По лезвию чужой судьбы

Удар. Руди сдержанно, пытаясь не запутаться в собственных ногах показывал Полу технику школы воды, которую последние недели пытался осваивать. Медленные, точные шаги, развороты корпуса, плавный уход в стойку, пируэт — и резкий, как щелчок, выпад. Хлоп. Хлоп. Хлоп. — Пол захлопал в ладоши: — Ну, вот это уже больше похоже на дело. Молодец. Не идеально, конечно, но для новичка — вполне. Он подошёл ближе, встал в ту же стойку и повторил пару движений, комментируя: — Школа воды — это больше про оборону, про гибкость. Те, кто ею владеет, могут сдерживать даже сильнейших противников, если не ошибутся. Хороший выбор для начала. Особенно для тех, кто не хочет умирать молодым. Пол на секунду задумался, затем ухмыльнулся и, как водится, перешёл в рассказ: — Руди, а ты знаешь, откуда вообще пошли все эти школы?.. — Пол почесал подбородок, будто соображал, с чего начать. — Короче, была история. Давным-давно, встретились трое. Настоящие монстры, не то что нынешние. И как водится: кто кого. Но разошлись живыми. Не потому что слабы — потому что каждый понял, что другой мог бы его убить. Вот с тех пор и пошло: три пути, три школы. — Это был самый бестолковый исторический экскурс, который я когда-либо слышал, — отозвался Роулз, сидящий все это время чуть поодаль. — Я почти почувствовал, как мой мозг стал глупее. Пол безразлично пожал плечами: — Заткнись. Не всем же быть занудой с книжками. Зато ребёнку понятно. Я упрощаю. Это педагогика, если ты не в курсе. — Педагогика? Да ты сам это слово только что придумал. — А ты иди травки свои перебирай, травовед хренов. Пол замолчал на миг, будто вспоминая о чем он рассказывал. — Так вот... Со временем стили развивались. Учеников становилось всё больше, техники усложнялись, появлялись легендарные приёмы — такие, которые даже вслух произносить опасно. Считается, что только один из тысячи мечников сможет хотя бы понять, как они работают. Руди уже собирался спросить, но в этот момент заскрипели крылья. С громким карканьем на забор села огромная чёрная ворона. В её лапах был цилиндр с сургучной печатью. Пол мгновенно стал серьёзнее. — Ворон... Значит, новости от Борей. Роулз пошёл к птице, протянул руку. Ворона спокойно позволила снять сообщение. Он разорвал печать, пробежался глазами по содержимому, затем коротко выругался. — Началось. Он передал письмо Полу. «Усилить наблюдение. В Диких землях появился новый босс, объединивший несколько банд. Двигается к границе. Возможно организованное наступление». — Последние лет десять было тихо… — пробормотал Роулз. — Значит, кто-то действительно серьёзный появился. — Да... лютый, конечно, мужик... — Пол снова взглянул на письмо. — Если даже Борей шевелится, значит, всё серьёзно.

***

— Господин Филип. Гвардеец, проходящий по коридору, коротко поклонился и тут же продолжил путь. Доспехи звякнули на бегу — спешил. Такое бывало редко. Обычно в этом крыле царила размеренная, почти ленивая тишина. Он шёл по коридору особняка быстрым, уверенным шагом. В воздухе чувствовалось напряжение: слуги старались не попадаться под ноги, стража переговаривалась короткими фразами. Что-то витало в воздухе. Слова, обрывки — «один удар — трое», «сожжена дотла», «техника Севера, не иначе». Один из гвардейцев, заметив Филипа, замолк на полуслове и вытянулся по стойке. Другой поспешно скрылся за поворотом. Страх ходил по особняку, как тень, не называя себя, но отзываясь в каждом шаге. На повороте он заметил Гислен. Она стояла у стены, прислонившись к колонне, как будто просто отдыхала. Но Филип знал этот взгляд. Полуприкрытые глаза, как у кошки перед прыжком. Она почувствовала, что он идёт, ещё до того, как он вышел на коридор. — Отец в кабинете? — спросил Филип. — Ага. — В каком он настроении? — Швырнул табуреткой. Почти попал в капитана Стейна. Филип кивнул, будто услышал что-то совершенно обыденное. Протёр лоб, вздохнул и двинулся дальше. У кабинета отца стояли два стражника. Один из них открыл дверь прежде, чем Филип успел что-то сказать. — Его светлость ждёт вас. Филип кивнул и прошёл внутрь. В кабинете было дымно, пахло мясом, табаком. Саурос стоял у огромного стола, заваленного картами, донесениями и пустыми кубками. Один из капитанов гвардии как раз докладывал: — ...если он продолжит двигаться к югу, пересечёт старую границу за два дня. Мы выставили посты на основных тропах, но если он и правда объединил больше трёх банд... — Я знаю, сколько он объединил! — рявкнул Саурос. — Знаю, что ты сейчас мне льёшь в уши! А вот знаешь, чего я не знаю?! Почему ты тратишь моё время, пересказывая мне то, что я уже прочитал два дня назад?! Капитан осёкся, отступил на шаг, опустив голову. Филип бесшумно прикрыл за собой дверь. Саурос увидел его, вздохнул — не то от раздражения, не то от облегчения — и махнул рукой. — А ну, пшли вон! Хватит пустых слов. Если что-то изменится — зови. Если не изменится — ИЗ ОКНА ПОЛЕТИШЬ! Вдруг сорвался он. Гвардейцы быстро поклонились и ретировались. Остались только он и Гислен, появившаяся в дверях спустя мгновение. Она не сказала ни слова, просто обвела взглядом комнату, будто оценивая, кого убить первым. Губы скривились в лёгкой гримасе — то ли раздражение, то ли скука. — Что, слышал уже? — бросил Саурос, не дожидаясь приветствий. Он налил себе вина, осушил половину кубка и с шумом выдохнул. — Дикие земли опять шевелятся. Только начал надеяться, что доживу до старости без лишнего геморроя, а тут опять. Как мухи на дерьмо. Филип нахмурился и шагнул ближе: — Что именно произошло? Саурос поиграл кубком в руке, не глядя на сына. — Ворон прилетел утром. Разведка доложила — в Диких землях какой-то ушлёпок начал собирать банды. Не мелочь пузатую — свору. — Саурос поморщился. — Один главарь. Значит, либо у него хватка, либо страх. И то, и другое — плохо. Филип молча смотрел на карту. Его взгляд скользнул по маршрутам. Саурос допил вино. — Сначала подумали, что очередной сопляк. Но одна деревня вырезана подчистую, патруль не вернулся, тракт перекрыт. Шабаш начался. Филип медленно покачал головой. Всё как обычно. Сначала все думают, что очередной выскочка собрал шваль и пыжится. Потом начинают падать деревни, пропадают патрули, и вдруг оказывается — поздно. Мы каждый раз на одни и те же грабли наступаем. — Промелькнуло в его голове. — Кое-кто шепчет, что он использует технику. Северную. Старую, из тех, про которые даже я не всё знаю. Один из наших, перед тем как сдохнуть, успел выдохнуть: «Серек Разоритель идёт». — Саурос скривился. — Тьфу. Разоритель, сука. Да что этот ублюдок о себе возомнил? Филип смотрел на отца и молчал. В голосе Сауроса всё ещё была сила, но теперь она звучала сквозь хрип, усталость и вино. Саурос всё ещё рычал, кидался, злился — но это уже был не тот рёв, от которого замирала кровь. Легенды о его отце ходили до сих пор: как он один держал перевал трое суток, пока подмога не прорвалась; как вытащил сердце твари через пасть, голыми руками; как командовал отрядами, где выживали только те, кто шёл за ним до конца. Тогда его имя произносили с уважением — или не произносили вовсе, из страха. Он был тот самый лев на гербе его семьи — живой, хищный, неудержимый. Теперь он — тень. Громкая, злая, но тень. А герб по-прежнему висит на стене, и кто-то должен его заслужить. В голове Филипа уже сейчас завелся механизм. — Серек? — переспросила Гислен. Она чуть наклонила голову, нахмурилась. Взгляд затуманился, будто она пыталась вытащить из памяти что-то давно забытое. Её ухо дёрнулось — едва заметно, но Филип знал этот жест. Так она реагировала, когда всплывало нечто неприятное. — Был бой, — сказала она тихо, почти себе под нос. — Я тогда была ранена. Не лучшая форма. Он... был там. Пауза. — Я отступила. Если бы я была тогда здорова... — она не договорила. — Ты что, проиграла?! — вырвалось у Филипа. Он сам не поверил, что это сказал. Голова Гислен дёрнулась в его сторону. Взгляд — как лезвие под кожу. — Ты что, блять, глухой? Или тупой? Каждое слово — как пощёчина. Она сделала шаг вперёд. — Я говорю, что отступила, а не проиграла. — Её голос был холоден, как лезвие, поднесённое к горлу. — Если бы я хотела убить его — убила бы. Филип не шелохнулся. Не сказал ни слова. Только медленно выдохнул — и сжал кулак так, что хрустнули пальцы. Глаза его не дрогнули, но взгляд сорвался — на меч у стены, потом на карту, потом снова на Гислен. Единственная, чью силу он никогда не ставил под сомнение. Если она отступила — значит, этот ублюдок силён. Слишком силён. Но и это неважно. Важно — то, как это теперь будет звучать: Великая мечница Гислен отступила. Филип — победил! Он не позволил себе эмоций. Ни жеста. Ни слова. Только сжал челюсть, чтобы не сорваться. Потому что если заговорит — может сказать лишнее. Он отвернулся, будто устал слушать. На деле — просто боялся, что не удержится. Он уже знал, что убьёт его. Не ради отца. Не ради долга. Ради имени. Убив кого-то вроде него, он вырежет своё место в легенде. Даст понять всем — и Сауросу и Гислен, и всей грёбаной знати, и ублюдку брату. Он наследник. Тот, кто возьмёт титул Хранителя не по крови, а по праву. Тот, кто станет новым львом на гербе. — Ну и лютый же мужик, — пробурчал Саурос, подливая себе вина. — Раз даже ты отступила... Эта фраза была последним, что Филип услышал, выходя из кабинета.

***

Ночь была тихой. По дороге между холмами шёл человек. Шаги не быстрые, движения — будто ленивые. На плечах — плащ, за спиной тяжёлая сумка. Волосы топорщились, как будто кто-то воткнул в голову веник. Он прошёл мимо телеги с окровавленным бортом, мимо выпотрошенного тела под деревом, мимо костей, впитавшихся в пыль. Не глядя. На горизонте — деревня. Несколько домов, искорёженный забор, тусклый свет от костров. Названия нет. С каждым шагом становилось слышнее: смех, крики и визги, женский голос, перебиваемый мужским. У ворот трое. Один спал, второй ел, третий пялился на женщину, привязанную к телеге. Рядом — колья с насаженными мужскими головами. Под одной валялась собака и что-то жевала. Никто не обращал внимания. Фигура подошла вплотную. Один из охранников поднял голову, начал что-то говорить — не успел. Первый упал, хрипя. Второй осел с перерезанным горлом. Третий захлебнулся в крови, не поняв, что произошло. Человек прошёл дальше. Не сбавляя шаг. Во дворе, ближе к центру, стояла длинная лавка. На ней — труп. Мужчина. Живот вспорот, кожа бледная, губы посинели. Внутри что-то шевелилось. Рядом сидел человек в рваной мантии и расчёсывал ему волосы. Медленно, аккуратно. Щётка скрипела по спутанным прядям. Из живота вылез паук, уполз по боку и спрятался за плечо. Человек кивнул, будто одобрил. — Вот так, вот так, красавчик. Сейчас сделаем из тебя принца, — пробормотал он и продолжил. Слева, под навесом, сидел другой. Рядом — голова на табурете. Мужская, с длинной бородой, грязной и липкой. Весельчак то и дело поворачивался к ней с репликами, будто вёл диалог. — Да ну, брось! Она сама подошла. Ну не выдумывай! — Он прыснул, будто услышал ответ, и хлопнул себя по колену. — Ах ты старая сука, вот ты даёшь! Он замолчал, прислушался, нахмурился. Глянул в глаза голове, потом снова откинулся на бочку. — Чё молчишь? Обиделся? А ну не гнись! Мы ж с тобой друзья, да? ДА?! Он не дождался ответа. Сжал челюсть головы руками, потянул вниз и захохотал, глядя, как раскрывается рот. — Ну вот, другое дело. Уже веселее. Я же знал — ты у меня с юмором. Паук снова вылез из трупа, перебрался по руке на плечо. Человек в мантии как будто почувствовал — замер, не глядя. Пальцы сжали щётку. Он медленно повернул голову. У ворот стояла фигура. Человек в плаще, с сумкой за спиной. Свет костра выхватил лицо. По щеке — от шеи до виска — шла татуировка: павлиний хвост, закрученный витками, будто шрам, нарочно оставленный на показ. Паучий не сразу понял, кого видит. А когда понял — рот приоткрылся, но ничего не сказал. Фразы, что уже начали складываться, осели внутри. Он потянулся было встать, но передумал. Просто сел обратно. Медленно, осторожно. Смотрел в сторону. Щётка осталась в руке. Пауки ползали по плечу, но он их не замечал. Рядом весельчак тоже замер. Потом склонился к своей голове и шепнул: — Он пришёл. Не смотри. Просто не смотри. Павлин остановился рядом. Окинул взглядом мёртвого, пауков, голову на табурете, замерших психов. Наклонил голову чуть вбок, будто рассматривая экспонат. — Уютно. Прямо как у королевского лекаря. Только чище. Пауки шевельнулись в волосах трупа. Ни один из сидящих не поднял глаз. Павлин потянул воздух носом, как будто нюхал вино. Слегка поморщился. — Где Серек? Паучий коротко кивнул куда-то вглубь деревни, не поднимая головы. Павлин даже не посмотрел. Просто развернулся и пошёл, будто знал дорогу. Прошёл мимо, медленно, бесшумно, как будто не касался земли. Сумка за спиной чуть качнулась. Пауки на мёртвом замерли. Весельчак перестал дышать. Фигура вошла в дом. Запах гари, кислого пота и жареного мяса. Внутри — полутемно, но костёр в углу даёт достаточно, чтобы видеть. — ...а он пропал... — говорил кто-то с надрывом. — Мои гобланы просто взяли и спёрли мой щит! Убежали! А где искать?! Они ж мелкие, как тараканы. Под пол могли уйти. Или в лес. Или в жопу кому-то залезли. — Некогда нам твоих гоблинов искать. Нужно дальше продвигаться. — Но щит то артефактный! — Значит, без него будешь. Говорили трое. Один — худой, с рыбьими глазами, длинные руки до колен, сидел на полу и дёргал себя за волосы. Второй — разукрашен, как торговый прилавок. Одежда из тряпья, нашитые побрякушки, лицо в краске. За спиной — трон из отрубленных рук. Не сидит на нём, просто стоит рядом. Третий — лидер сидел ровно. Стоило фигуре войти, как разговоры оборвались. Рыбоглазый застыл с открытым ртом, будто завис. Разукрашенный перестал двигать пальцами. Даже главный, уже заметивший его раньше всех, не встал, но сжал рукоять меча. — Милое местечко… А это что за чудо! Фигура метнул взгляд в сторону трона из рук, но зацепился не за него. За мужчину, что стоял рядом. За побрякушки, свисающие с его шеи, за цепочки, за кольца, за лоскуты цветной ткани, пришитые к плащу без всякой системы. Всё это блестело в огне, будто он специально встал так, чтобы сиять.. — Какой хороший вкус в одежде... — Павлин... ты-то что тут делаешь, — сказал Серек. Потянулся за кубком. Рука дрогнула, когда взгляд Павлина скользнул по ней. — Серек. Павлин чуть склонил голову, будто рассматривал старого знакомого. — Хмм... смотрю, ты всё ещё жив. Странно. Обычно ненужные песики короля, уже валяются по кускам. Ты, видимо, как насморк — ни опасности, ни пользы. Только всех раздражаешь. Серек не ответил сразу. Сделал глоток, будто давая себе время. Поставил кубок. Рука уже не дрожала, но сжалась в кулак. Павлин продолжил: — Я, значит, тащусь через всю эту вонючую дыру, а ты даже стула не предложил. Гостеприимство у тебя, на уровне... Он не договорил. Просто сбросил с плеча сумку. Та упала на пол с глухим звуком. Один из побрякушечных колец слегка дрогнул. — Это тебе. От него. Серек не пошевелился. Только взгляд — на сумку, потом снова на Павлина. Лицо осталось каменным, но мышцы на шее слегка вздулись. — Что там? — Не пирог. Не одежда. Хотя я бы тебе приодеться посоветовал. — Павлин помедлил, потом лениво добавил: — Подарочек, который тебе нужно пощупать... Быстрым движением он подобрал закупоренное вино. — ...и лучше всего это делать в южной заставе. Молчание. Один из подручных дернулся было шагнуть вперёд — взгляд Павлина упал на него, и тот сразу отступил. Серек продолжал молчать. Потом медленно наклонился, взял сумку, открыл. Несколько аккуратных цилиндров, обмотанных тканью. Металл потемневший, с резьбой. Один он взвесил в руке, будто прикидывая, насколько сильно взорвёт. — Работает? — Лучше, чем твои люди, — отозвался Павлин, раскручивая пробку. Вино зашипело. Серек положил цилиндр обратно, закрыл сумку, сел. Секунда паузы. — И кого? — Наш общий знакомый решил, что стал слишком умным. Пошёл в обход. Без нас. Босс такое не прощает. Серек кивнул. Губы сжались, но ничего не сказал. Павлин сделал глоток, вытер рот тыльной стороной ладони. — А дальше — как обычно. Сжечь пару деревень, перерезать гарнизон, раскидать эти игрушки у южных ворот. Пусть Борей побегает. Он стареет — ему полезно. — Эдрик Фос... — пробормотал Серек. — А он сам... — Устранить. Его. Семью. И в особенности капитанов гвардии. — Павлин произнёс это без нажима. Просто перечислил. Серек смотрел в огонь. Щека дёрнулась. — Он снабжал нас. Людьми, оружием, маршрутами. Без него — половина линий встанет. — Это уже не твоя забота. — Павлин сделал ещё глоток, сел на край стола, словно у себя дома. — Не думаю, что ты хочешь обсуждать приговор. Не та роль. Ты у нас исполнитель. Не забывай. Тишина снова повисла. Никто не двигался. Даже пламя будто стало тише. — За тебя уже всё решил умный человек. Семью вырежешь, двинешь вглубь. Дворяне центра воевать не умеют. Сотню оставь здесь — пусть шумят. Остальных — на юг. Регион без капитанов быстро станет твоим. Остатки — в центр. Отдав приказы, Павлин развернулся. — Не тяни, Серек. Пешки быстро тухнут. Шаг. Пространство на миг дёрнулось. Как будто картинку смяло. В ту же секунду его не стало. Ни вспышки, ни звука — просто исчез. Через миг он оказался у ворот. Спокойно пошёл дальше. Ни пыли, ни звука. Будто и не шел вовсе.