Слишком громкий мир

Июль 1900 г. Александр устало опустился на согретый солнцем камень и перестал держаться за руку Дмитрия. Они добрались до небольшой песчаной косы, скрытой от поселения густым пролеском. Здесь мирно шумела река, пели птицы, и все сквозило таким одиночеством и летним умиротворением, что Александр почувствовал, как в груди защемило от иррационального, но безумно сильного желания вернуть ушедшее. *** Лето 1883 года. Раннее утро. Солнце ещё не успело высушить росу на траве, а Саша, наскоро позавтракав, уже сидел на краю лодочного причала, вглядываясь в глубину мутной воды. По пути он успел запачкать светлый костюм из тонкого белого льна и оцарапать ноги о шиповник. Такие приключения были Саше по душе, они шли вразрез с душным этикетом и набором правил поведения, давали ощущение свободы, как у обычных деревенских мальчишек. Рядом уже суетилась няня Фрося, дородная девица в простом крестьянском платье. Она с трудом догнала резвого воспитанника, оставившего лёгкие туфли на месте, где трава превращалась в мелкую гальку и серый песок. — Барин, ну куда же вы без обуви? Графиня велела не пущать вас к реке без обуви! — Фрося поставила туфли рядом с Сашей и, успокоив дыхание, взглянула вдаль, на другой берег реки, где кто-то сидел, склонившись над удочкой. — Ты тоже босиком, — упрямо заметил Александр, свесив ноги с причала и болтая ими в воде, чем еще больше баламутил мутную воду. — И мальчишки в деревне босиком. Что такого случится? — Что случится, что случится, — тихо ворчит Фрося, кидая взгляд на свои грязные загорелые лодыжки, торчащие из-под подола, — Ракушки острые, водомерки кусачие, вода холодная, наконец. Заболеете, барин, пропустите ведь все лето. — Водомерки не кусаются, — рассмеялся Саша, ещё сильнее всплескивая по воде, радуясь брызгам и тому, сколько он всего знает в свои шесть, нет, почти семь лет, — я не боюсь их, они как будто танцуют балет, правда? Лебединое озеро, вот! Мы в Петербурге ходили весной, ничего не понятно, но мне матушка разъяснила потом. Разгоряченный и взволнованный, Саша спрыгнул с причала в мелководье и метнулся за плеснувшей совсем рядом рыбой. За спиной охнула Фрося, не успев схватить подопечного, однако он остановился, не собираясь уходить в глубину. — Я не дальше, чем у берега, правда, — Саша медленно пошёл вдоль кромки воды, наслаждаясь ощущением плотной прохлады, которая каждый шаг делала более значимым, более упорным. Он вглядывался в реку, будто ожидая чего-то необычного. Дно было мягким и илистым, но под зыбучим илом встречалось что-то твёрдое: камни, корни деревьев, может, потерянный разбойниками сундук с сокровищами, как в сказке, которую читала сестра. Саша, уже забыв про волнения Фроси, наклонился, запустил руки в песок на дне, чтобы достать нечто, блеснувшее в лучах солнца, и в этот момент услышал знакомый голос и смех. Соня приехала из Петербурга провести с ними месяц каникул. В длинном сером платье с белым воротничком, с волосами, стянутыми в тугой пучок, она выглядела почти взрослой. А в руках у неё корзинка с малиной, и Александр знал, что большую часть она захочет отдать ему. Но он не возьмёт, он же не маленький уже, ну разве что пополам поделить согласен, чтобы честно было. — Сашенька, ты опять няню не слушаешь? — Софья присела на корточки рядом, и подол её платья потемнел, касаясь мокрого песка. — Мамá будет сердиться. — А ты не скажешь, — Саша, обнимая Соню, прильнул к ней, зарываясь носом в русые волосы. Соня выросла, выше него, но вот если так сядет, он будто ростом с нее. — Ты же умеешь хранить тайны, да? — Хорошо, — она улыбнулась, доставая из корзинки горсть ягод. — Но взамен ты найдёшь мне самый драгоценный камень на этом берегу, смотри, как сверкают. Саша переводит взгляд и завороженно перебирает среди намокшей гальки искристую бледную слюду и кварц, о природе которых ещё не имеет ни малейшего понятия. *** После полудня небо затянуло тучами, но дождь медлил со своим появлением. Александр и Софья перебрались под иву, чьи ветви нависали над водой, образуя уютный зелёный шатер. Перед ними шелестела раскрытая тетрадь, исписанная мелким почерком сестры. Она учила его читать по складам, но ему больше нравилось слушать её рассказы о гимназии. — Там много девочек, — говорила она, — они шумные и тихие, хорошие и плохие. Все совершенно разные и со всеми приходится как-то ладить, представляешь? И правила, их больше, чем у нас дома. А ещё — библиотеки, где книги стоят до самого потолка. Я нашла там даже историю Польши. — Ты была в ней? — спрашивает Александр, пытаясь представить, как может выглядеть родина его матушки. — Не-а, — Соня покачала головой, — Мы с тобой оба увидели свет в Петрограде, но когда вырастешь, сможешь поехать сам. Мне кажется, там красиво... Он поморщился. Расти слишком скучно. Расти — значит носить тесные ботинки, как папа, командовать армией, отрезать волосы, и не лазить по деревьям. Но очень хочется увидеть то место, где люди придумали чудной язык с уже знакомым ему алфавитом. Наверное, эти люди такие же добрые и благородные, как мама. *** Вечер наступил незаметно и принёс с собой бурю. Резко потемнело, ветер усилился и стал срывать листья с деревьев, а дождь полил как из ведра. Александр сидел у реки один, Софья вместе с няней куда-то исчезла, сказав, что скоро вернётся и они ещё погуляют. Было невероятно страшно. Река, ещё утром дружелюбная, теперь билась и накатывала на пологий берег, как раненый зверь. Саша сжимал руками поручень причала, промокший, дрожавший, но все равно зачарованный силой стихии. Он изучал свой страх, не давая волю слезам и панике,и отчаянно вглядывался в мир, изменившийся настолько быстро. Он знал, что сейчас за ним придут, ведь во всех историях, когда герою грозит опасность, кто-то обязательно появится и спасет. — Саша! Соня бежала по тропинке, держа над головой зонт, бесполезный при столь сильном урагане. На ней уже был плащ, накинутый поверх платья, а волосы выбились из пучка и облепили лицо тонкими мокрыми прядями. — Я испугалась, — горячо и быстро шептала она, обнимая его. — Прости меня, прости, я не должна была тебя бросить одного. Хотела быстро насобирать черники, дура, — Соня плакала и улыбалась одновременно, пряча брата под зонтом. — Фрося отпросилась к семье, под мою ответственность, а я вот так… Саша вдыхал запах мокрой шерсти её плаща и ощущал себя невероятно счастливым. Он бы не смог на неё обидеться ни в коем разе, даже если бы она совершила что-то ещё более жуткое, например, не разрешила погладить щенка или котёнка в деревне, или заставляла бы учить счёт, который он так ненавидел. *** — Саша? — голос Дмитрия вырывает его из воспоминаний. — Ты дрожишь. Не замёрз? Александр рассеянно проводит рукой по колену, словно успокаивая сам себя, и отрицательно кивает, улыбаясь. — Не могу заставить память замолчать, с этим местом связано слишком много хорошего. Хочу пройтись вдоль берега, по воде, как раньше, в детстве. — он наклонился, скидывая обувь и прислушался к реке, определяя, куда идти. Вода звала свежей прохладой и запахом цветущей ряски, и Александр уверенно встал, поддавшись зову. Сзади зашуршал гравий, брат потянулся за ним, не отставая ни на шаг. Ветер стих, птицы будто задремали, и лишь звонкие кузнечики и стрекозы продолжали нарушать своим стрекотом полуденную тишину середины лета.