Слово о Войне и Мире

15:47 12 сентября 2029 года Лагерь для военнопленных, Днепропетровская область, Украина Сентябрь, мать его, а тут сугробы по пояс. Аномалия, конечно, но похуй. Холод пробирал до костей, но это был не тот холод, что в плену, когда тебя оставляли в сыром подвале. Это был холод снаружи, а внутри горел пожар. Глаза слипались, веки тяжелые, как чугунные люки. Открывать не хотелось, но какой-то инстинкт, проклятый, выживший после всего, заставил. Сначала размытые пятна, потом фокус. Над головой небо, нереально синее, до боли в глазах. Сбоку — темный силуэт, поднимающий что-то тяжелое. И тут же: БАХ! Глухой, мокрый звук. За ним второй. БАХ! Мозг, что до этого был ватой, начал потихоньку просыпаться, и вместе с ним пришла дикая, отчаянная боль. Ломка. Пиздец. Каждая жилка стонала, суставы выкручивало, мышцы дергались, зубы стучали, хотя холода уже не чувствовал так сильно. Хотелось выть. Хотелось еще. Еще той проклятой эйфории, что отключила инстинкты самосохранения и превратила меня в машину смерти. Я помнил каждую дебаширную молекулу, которая взрывалась в крови, даря нечеловеческую силу, отключая боль, страх. Заставляя идти вперед, рубить, рвать, давить, не чувствуя ничего, кроме чистого, первобытного драйва. А теперь… теперь пустота. Откат. Мозг вопил, требуя дозу, обещая забытье, но я знал – не дадут. И правильно. Иначе совсем в нарика превращусь. Я кое-как повернул голову. Картина, которая предстала, была… по кайфу. Полный пиздец, но по кайфу. Лагерь для военнопленных, в котором меня держали, был взят. Взяли его вагнеровцы. Вот эти ребята, что стояли вокруг, с нашивками с черепами и кувалдами в руках, – это они и есть. Они не церемонились. Мужик в маске, с кувалдой размером с голову, как раз опускал ее на затылок какого-то ВСУшника, который стоял на коленях. Мозги на снег. Кровь на снег. Второй. Третий. «Мясники, блядь, – пронеслось в голове, – и поделом им». Чувство удовлетворения разлилось по телу, затмевая на секунду ломку. Хоть так. Хоть эта мразь получит по заслугам. Надо мной склонились люди в камуфляже с красными крестами. Медики. Их было двое, суетятся, что-то бормочут. — Многочисленные, – пробасил один. – Повезло, что зашивался. Пиздец, сколько ж в него всадили. — А что ты хотел? – отозвался второй, протирая мою руку ватой со спиртом. – На таком коктейле он бы и танк остановил. Я чувствовал, как они копошатся с моими ранами – их было много, пулевых, осколочных. Адская боль возвращалась волнами, когда они обрабатывали очередную дыру от пуль в моем теле, но теперь это была «нормальная» боль, не та безумная, которая гнала меня вперед под наркотой. Я даже застонал сквозь стиснутые зубы. — Потерпи, юнец, – голос медика был спокойным, будничным. – Сейчас все сделаем. А потом отлежишься. Несколько недель минимум. И никакой наркоты, понял? Иначе подсядешь в хлам. Тебе и так повезло, что выжил после того, что с тобой сделали. Попробовал пошевелиться, подняться. Мышцы не слушались, тело было чужим. Попытки были тщетны. От бессилия накатила волна злости. Теперь я овощ, не могу даже встать без посторонней помощи. Из-за медиков показался силуэт. Массивный мужик, в вагнеровской форме и чёрном берете, со спущенной с лица камуфляжной Балаклавой. Шрамы. Глаза – сталь. Голос, когда он заговорил, был низким, с легким сербским акцентом, будто гранит крошился. — Ну что, мальчишка, очухался? А я уж думал, двухсотого привезли. Говорят, ты там двадцать рыл в одного положил, пока на амфике беспредельничал? Правда? Я с трудом сфокусировал взгляд на нем. — Правда, – выдавил я, хрипя. – Кто вы? И… откуда вы знали, что я Шарапов, а не Комаров?... Его взгляд стал чуть мягче, почти неуловимо. — Шарапов значит..., – он кивнул, словно подтверждая что-то для себя. – Кравнич. Алексей Кравнич. Командир 57-го штурмового отряда «Совы» в составе ЧВК «Вагнер». Я твоего батю знал. Шесть лет назад. Во время первой украинской. Тогда еще в Вагнер не перебрался. Он, твой батя, мужик что надо был. Полковник, да? После одного замеса, когда мы уже отходили, он мне фотку семейную показывал. Ты там мелкий совсем был. Вот тогда и запомнил. Отец… Высота 107. Снова это проклятое название. — Он погиб там. На 107-й, – сказал я, и голос предательски дрогнул. Кравнич кивнул. — Знаю. Ходила байка, что его командование бросило. Ну, слухи. А вот про тебя… в августе, говорят, второй раз за 107-ю дрались. И что лейтенант Комаров там, типа, жертвой своей, сослуживцев спас, да и сам помер. Ну, так молва шла среди наших да союзных подразделений. Я попытался улыбнуться, но губы были потрескавшиеся и болели. — Ну, так это я и есть. Комаров. Просто пока все думают, что я мёртв. Кравнич прищурился, оценивая. Его взгляд задержался на мне, и на долю секунды в его глазах блеснуло что-то похожее на уважение. — Живой значит, – он усмехнулся. — И про снос 20 рыл под наркотой... Значит, не пиздят. Молодцом, лейтенант. Имя себе сделал. В этот момент к Кравничу подвели пленного. Молодой пацан, ВСУшник, лет девятнадцати, может, двадцать. Дрожал как осиновый лист. Он начал что-то лепетать, просить пощады, руки тянул. Кравнич даже не посмотрел на него. Просто протянул руку стоящему рядом бойцу: — Лопатку. Саперную. Боец мгновенно вручил ему малую пехотную лопату. Кравнич взял ее, неспешно, как будто собирался грядки копать. Пленный замер, глаза расширились от ужаса. — Вы… вы не можете… – прошептал он. Кравнич поднял лопатку, та мелькнула в воздухе. — Могу, – ответил он. ХРУСТЬ! Удар пришелся по шее, где-то в районе основания черепа. Голова дернулась, тело обмякло, рухнуло в снег. Беззвучно. Кровь тут же начала расползаться красным пятном. Я смотрел. Ломка отступила на задний план. Чувство удовлетворения. Не дикое ликование, а просто… спокойное осознание. Он не был надзирателем, но он был частью той системы, которая меня держала. Частью тех, кто меня накачал этой дрянью, кто пытал. Кравнич стряхнул что-то с лопатки, как будто просто счистил грязь. Посмотрел на медиков. — Его в госпиталь. И никаких стимуляторов. Только воду и хавчик. И чтоб не сдох. Мне он еще пригодится. Медики закивали, уже перевязывая последнюю из моих ран. — Ему полный покой нужен, командир, – сказал один из них. – Минимум несколько дней без движения. И полное отсутствие стимуляторов, иначе зависимость гарантирована. Он сейчас на пике отката. — Понял, – Кравнич повернулся и пошел прочь, оставляя позади кучи свежих трупов и горы снега, окрашенного кровью. Меня аккуратно подняли, положили на носилки. Тело ныло, но разум был относительно ясен. Мысли путались, но одна оставалась отчетливой: я выжил. Я вырвался. Из плена, из наркотического ада. И теперь я здесь, среди своих. Тех, кто рубит головы и бьет кувалдой по черепам врагов. Меня понесли куда-то, видимо, к эвакуационной точке. Впереди маячил госпиталь, отдых и, может быть, начало чего-то нового. Конец. Начало. Хуй пойми. Главное – я жив. И они все заплатят. Каждая тварь.