Прометеева трагедия

      Это было затхлое место.       В нем пыль поднималась от топота ног, в нос бил землистый запах, а глаза едва могли выцепить хоть чье-либо лицо в глухом свете всего лишь двух факелов.       «Прометеевы сыны» — так они себя назвали, те, кто хотел бороться за свободу Скептариев, собрались в катакомбах прямо под одной из сожженных лабораторий. Верт посчитал, что Руки Токамуара какое-то время не будут рыскать здесь, в конце концов, прямо над ними только что догорело показательное пепелище.       Лорк впервые пришел на это собрание.       — Они уничтожают все, что мы делаем! Они сожгли лаборатории. Но наш дух, нашу надежду им не испепелить! — воскликнула, вскочив на ноги, молодая девушка. У нее была по-мальчишески тощая фигура, на которой висела застиранная рубаха и слишком свободные, возможно, даже отцовские или брата, холщовые штаны.       — Да срать я хотел на надежду! — бахнул ладонью о грубо сколоченную скамейку так, что та едва не развалилась, здоровенный детина, весь заросший щетиной. Лорк знал его. Кажется, этот малый был из тех, кого волшебники заставляли днями гнуть спины на каменоломнях. — Моя жена едва встает с постели! Без Прометеев мне эти памятники не нужны! Они забирают лекарства и еду, а нам кидают либо мизерные подачки, либо толкают втридорога!       «Да!» — вторили ему голоса, «Правду говорит» — кивали люди по сторонам от Лорка.       Детина обратился к нему, пронзив Лорка тяжелым свирепым взглядом загнанного в угол животного. Одно неверное движение — и зверь набросится.       — А ты что скажешь? — вздернул он массивный подбородок.       Лорк оглянулся. За спиной никого — только стена.       Лорк не хотел ничего говорить. Но он сам виноват — поддался уговорам Верта, все же пришел на собрание.       Он, ощущая на себе липкие взгляды десятков глаз, вздохнул:       — Я думаю, что нужно ждать Прометеев.       На катакомбы навалилась тишина. Звонкая, оглушающая, давившая на уши.       Наконец, та девушка, что кричала громкие слова, фыркнула, ядовито выплюнув:       — Они нас бросили. Унесли ноги, как только задницы припекло.       — Это..! — сжал кулаки Лорк. — А что им нужно было сделать? На смерть идти?!       — Да, — заявил детина. — Как это сделал твой отец.       Лорк сжал кулаки еще. Стиснул настолько сильно, что ногти впились в ладони.       — Что геройского в том, чтобы молча умереть на потеху «просветленным» на всю голову? — прошептал он. И закричал, сорвавшись: — Что геройского может сделать человек, которого стерли в пыль?!       Он, дрожавший от ярости, оглядел толпу людей, которые не ведали, о чем говорили.       О, Лорк мог их понять. Он также, как и они, недоедал. Ферн и Мирна также, как и они, страдали, выживая под этим серым небом, где даже редкое солнце не приносило радости, потому что им не было позволено и глаз от земли поднять, чтобы взглянуть на него.       Но что скептарианцы, обычные скептарианцы, не гении и не герои, могли противопоставить магам? А тем более обученным воякам Токамуара?       Ничего. Без Прометеев им было некого выставить в противовес. Им были нужны их технологии. Они были нужны Скептариям.       — Мы… — начал было Лорк. Но осекся под острым взглядом Верта, едва заметно качнувшего головой. — И вы называете себя Прометеевыми сынами?       — Они — символ. Пусть и сбежали, но бучу они подняли знатную, — снова хмыкнула девушка.       Лорк просто тупо уставился на нее.       Символ.       Для них его друзья, живые, настоящие, из плоти и крови, а не какие-то герои сказки, были просто красивой легендой, которую эти сыны наверняка мечтали рассказывать потомкам, когда победят. Будут говорить, как сражались бок о бок с великими, как продолжали их дело. А на деле…       Для Лорка они не были просто каким-то символом. Они были живыми людьми, с руками залитыми чернилами после многочасовых исправлений чертежей. Они пахли металлом и сажей. Пятый Прометей вечно шутил скабрезные шутки, Первый Прометей беззлобно смотрел на него, как на идиота, Второй Прометей любила пококетничать, заливаясь звонким смехом. Великий Прометей могла написать собственный сборник анекдотов в адрес Соламарийской Империи.       Он не понимал, почему Верт его сюда выволок. Если он не хотел, чтобы Лорк делился их сведениями о Прометеях, то зачем он здесь? Может, Верт не считал, что Прометеевы сыны готовы услышать о дневнике Главного Прометея и первом прототипе Терминала. Вот только в таком случае почему он не доверял своим?       — Я, пожалуй, пойду отсюда, — сказал Лорк, поднимаясь.       Его никто не остановил. Ни девушка ему в спину не фыркала, ни Верт за ним не поднялся. Только детина проговорил в спину:       — А пацан, видать, все же не в старика Халема пошел.

***

      Уна оглядела огромный банкетный зал Белой башни. В самом центре сводчатого потолка светили сферы, созданные совместными усилиями Заклинателей и Творцов. У потолка было семь сводов, на каждом из которых были изображены фигуры Магистров, протягивавшие руки к свету в центре.       По стенам зала были развешаны гобелены с сюжетами из Свитков Токамар, десятки беломраморных колонн были увиты зелеными лозами с бутонами пурпурных, желтых, белых, черных, красных и синих цветов. Один Поток знал, чего Уне и ее Целителям стоило их взрастить!       Все, кто участвовал в подготовке, воистину проделали огромную работу!       — Интересно, в каких цветах она выйдет?       — Это ведь первый официальный выход леди Серины в качестве…       — Да, говорят, она довольно болезненна, и ее состояние не позволяло ей выйти в свет раньше…       — Ну что ж, плохое здоровье — ожидаемое последствие. С ее-то проблемой.       Уна сжала изящную ножку бокала из тонкого стекла чуть сильнее, чем стоило. На дне бокала плескалось, переливаясь желтовато-оливковым цветом, вино монахов Цитадели. Виноград для него рос в садах самого Святого Жреца и подавалось оно исключительно на приемах в честь Дня Воссияния Потока в качестве подарка Святого своим подданным.       Леди Серина.       Уна уже и не знала, куда спрятаться от толков об этой женщине. Все только о ней и переговаривались, шепотом, конечно, потому что о человеке с такой фамилией во весь голос сплетничать просто небезопасно.       — Магистр Уна! — радостно поприветствовал ее Магистр Волем Каллис, обвесивший парадный синий камзол еще большим количеством драгоценностей, чем обычно. Благая Токамаэ, да у него даже на рукавах были самоцветы! Как будто у кого-то сокровищница сбежала. Его жена, обладательница эффектных, хоть и довольно тучных, пышных форм, от супруга не отставала: в ее ушах висели массивные серьги с огромными фиолетовыми гранатами, в комплект к такому же ожерелью. Наверняка носить такой крупный камень размером с половину кулака Уны было невероятно тяжело. А ведь ее синие платье, все расшитое витиеватыми золотыми символами, символизировавшими ее принадлежность к роду мужа-Заклинателя, было перехвачено еще и золотым поясом с гранатами помельче.       — У вас великолепный вкус, — добродушно улыбнулась леди Галисия Каллис, скользнув взглядом по темно-зеленому платью Уны, — альтамарский шелк? Но почему сегодня вы так скромны, Магистр, — заметила она, явно отмечая из украшений на Уне лишь скромный изумрудный кулон на длинной серебряной цепочке в тон вышитым на платье листьях, — такую красоту грешно не подчеркивать соответственно!       Скажи это иная женщина, Уна бы тут же почувствовала на языке горчинку завуалированного оскорбления. Но это сказала Галисия Каллис. Они с супругом были абсолютно одинаковыми: добродушные и безвредные люди. Да, с довольно комичной тягой ко всему, что блестит, но мягкие по сути своей и глубоко почитавшие Священный Поток.       Кто-кто, а леди Каллис уж точно говорила искренне, словно тетушка, радевшая за судьбу своей юной племянницы.       Уна лучезарно улыбнулась:       — Боюсь, я пока не обзавелась таким заботливым и щедрым мужем, как Магистр Волем, леди Галисия. Не подскажете, где найти такого же?       Леди Галисия рассмеялась тонким и звонким, как колокольчик, по-детски задорным смехом:       — Так ловите удачу за хвост, дорогая! Здесь я его и нашла, прямо на Дне Воссияния, — подмигнула она, — правда, было это уже на озерных гуляниях… — Леди Галисия притворно понизила голос: — Только никому не говорите, все же такие мероприятия больше для веселья простого люда!       Уна засмеялась в ответ:       — Обещаю хранить вашу тайну!       Тайну, которую и так знала вся столица, ведь что Магистр Волем, что его супруга друг в друге души не чаяли и просто обожали всем рассказывать, как удачно они друг друга нашли в традиционное купание голышом в озерах.       — Вы послушайте совета мудрой женщины, — нисколько не стесняясь, стиснул талию жены Магистр Волем, притягивая сиявшую женщину вплотную к себе, — от вас ведь не может оторвать глаз добрая половина волшебников в этом зале! — Магистр Волем непрозрачно намекнул на платье Уны на запах, открывавшее плечи и складывавшееся в глубокий вырез, а у бедра невзначай открывавшее ногу. — Мужчины молодые и перспективные, обязательно присмотритесь!       Леди Галисия притворно шлепнула мужа по руке:       — Ну хватит, ты сейчас всех молодых и перспективных распугаешь!       Уна снова рассмеялась — такими теплыми были отношения этой пары. За щебетом леди Галисии она чуть не забыла ввернуть ей ответный комплимент:       — Вы тоже, леди Галисия, прекрасно разбираетесь в тканях, великолепный цвет, да и атлас вам очень идет. Тоже из Альтамара?       — Конечно! Вы же знаете: мой родной край славится своим текстилем!       Это правда. Этому знойному региону у самого моря не было равных по части производства легких тканей.       — Ох, — все продолжала леди Галисия, — но как же интересно, что наденет леди Серина! При таком-то богатстве…       Дальше Уна не слушала.       Снова леди Серина, снова все свелось к ней.       Она оглядела зал. На приеме уже собрались большинство, если не все. Магистры так точно. Из особо высокопоставленных гостей не хватало только двоих: Святого Жреца и, конечно же, Магистра Натариона Фалконера. Но Натарион вскоре должен был появиться, он все же не настолько безрассуден, чтобы прибыть позже Святого.       Глашатай набрал в грудь воздуха:       — Магистр Боевых магов Натарион Фалконер и…       И все взгляды были устремлены только на него.       Его костюм, конечно же, был красным. Но то была не его подчеркнуто простая военная форма. Да, жесткий силуэт не оставлял сомнений, чем именно жил такой человек, но кроваво-красные чешуйчатые кожаные наручи, инкрустированные рубинами, такой же пояс с кинжалом в золотых ножнах, подхватывавший открывавшую сильные руки тунику, и золотые наплечники тяжелого красного плаща в виде головы вздыбившего шипы-перья сокола говорили только об одном: пришел не просто воин. Пришел великий завоеватель.       Когда о нем объявили, у Уны как будто перехватило дыхание.       Но когда глашатай закончил: «… и его достопочтенная супруга леди Серина Фалконер!» — дыхание у Уны сперло. Словно оно застряло колом где-то в горле.       Уна слышала, как леди Галисия восхищенно ахнула: «Это кожа?».       Достопочтенная леди Серина Фалконер действительно не разочаровала жаждавшую ее появления публику.       Выразительность изгибов ее фигуры — пышные бедра плавно переходили в от природы тонкую талию, талия подчеркивала лишний раз и без того заметную высокую грудь — плотно облегало красное полностью кожаное платье.       Оно было менее агрессивным, чем костюм Натариона, но несло такой же однозначный подтекст: пришла жена завоевателя.       Оно было полностью закрытым: руки плотно затянуты рукавами, легкий вырез едва ли ниже ключиц. На плечах также покоились головы золотого сокола, но это была уже не воинственная птица. Он будто бы склонял голову, упокоившись на ее груди.       Леди Фалконер не носила кинжалов, не подпоясывалась тяжелыми ремнями. Но на ее шее блестело литое золотое колье, в ушах — серьги, отлитые в виде золотых пластин. И только одна деталь то ли выбивалась из общего вида, то ли, наоборот, придавала образу едва уловимый оттенок экзотики — заколка в строгой прическе. Она была с небольшим лазурным пером, красным на конце. И эта лазурь как будто добавляла легкой голубизны в пронзительный стальной оттенок глаз Серины Фалконер.       Какая-то волшебница рядом с Уной потрясенно пробормотала:       — Это же перо священного тавла! Неужели Магистр Натарион и правда подарил такую редкую птицу ей? Видно, и вправду любимая жена…       Да.       А чешуйчатая кожа — это кожа кадарианского длиннорогого крокодила. А золотые ножны Натариона — из покоренной с полгода назад Фассирии. Как и украшения его жены.       В то время, как все присутствовавшие выбирали наряды мастеров Священной Соламарийской Империи, в главный праздник года прославляя свою страну, Серина Фалконер одним своим появлением превратила все событие в день восхваления своего мужа. В том, что одевала Натариона жена, Уна даже не сомневалась, потому что сам Натарион никогда такими вещами не интересовался.       Уна уставилась в сторону, на балкон, на котором должен был вот-вот появиться Святой Жрец.       Она не хотела смотреть, как великолепные Фалконеры спускались по беломраморной лестнице так, словно она была возведена только для них, не хотела смотреть, куда Натарион вел эту женщину и кому представлял.       Прогремели фанфары.       И Уна возблагодарила Поток за то, что послал Святого Жреца так вовремя.       Он стоял, одетый в белое, на вершине, смотря на них всех: на Уну, на Фалконеров, на Каллисов, весь высший свет Священной Соламарийской Империи — сверху вниз, словно отец, издалека наблюдавший и оберегавший своих детей.       — Сыны и дочери Священного Потока, — заполнился зал звучным голосом Святого, вещавшего в полной тишине, — братья и сестры! Сегодня завершился еще один благословенный светом Его год, и вновь мы собрались, чтобы разделить с ближними нашими церемонию Воссияния Его, дабы помнить: Поток Токамар — начало и конец всего сущего. Он не имеет образа, но по воле Его образы обретают свою форму. Как сказано в Свитке Первом, главе второй, стихе четырнадцатом: «Кто восстал против формы — восстал против Него». А потому всякий, кто возвысился над Потоком, будет низвергнут Им в небытие. Мы же — не восстаем, но склоняем головы, и потому возносимся! Годы за годами Империя крепнет, враги Ее падают, но сыновья и дочери Токамар продолжают твердо стоять на ногах. Сегодня, в день сияния света Его, мы воздаем хвалу не только Потоку Токамар, но и Его верным сосудам — вам, сыновья и дочери Его, Заклинателям и Мыслителям, Скользящим, Боевым магам и Некромантам, Творцам и Целителям. Но и помним слова Свитка Второго, главы четвертой, стиха шестнадцатого: «И несет на своих волнах Поток Токамар тех, кто склоняет головы пред Ним. Тот же, кто стоит гордо пред Ним, будет смыт в небытие силой Его». Потому я говорю: остерегайтесь гордыни. Не возомните себя сильнее, чем есть. Дар наш — не наш, но Его. Победы наши — не наши, но Его. И Империя сия — не наша, но Его! Да возрадуемся же ныне, ибо свет Воссияния вновь пролился на Священную Соламарийскую Империю. И пока мы едины в вере и преданности, никакой мрак, никакое сомнение, никакие чуждые племена не сокрушат нас. Свет не нуждается в глазах!       — Поток — в направлении! — ответили все как один, задрав головы вверх, к Святому, омытому сиянием света.       Зазвучала музыка. Торжественная, но одновременно тонкая, обволакивавшая зал таинством начавшейся церемонии.       Толпа расступилась, оставляя в центре лишь небольшой круг, где в земле уже год росло и ветвилось дерево.       Первым вышел Магистр Заклинателей Лисандр Торвелл. Он нараспев, ровно в такт мелодии, начал читать молитву — и дерево радостно зашелестело зеленевшими листьями, тронутое Потоком. Следом вышел Магистр Натарион, встав вровень с Лисандром. Едва прикоснувшись к уже окрепшему стволу, он безжалостно поджег его, наблюдая, как дерево, треща в предсмертной агонии, умирало под его руками.       Магистр Некромантов Осмарий Дрос церемонно подошел, призывая к своим рукам пепел — все, что осталось от дерева — и, поднявшись, преподнес его Святому, после вернувшись обратно, к Натариону и Лисандру. В руках Святого пепел засиял, словно маленькие частички солнца, и он, от лица Мыслителей, развеял солнечную пыль над головами детей Потока под радостные возгласы и громкие аплодисменты.       Магистр Творцов Оривал Дромель наколдовал новое семечко, посадив его в землю.       Настал черед Уны.       Она, прикоснувшись к земле, почувствовав пульсировавшую энергию Потока в этом маленьком, горевшем нетерпением вырасти семечке, своим прикосновением помогла ему вытянуться в раскидистое молодое дерево. Уна также встала рядом со всеми.       Пускай Натарион не мог кинуть на нее сегодня и одного взгляда, пускай ради репутации своего дома он был обязан полностью посвятить этот вечер той женщине. Но в одном ряду с ним стояла Уна. И это ощущалось так, будто именно с ней Натарион начинал этот новый год.       Церемония заканчивалась выходом Магистра Волема. Он, призвав ярких желтых канареек, смотрел, как они рассаживались по веткам дерева, о чем-то восторженно щебеча между собой.       Музыка смолкла. Смолк и Магистр Лисандр.       Зал взорвался аплодисментами.       Никто не хотел двигаться с места, надеясь еще немного побыть частью этого удивительного таинства жизни.       — Ну что вы, дети мои, — весело подбодрил их Святой. — Негоже в такой праздник стоять столбами. Молодые люди, кто не занят, приглашайте наших прекрасных леди на танец. А кто занят, — гости чуть хохотнули, — тех прошу уделить внимание своим прелестным женам. Благословенного Дня Воссияния!       — Да будет благословен этот год! — ответили Святому они.       Намекать музыкантам дважды было не надо: торжественную часть, слишком серьезную в своей монументальности, тут же сменила плавная мелодия. Уна вернулась к своему недопитому бокалу, искоса кидая взгляд на пару, первую вышедшую в центр зала.       Высокий галантный молодой красавец в красном кружил свою жену в танце под всеобщие восхищенные вздохи. Конечно, ведь Натарион Фалконер был хорош и в танцах тоже.       Натарион и Серина Фалконеры смотрелись вместе так, словно сошли со страниц для юных учениц Цитадели. Она — миниатюрная, едва доходившая ему до плеча, в ее мягкой фигуре не было ни одного острого угла, как и в теплом чуть смугловатом лице, а в пышной кудрявой прическе, пусть и строгой, у всех на виду был подарок любимого мужа. Он — статный и сильный, во время танца смотревший только на нее, прижимая к себе вплотную.       Интересно, пришлась ли по душе леди Серине речь Святого Жреца? Та часть про дочерей и сынов Потока, где Святой восхвалял Творцов, Скользящих, Мыслителей, Боевых магов, Некромантов, Целителей и Заклинателей?       Она ведь не относилась ни к одним из них.       У Серины Фалконер не было дара.       Обычно таких детей не то что знатные, простые волшебники скрывали. Поговаривали, что частенько таких детей бесследно похищали или они — совершенно внезапно, конечно же — убегали из дома. Если же семья оставляла такого ребенка, рано или поздно, когда о нем узнавала Цитадель, путь ему был только в одно место — в Скептарии.       Но, говорят, Серину Фалконер защитил ее покойный батюшка, бывший весьма дружным со Святым Жрецом. Впрочем, неудивительно, семья Вальден — известные в истории Заклинатели, и отец леди Серины был Магистром до Лисандра Торвелла.       Для такого, как Натарион, такая жена была позором.       И женился он на Серине Вальден, лишь потому что попался в грязную ловушку ее злопамятного брата, Дариуса Вальдена.       — Магистр Уна, — вырвал ее из размышлений Магистр Творцов Оривал Дромель, высокий худощавый мужчина с излишне прямой осанкой и сухим лицом, чьи буйные угольно-черные волосы уже начинали седеть. За его спиной стоял, чуть переминаясь с ноги на ногу, молодой человек в пурпурном. Тоже Творец. — Позвольте представить вам моего сына — лорда Лионора Дромеля. Он впервые на настолько крупном мероприятии. Не окажете ли вы ему честь..?       Этот юноша так мило краснел и отводил карие глаза, что Уна не стала ему отказывать. Они вышли в центр зала, где уже танцевали с десяток пар, включая хохотавших вовсю Волема и Галисию Каллис. Молодой человек еле умостил дрожавшую руку на талию Уне.       — Я-я… — он неловко прокашлялся, делая первые шаги немного невпопад. — Простите, — выпрямился он. — Меня зовут Лионор Дромель, сын Магистра Оривала. Это честь для меня.       Уна мягко улыбнулась, не став вгонять беднягу в еще большую краску, напоминая, что их уже представили. Она просто старалась по-доброму на него смотреть, как бы подбадривая продолжить.       — Наш род, как вы знаете, известен своей силой, и… И я думаю, будет не лишним сказать, ч-что… наше знакомство, а может, и дальнейшая дружба… — бедный Лионор выпалил на одном дыхании: — могут помочь усилить ваши позиции!       Уна, не сумев сдержать изумление от подобной бестактности, вскинула брови.       То есть, Магистр Оривал считал, что раз она была из Скептариев, то кинется давать брачные обеты с первым, кто смилостивится над такой бедняжкой?       Уна мысленно вздохнула.       «Давай, девочка, — успокаивала она свой же гнев, — ты справишься. Как всегда повторял Натарион: ты — Магистр».       Это высшее общество. Здесь умение высказать правду в лицо было не оружием, а отсутствием ума и воспитания. И Уне следовало продемонстрировать, что она была достойным игроком.       Она пару раз глуповато моргнула:       — Простите, не уверена, что правильно вас поняла, лорд Дромель. Я — уже Магистр, куда еще мне усиливать позиции? Разве что вы считаете меня достойной заменой Святого Жреца? — хихикнула она. — Хотя он вроде не так уж и стар… Но я могу поговорить об этом со Святым при случае. Он будет рад, что в роду Дромель так пекутся о его благополучии.       Бедный юноша стал заикаться еще сильнее:       — Э-э-это… В-вы не так…       Уна беззлобно вздохнула, едва увернувшись от ноги юного лорда, пытавшегося наступить ей на туфлю. Все же ей не нравилось играть в такие игры. Не ее это. Жалко парня.       — Лионор, послушайте. Я думаю, вы хороший молодой человек. А еще я думаю, что эти слова вам наказал сказать отец. Так вот, я уверена, что у вас еще все впереди. Только нужно научиться быть немножко уверенней в себе, — она красноречиво глянула на него, — и не идти у других на поводу.       Лорд Дромель стыдливо опустил голову.       — Ну же. Выпрямитесь и улыбнитесь, — чуть засмеялась Уна, — сегодня праздник!       Лионор Дромель расплылся в искренней улыбке.       Когда он вот так не зажимался, юный лорд даже был красив. Копна курчавых черных отцовских волос с милыми кудряшками, падавшими на открытое лицо. Большие и добрые карие глаза. Кроме того, он был высок, пусть и очень худощав. И, пожалуй, воспитан получше Магистра Оривала. Хотя такого свекра Уна бы ни одной девушке не пожелала.       Встреться они лет на пять раньше, Уна могла бы и влюбиться.       Вот только для нее Лионор Дромель все же был низковат. И плечи не такие широкие. И глаза уж слишком мягкие, искры в нем грели, но не обжигали. Жизнь с ним наверняка была бы чудесной, такой, как супругов Каллис — теплой и нежной. А еще — очень ровной. Она бы не ощущалась так, словно их союз — это достижение, в ней бы не было место таинству страсти, не было бы пламени любви, гревшего, но иногда и обжигавшего.       Лионор Дромель был не тем.       Мелодия смолкла — танец был окончен. Уна тепло улыбнулась, по-дружески чуть сжав плечо лорда Дромеля, сразу же удалившись.       Ей было жарко.       День Воссияния проводился в середине лета, и среди такой толпы рано или поздно все начинали немного задыхаться.       Уна, взяв новый бокал, скосила глаза в поисках Натариона. Он был один. Стоял поодаль у колонны, увлеченный беседой с каким-то совсем юным Некромантом. Возможно к нему, бедному, прицепился один из его почитателей.       На нее Натарион, конечно, не смотрел.       Да и Уна не рассчитывала. Заставить Натариона Фалконера ревновать? Это просто глупо. Да и к кому? К безобидному Лионору Дромелю? Они оба были выше этого.       Уна направилась на балкон, уже не вынося стоявшей в зале жары и надеясь хоть чуть-чуть охладиться в прохладе опустившейся ночи.       Выйдя, она заметила чьи-то весьма аппетитные бедра, бесстыдно выставленные назад, пока их обладательница облокачивалась о балюстраду. Бедра были обтянуты красным.       Кожаным красным.       — Леди Серина, — застыла она.       С губ этой женщины сорвался… пар? В жару?       — Простите, — собралась Уна, — мы не представлены.       — Нет нужды, — едва глянула в ее сторону леди Фалконер, — здесь каждый знает вас в лицо, Магистр Уна.       Уну словно опустили в ванну, полную льда.       Ей часто говорили, будто она выглядит холодной: у Уны были светлые волосы, голубые глаза, при ее росте и худощавости ее фигура выглядела даже чуть угловатой. Поток просто не наградил Уну природной мягкостью. И люди думали, что она такая и внутри.       Но Серина Фалконер…       Даже ее каштановые кудри наверняка были на ощупь, как облако. Уна не могла представить, что от человека с такой безобидной внешностью может исходить такой промозглый холод. Эту женщину выдавали разве что слишком бледные на смугловатой коже стального цвета глаза.       Уна… Разозлилась.       Эта женщина, скептарианка — будь, она хоть десять раз из рода великих волшебников, по сути своей именно скептарианкой она и была, — смела говорить с ней, Магистром, в таком тоне? Она должна сказать спасибо фамилии Натариона, что ей вообще позволено здесь присутствовать и с кем-либо разговаривать.       Уна расплылась в тонкой наигранно наивной улыбке:       — Мы с вашим супругом очень близки, леди Серина.       — Да, — кивнула она, снова выпуская изо рта этот странный пар, — мой муж тоже Магистр, вы сидите с ним за одним столом в Совете.       — Извините, могу я спросить…       Леди Серина едва заметно, но недостаточно, чтобы все же не заметить, вздохнула, разворачиваясь лицом к Уне.       — Это? — выгнула она бровь, чуть приподнимая странный сверток в виде тонкой трубки, зажатый в ее пальцах. — Ферраксийская сигара. Среди местных женщин они очень популярны. Подарок мужа.       — Это не та страна, где правят женщины-воины и магия существует вместе с наукой? — нахмурилась Уна.       Леди Серина, прежде чем ответить, поднесла «сигару» к губам. Втянула воздух, заставив ее кончик загореться оранжевым, словно уголек. И выдохнула едко пахнувший не пар, а дым, в ночное небо.       — Все верно.       Натарион не так давно настаивал на переговорах с Ферраксом. Он считал, что их женщины в бою были достаточно искусны, чтобы составить конкуренцию его Молотам, а потому считал, что портить с ними отношения было не время. Неужто он дерзнул вести дипломатические переговоры в обход Святого?       Леди Серина скучающе пояснила, словно прочитав мысли Уны:       — Были привезены альтамарскими торговцами из-за моря. В качестве диковинки.       Уна выпрямилась, скользнув по ней взглядом. Для благовоспитанной кроткой леди, какой ее описывали, Серина Фалконер опиралась о балкон уж слишком развязно, стряхивая пепел наружу.       — В любом случае, рада наконец с вами встретиться, леди Фалконер, — широко улыбнулась Уна. — С выздоровлением вас. Наконец мы увидели женщину, о любви прославленного Натариона к которой люди слагают песни. В конце концов, нет других причин, по которым такой великий волшебник как Натарион Фалконер взял бы в жены женщину без малейшей связи с Потоком.       Серина Фалконер только сухо улыбнулась. Снисходительно, одними уголками губ. Как будто к ней пришел ребенок, желавший чем-то удивить взрослого.       — Я и так знаю о вашей интрижке с моим мужем. Незачем так стараться мне о ней сообщить. Что-то ещё?       Уна, несмотря на застучавшую в висках кровь, была намерена держать удар. Ее радушная улыбка ничуть не дрогнула:       — Мне просто совестно за то, что стала причиной ваших переживаний, леди…       Серина Фалконер, так и не поменявшись в лице, нагло перебила ее:       — Что вы понимаете под переживаниями?       Уна… Уна не нашлась, что ответить. Любая женщина способна себе представить, какие это переживания, когда у мужа есть другая. Либо Серина Фалконер великолепно держит лицо, либо все слухи о ней безбожно врали и она вовсе не была слабовольной, скрываемой ото всех с детства оранжерейной девочкой. И если правдой было второе и леди Серина действительно не испытывала по поводу их с Натарионом отношений совсем ничего, — ни злости, ни волнения, — что ее, абсолютно бесполезную, оставят, то что за холодным чудовищем эта женщина была?       А она, не давая Уне и шанса подобрать слова, продолжала:       — Так что именно вы имели в виду? Рыдания при слугах? Скандалы в кабинете мужа? Злобные взгляды в вашу сторону на людях, в попытке поставить вас на место? Магистр Уна, я — Серина Фалконер, законная супруга Натариона Фалконера, одного из семи Верховных Магистров и главы Молотов и Рук Токамуара, я единственная дочь рода Вальден, семьи с куда более обширной родословной, нежели даже прославленный род моего мужа. Я понимаю ваше замешательство, ведь за вашей спиной нет такого длинного списка выдающихся фамилий. У вас вообще нет фамилии. Позвольте разъяснить, коль уж вы так стараетесь быть вхожи в наш круг. Леди из такого круга не скандалят на потеху публике. И мне нет никакого резона пытаться указывать вам на ваше место, поскольку тот факт, что вы вообще решили, что я буду эти заниматься, уже говорит о том, что мы с вами в совершенно разных позициях, — Серина Вальден, выкинув сигару с балкона, не глядя, направилась к двери. — Хорошего вам вечера.       Уна осталась стоять на балконе, примороженная к месту. В жаркую летнюю ночь ее внезапно пробрал холод до костей.

***

      Когда Уна нашла в себе силы вернуться, уставшие и захмелевшие волшебники разошлись кто куда, весело болтая со старыми знакомыми под тихую мелодию выдохшихся музыкантов. Вечер подходил к концу, и многие уже скоро покинут торжество, желая провести остаток праздника наедине друг с другом или же с семьей, оставшейся дома.       Уне торопиться было некуда. У нее не было ни родителей, к которым стоило бы спешить, ни детей и мужа, которые бы ее ждали.       Она глянула на Фалконеров, мирно беседовавших с Магистром Заклинателей Лисандром и его дочерью. Юная девушка не могла отвести восторженного взгляда от леди Серины. Хотя нет, могла. Только чтобы на секунду взглянуть на Магистра Натариона, заливаясь густой краской.       Перспектива вернуться в пустую Зеленую башню кольнула шипом одиночества больнее, чем когда-либо.       Вдруг, посреди этой мирной, почти домашней обстановки снова прогремели фанфары.       На балкон снова вышел Святой Жрец.       На памяти Уны такого еще не было, чтобы на Дне Воссияния Потока он говорил дважды.       Она встретилась с черными глазами Натариона. И в его взгляде не читалось ничего хорошего.       Что происходит?       Неужели он не смог выйти на след Прометеев вовремя?       — Дети мои! — снова обратился к ним Святой. — Я рад сообщить вам, что в этот знаменательный день мы празднуем еще одну победу нашей веры! Вчера по моему приказу были сожжены все лаборатории отступников-Прометеев. На нашей священной земле более нет следов этих поистине великих в своем заблуждении рациоеретиков! Магистр Натарион, — чуть склонил голову Святой Жрец, — будьте спокойны. Ваш уважаемый батюшка отомщен.       Зал тяжелой пеленой накрыла тишина.       Уна видела, как на лбу Натариона вздулась вена.       «По моему приказу».       «Ваш батюшка отомщен».       Святой Жрец только что публично указал великому Натариону Фалконеру, где его место.       Уна могла поклясться, что даже отсюда, у самого выхода на балкон слышала, как клацнула его челюсть.       В этой тишине слух, словно кинжалом, резанула всего одна фраза, выкринутая женским голосом:       — Да живет Святой Жрец долго!       Серина Фалконер стояла с гордо вскинутой головой и поднятым в честь Святого бокалом вина. Она прославляла человека, открыто бросившему вызов ее мужу.       По залу разнеслись вялые несмелые хлопки.       И, тут же, словно опомнившись, толпа зашлась в аплодисментах.