуется финансирование на ряд моих инициатив, которые я подготовлю в ближайшее время, ты сам будешь с этого в плюсе. И, отец, — она сделала небольшую паузу, её ледяные глаза встретились с его, — больше никаких браков по расчету. Никаких. Владимир Вишневский задумчиво прищурился, потирая подбородок. — По рукам, — произнес он наконец. — И пост уполномоченной, и должность губернатора, если покажешь себя достойно, и финансирование. Что до браков… они мне пока и не требуются. Это "пока" было едва заметным крючком, напоминанием о его власти, но Александра приняла его. Она получила свою свободу – пусть и временную, пусть и с оговорками. — И последний вопрос, Шура, — Владимир снова откинулся в кресле, глядя на неё уже не как на дочь, а как на ученицу, сдавшую самый сложный экзамен. — Ты провела свою первую многоходовку. Манипуляцию, которая оставила в дураках многих людей. Это сильный инструмент политики. Какой же ты урок усвоила за это время? Каков первый и основополагающий закон власти? Александра выдержала его взгляд, не моргнув. Для манипуляций ей надо было стать убедительной актрисой. И она знала ответ. — Не затмевай своего господина, — произнесла она, глядя прямо в глаза отцу. Её голос был полон такой безупречной вежливости, что это граничило с покорностью. Владимир Вишневский удовлетворенно хмыкнул. — И ты его усвоила. Молодец. Можешь идти, — кивнул он. — И проверь некоторые документы в своей спальне. Александра развернулась и вышла из библиотеки. Мраморный пол в холле холодил босые ступни. Она поднялась по широкой лестнице, ведомая каким-то предчувствием. В её спальне, на заправленной шелковой простыней кровати, лежал единственный лист бумаги. Она подошла, её сердце сделало странный, болезненный толчок. Это был бланк Министерства обороны Российской Федерации. В нем, сухим, официальным языком, было написано: «ИЗВЕЩЕНИЕ О СТАТУСЕ ВОЕННОСЛУЖАЩЕГО Настоящим сообщается, что КОМАРОВ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ, дата рождения: 12.01.2006, воинское звание: лейтенант, номер личного дела: 51290, погиб в бою в окружении на высоте 107 в Приднепровской области в результате пулевого ранения и попадания осколка в голову. Предварительно мертв. Дата гибели: 27.08.2029. Причина смерти: Осколочное ранение головы, несовместимое с жизнью. Тело не найдено» Она знала, что Комаров - это Шарапов. Её недавний друг, который помог в организации той кровавой свадьбы. Единственный, кто не видел в ней лишь способ заработать, не смотрел на неё как на инструмент для обогащения. Тот, кто, казалось, видел её саму. Холодная маска Александры Вишневской дала трещину. Лист бумаги выпал из её ослабевших пальцев. Слезы, жгучие и неконтролируемые, навернулись на глаза, а потом хлынули, оставляя горячие дорожки на ледяных щеках. Она упала на колени рядом с кроватью, пытаясь вдохнуть, но легкие не слушались. Воздух превратился в пепел. Впервые за долгое время Александра плакала. Горько, отчаянно, как тогда, когда была совсем маленькой и наивной девочкой.