The Only

                  У Чхве Минджона сегодня отвратительное настроение. Сложилось самое неудачное бинго за всю осень, а то и за весь год: опять идет мерзкий ледяной ливень, он легко одет, не выспался, пошел на ненавистные пары к восьми утра после вчерашней ссоры (очередной!) с родителями, уже проголодался и вместо того, чтобы хоть немного отдохнуть, ему нужно ехать около тридцати минут на метро, чтобы навестить дедушку в больнице. Вообще, это чисто формальное посещение, у Минджона нет той особой тёплой связи с родственниками старшего поколения, какую обычно показывают в семейных комедиях или рождественских сказках. Если бы его попросили охарактеризовать свои отношения с семьёй в нескольких словах, он бы ответил: «тяжёлое бремя».       В палате урологического отделения сеульской больницы его встречает старик лет семидесяти на вид. Они натянуто улыбаются друг другу, и Джон проходит в палату. Про себя мысленно тяжко вздыхает каждый раз, когда приходится подбирать слова в ответ на дедушкин вопрос. Бывают люди, при общении с которыми любой ответ ощущается как неправильный, и сейчас именно тот случай. Разговор из года в год идёт по кругу: «как учёба?», «как здоровье?», «куда дальше пойдёшь?», «как с работой?», «почему ещё не вышел на подработку?», «родителям кто помогать будет?», «есть девушка?», «когда женишься?», «почему не женишься?» и снова возвращается к работе. На каждый ответ – поджатые губы и упрёк в глазах, потом картинный вздох и монолог о том, какая сейчас молодежь безответственная и незрелая (а Джон, конечно, в их числе).       Сколько бы Минджон ни пытался, никогда не мог подобрать удовлетворительное сочетание ответов на вопросы родственников, а также подобающую улыбку и жесты. Всегда, абсолютно всегда было что-то не так. Поэтому, уже в середине разговора, парень просто мысленно глубоко выдыхает и перестаёт вникать в суть слов, произносимых дедом. Пустота в желудке даёт о себе знать ежеминутным урчанием, а мокрая одежда неприятно липнет к телу, но Минджон просто крепко сжимает зубы, вымученно улыбается неестественно-вежливой улыбкой и терпеливо ждёт, когда деду надоест его мучать.       Спустя полтора часа деда увозят на процедуры, а Джон, пользуясь случаем, коротко с ним прощается и выскакивает из палаты. Он быстро сворачивает в какой-то коридор, лишь бы спрятаться подальше от старика, и прислоняется к стене, наконец выдыхая уже не мысленно, а физически. В голове каша из мыслей, дедушкиных монологов и собственных ответов на его вопросы, а в теле нарастающая тревожность. Джон грустно усмехается. Как будто он сам не думал о том «куда дальше» и «когда жениться». Наверное многие в его возрасте, как и он сам, крутят эти вопросы ежедневно. Джон медленно сползает по стенке на пол, обхватывая руками голову, и закусывает губу. «От давления семьи проще не становится» — думает парень, — «и ведь не предложат помощи или денег на первое время. Нет. Никогда. Только вопросы и упрёки».       Он сидит возле холодной стены на корточках ещё какое-то время, пытаясь хоть немного унять тревогу и давящее чувство в районе солнечного сплетения. Потом в каком-то отрешённом состоянии идет по больничным коридорам, уткнувшись в Тик-Ток на телефоне. По мнению Минджона, быстрая перемотка роликов поможет ему снять напряжение после нежеланной встречи. Когда его взгляд поднимается от экрана к просвету коридора, парень понимает, что в этом месте он раньше не был. По обе стороны от него гладкие белые стены и ряды дверей от палат, под ногами блестящий светло-синий больничный пол, а впереди – ни одного указателя. И ни души рядом. Минджон решает развернуться и поискать выход, идет медленно, изучая имена на табличках возле палат. По подписям ниже фамилий он понимает, что забрел в отделение травматологии. Внезапно боковое зрение улавливает что-то не то. Парень останавливается, хмуря брови, а потом разворачивается и делает шаг назад, взглядом упираясь в совершенно стандартную дверь палаты и табличку возле нее: «Ли Кай, 24 года. Черепно-мозговая травма средней степени тяжести. Закрытый перелом VI-IX ребер слева. Открытая рвано-ушибленная рана левого бедра».       Какого хрена? Ли Кай?       Внутри сгущается запоздалое чувство вины. Он же ведь не вызвал скорую в тот день. Да мало того, что не вызвал, так ещё и смерти всерьёз пожелал.       Минджон замирает на пару мгновений, а потом резко толкает дверь в палату.       Человек, полусидящий в больничной койке, сразу поворачивает к нему голову.       — Кто вы? — Удивленно шелестит тихий голос.       У него перебинтована голова, из под перевязки торчат растрёпанные черные волосы, левая половина лица настолько в кровоподтёках и гематомах, что глаз не открывается, левая рука плотно зафиксирована к перебинтованному торсу, а дальше тело скрывается под больничным одеялом.       — Кто вы? – Повторяет вопрос человек в кровати.       Джон отходит от шока и его начинает заполнять чистая ярость, как и всякий раз когда он видит этого придурка.       — Я? — Он криво усмехается, подходя к постели. — Ты решил в клоуна поиграть? Не слишком уместно в твоей ситуации.       Он скрещивает руки на груди и останавливается в полуметре от Кая.       — Мы знакомы? – Выдавливает Ли. Кажется, у него в горле пересохло — вдохи и слова даются с трудом.       — Издеваешься? — Джон бьёт по перилам кровати.       Руки чешутся вмазать ему в незадетую половину рожи. Минджон скрипит зубами, стискивая больничные перила, как будто это шея его врага.       Кай молчит и тоже хмурит брови, периодически заглядывает в глаза на пару секунд, а потом опускает взгляд на побелевшие костяшки Минджона.       — Я вас не помню. — Наконец тихо, но твердо произносит он. — Уходите.        — Пфф. — Джон фыркает, отпуская перила кровати, и отходит в сторону. — Память что ли отшибло? Или притворяешься? Хотя знаешь, живой и слава богу.       Он разворачивается к выходу и натыкается на удивлённый взгляд врача, застывшего в дверном проёме.       — Вы посетитель господина Ли?       — Нет. Я уже ухожу.       — Подождите! — Врач останавливает его у самой двери. — Можно с вами побеседовать?       Минджон уныло вздыхает. Его день был испорчен с самого утра, желудок урчит от голода, дедушка вынес мозг своим допросом, а напоследок он столкнулся с ненавистным Ли Каем. Разве лимит дерьма на сегодня не исчерпан? Он раздраженно вздыхает:       — Хорошо.       — Вы первый, кто навестил господина Ли с самого его поступления в больницу.       — Я не то чтобы специально. — Минджон приземляется в кресло для посетителей и старается не так явно гипнотизировать вазочку с конфетами на кофейном столике позади врача.       Сам доктор обходит письменный стол и тоже усаживается в кресло, разворачиваясь лицом к парню.       — Я доктор Пак. Пак Сон Хён. — Врач коротко кивает. — Вы его друг? Родственник?       — Нет, но мы знакомы. Учимся на одном направлении. Я вообще-то дедушку своего навещал, а сюда зашел случайно. — Джон напряжённо вжимается в кресло. Надо срочно от всего откреститься, найти кафетерий и поесть уже нормально.       — Вы в курсе, что он попал в аварию? — Пак Сон Хён наклоняется ближе к Джону.       — В аварию? — Он, конечно, в курсе, но делает удивленный вид. Не хватало ещё, чтобы его отчитали за то, что не вызвал скорую или не поехал с этим придурком в больницу.       — У него переломы четырёх ребер, открытая рваная рана левого бедра, сильные ушибы, сотрясение мозга и амнезия.       Минджон с удивлением смотрит на врача:       — Амнезия? Он то есть вообще ничего не помнит?       — Не совсем так. Он помнит базовую информацию об окружающем мире. Например, свой язык, названия цветов или предметов. Много слов помнит. Знает как пользоваться, скажем, компьютером. Однако, о своей жизни у него стёрлись все воспоминания. Джон нервно ёрзает в кресле. Воспоминания? Да это же чушь! Не может такого быть, чтобы прямо всё исчезло. Не может же?       — И насколько он...ну... ничего не помнит?       — Он забыл даже своё имя. – Пак Сон Хён поджимает губы. — Не помнит свою семью, свой адрес, номер телефона. Свою личность. Всё, что мы о нем знаем — то, что он студент университета Ханьянг и его возраст. В бумажнике, бывшем при нем, нашли его ID-карту и пропуск в университет. Телефон при аварии разбился, нам не удалось его восстановить.       — Хорошо. Я понял. — Минджон хмурится. — Ну а мне-то вы зачем это говорите? Я же тоже особо про его жизнь ничего не знаю.       «И не знал бы» - вслух не произносится.       — За тот месяц, что он здесь лежал его никто ни разу не навестил. Никто его не искал. Сам он ничего не помнит. Мы даже давали объявление на новостной портал, но это не дало результатов. Вы — единственный, кто может о нём позаботиться после выписки. Ему сейчас нельзя быть одному.       — Что? Я? — Минджон глупо таращится на врача, забыв про кафетерий и конфеты в вазочке. — Нет. Это уже слишком. Вы найдите кого-нибудь ещё, ладно? Я скажу вам, где он учился. Дам номер декана. А мне самому идти надо.       Он вскакивает с кресла, быстро записывает на листке информацию для врача и буквально сбегает из кабинета, не прощаясь. «Заботиться об этом уёбке? Вот ещё! Не сдох и хорошо. Есть кому о нём позаботиться!» Джона внезапно озаряет. У него же есть де-вуш-ка. Та самая, которую этот гад у Джона увёл. Юнả. И Минджон ещё помнит её номер.

***

      — Да? Слушаю? — В телефоне раздается высокий девичий голос.       — Юна? Это Джон.       — Я вешаю трубку!       — Подожди минуту. Твой парень попал в аварию, ты ведь знаешь?       — Что-о? В какую ещё аварию? — Судя по тону, она сейчас морщит носик и изгибает губы в презрительной гримасе. — Плохой повод мне позвонить, Чхве Минджон.       — Его сбил автомобиль! Он сейчас в больнице в отделении травматологии. Он ничего не помнит, и его родители почему-то его не ищут. Я думаю, он был бы рад, если бы ты его навестила. — Он выпаливает это на одном дыхании.       Несколько секунд стоит тишина, а затем трубка снова звучит презрительным голоском:       — Ты меня разыгрываешь? Это не смешно!       — Тогда почему он тебе не пишет несколько недель, как ты думаешь?       — Потому что он такой же мудак как и ты! Все вы одинаковые.       — Юна! Кай в больнице. Навести его! Запиши адрес…       Джон не успевает договорить, девушка сбрасывает звонок и трубку больше так и не берёт.       — Твою мать!       Он пинает больничную стену. «Мозгов у неё что ли совсем нет?» — устало думает парень, пока пытается найти выход по табличкам в коридорах. Сил уже не осталось даже на поиски кафетерия, хочется просто домой и забыть этот день к чертям собачьим. По пути, спускаясь в метро и мчась навстречу теплой постели, Минджон думает, кого бы ещё предупредить о ситуации Ли Кая. Он почему-то чувствует свою ответственность за то, чтобы Кая кто-нибудь нашёл и забрал в конце концов из больницы. Как будто это он сам толкнул его под машину. В итоге как-либо связанными с этим человеком персонажами оказываются Юна (звонок которой не дал результата), друзья Кая (номеров которых у Джона нет) и преподаватели из университета. На следующий день Минджон подходит к куратору их направления и сообщает о местонахождении и состоянии Кая, просит на всякий случай телефоны родственников, на что получает сочувственно-удивлённый взгляд и информацию о том, что «номера родственников университет не имеет права выдавать третьим лицам», а также «если господин Ли не появится в университете до конца семестра, не сдаст все контрольные работы и экзамены, а также пропустит более пятидесяти процентов занятий, то у господина Ли будут проблемы». После этих слов куратор убегает, тут же забыв и про Минджона, и про Кая. Джон кривит губы, хмурится, но тоже отпускает ситуацию, посчитав, что сделал всё правильно и дальнейшая судьба этого грёбанного Ли мать его Кая не его проблема.