По лезвию чужой судьбы

Двор был открытым. Камни вросли в грязь, между плитами вода. В ней щепки, клочья ткани и чьи-то зубы. Стены местами держались, но без верхов. Только обломки что свисали вниз. Своды пробиты, крыши нет. Двери разнесены. Один из проёмов еще горел. Трупы лежали в куче. Не ровно, а навалены, как попало. Кто-то в латах, кто-то в рубахе, один ребёнок с распоротым животом, вполглаза. Рядом торчит пика, к ней привязан мешок, в нём что-то шевелится. Живое, но уже не кричит. Только скулит, срываясь на кашель. Разбойники бродили по двору. Без строя, без спешки. Один перетягивал мешок на спину, искал, чем завязать. Другой пинал тело ногой, проверяя не дышит ли. У третьего в руках кувшин, в нём что-то плескалось. Из зала доносился стук — кто-то ломал сундук. Одежда у них была сбитая, пропитанная. Кровь на штанинах, грязь по поясу, на одном — ожог от факела, кожа слезла, но не перебинтована. Пахло дымом, кишками, потом. Один хрипло смеялся. Второй точил нож о край камня, не глядя. На стене, возле пролома, сидел юноша. Дышал через рот. Медленно. Сквозь глухой запах гари и жёваной крови. Колени прижал к груди, спину — к холодному камню. Камень был шероховатый, в пыли, кусками выбитый. Пальцы дрожали, но не сильно. Всё тело было в напряжении, как струна. Он смотрел вниз. Боком, через трещину в стене. Там шли. Шаги тяжёлые, не ритмичные. Один, другой. Говорили мало, но громко. Плевали на камни. Громко ржали. Тянули за волосы женщину. Один отошёл на несколько шагов. Шанс. Юноша подался вперёд. Осторожно. Локти впереди, вес тела — на бедра, шаг — нога соскользнула. Камень под ногой поддался, но не издал звука. Он знал, куда ступать. Угол стены был сломан, можно было спуститься. Он хотел жить. Не геройство. Не долг. Просто хочет жить. Чтобы снова есть руками, спать под крышей, слышать голос без крика. Он не знал, как выберется, но знал — если не сейчас, то никогда. Вдох. Тело вниз. Руки на край, пятки — в щель между кирпичами. Камень тянет рубаху, сдирает кожу на боку — неважно. Он приземляется на четвереньки, замирает. Слева звук — кувшин разбился. Ржание. Кто-то ругается. Юноша ползёт вдоль стены. Тихо. Прижатый к ней грудью, подбородком, животом. Колени сбиты, ткань насквозь. Перед ним узкий проход между двумя завалами. Там темнее. Там — шанс. Он хочет дожить до темноты. Чтобы ветер остыл. Чтобы они напились и заснули. Чтобы крысы снова вышли и начали грызть. Тогда — перебраться. За угол. За склон. За лес. Он выжидает. Дыхание почти нет. Слушает. Ждёт, пока один пройдёт мимо, пока другой отвлечётся на мешок, на крик, на что угодно. И вдруг — импульс внутри. Сейчас. Резко перебирает ногами почти бегом. Пыль в лицо, острый камень в ладонь — не важно. Прореха совсем рядом. Узкая щель между завалами, за ней пустое пространство, битая дорога, а потом лес, или овраг, или что угодно, лишь бы не здесь. Не заметили, думает он. Сердце уже стучит в ушах. Ещё шаг. Он прорывается сквозь проём, почти выпрыгивает наружу, ступня соскальзывает, но удерживается. И тогда — со всех ног. Бежит. Не глядя. Не думая. Камни под ногами, грязь, воздух. Всё смешивается. Свобода. Он спасён. Он выжил. Он выбрался. Радость накрывает, как солнце. Дикая, громкая, до крика. Тело ещё не верит, но уже наполняется. Свист. Воздух режется. Удар. Он падает. Плечо в грязь, бок — по камню. Прокатывается ещё шаг, два, три. Останавливается. Секунда — и всё замирает. Он моргает. Не сразу понимает. Пытается встать. Руки дрожат, спина не слушается. Хочет опереться — не может. Только сейчас замечает. Стрела. Вошла в спину. Вышла из груди. Тонкая, ровная, без зазубрин. Как игла. Кровь течёт медленно. Тепло. Выходит из рта. Кашляет. Кряхтит. Воздуха всё меньше. Глаза ещё видят небо. В нём плывёт птица. Вдалеке. Очень высоко. Свет сужается. Глаза ещё открыты, но всё тоньше, темнее, как будто дыра стягивает края. По бокам — туман. Слышит смех. Где-то сбоку. Глухой, мокрый, без радости. Шаги. Ближе. Сквозь грязь, сквозь щебень. Мужчина с луком. Сапоги в крови. Приседает рядом. Что-то говорит — губы двигаются, зубы кривые, язык тяжёлый. Но он уже не слышит. Не понимает. Только мерзкая ухмылка остаётся. Как клеймо. Злость взрывается внутри. Рвёт остатки дыхания. Он хочет вцепиться, перегрызть горло, воткнуть стрелу обратно. Но не может. Тело мертвеет. Только гнев ещё жив. И вдруг — движение. Шлёп. Голова без звука срезана. Отлетает вбок, ударяется об камень. Тело ещё стоит. Руки сжаты. Колени дрожат. Кровь бьёт из шеи, поднимается фонтаном, падает на грудь. И тогда — падает. Он смотрит вверх. Остатки взгляда держатся. Последнее, что он видит — девушка. Одна. Стоит над ним. Белые волосы. Пеленаются в воздухе. Один глаз — открытый. Второй закрыт повязкой. В руке — меч. Длинный, с каплями, что стекают с клинка на землю. Она смотрит на него. Без выражения. Без слов. И уходит. В сторону замка.

***

Гислен идёт не спеша. Камень под ногами цепляется, хрустит, где-то слипаются пятна крови. Ей всё равно. Ноги идут сами. Меч тянет руку вниз, кровь всё ещё капает, но рука не устаёт. Уши подрагивают — ловят движение внутри. Голоса. Металл по дереву. Стук, шаги, короткие окрики. Слышит, как один смеётся, как другой ругается. Запахи тоже идут — дым, кишки, вино. Всё вперемешку. Она идёт дальше. Без напряжения. Спина прямая, голова чуть наклонена, как у хищника, который знает: добыча близко, и ей некуда бежать. Мальчишка, что валяется за спиной, её не интересует. Он умер — значит, бесполезен. Не жалко. Не важно. Она пришла не его спасать. Здесь только цель. Только кровь. У ворот валяется тело в лохмотьях. Она перешагивает. Даже не глядя. Впереди тень — кто-то выходит из зала. Её тело сдвигается чуть вбок, уши реагируют раньше глаз. Меч идёт за взглядом. Внутри уже знают, что кто-то пришёл. Но ещё не поняли, кто. Гислен не торопится. Хвост дергается коротко. Внутри нее все разгорается. Аура шевелится как зверь в клетке. Плотная, горячая, с запахом мяса и металла. Она стекает по коже, обхватывает мышцы, уходит в ноги, в руки, в спину. Хвост напрягается. Зрачки сужаются. Гислен идёт, и с каждым шагом тело наполняется животной яростью. Ноги становятся тяжелее, но сильнее. Пальцы чуть дрожат — не от слабости, а от предвкушения. Это не магия. Это она сама. Сила, запертая в ее крови. Аура зверолюда — не поток, не спокойное течение. Это рев. Это голод. Она не поднимается, а врывается наружу. Она входит в зал. Они поворачиваются. Кричат не от злости — от страха. Но поздно. Аура взрывается. Рассекающий Миг. Тело исчезает. Бах! Звук ломается — резкий удар. Глаз не видит — только тень, что остаётся. Кровь уже в воздухе, части тел — в падении, глаза ещё моргают. Меч дымится. Пол — в следах, как от когтей. Гислен дышит медленно. Аура снова собирается вокруг. Ещё шаг. Ещё удар. Ещё кровь. Смех. Смех вырывается из неё: сначала глухо, потом громче, с надрывом. Хриплый, животный, с трещиной внутри. Звуки не человеческие, смех переходит в рычание, рвётся сквозь зубы. Аура трепещет от этого, дёргается, скачет по телу, ищет, где разорвать. Кровь кругом. По стенам, по полу, на лице, на груди. Рассечённые тела падают одно за другим, как скошенные травинки. Конечности — под ногами, кто-то ещё дёргается, пытается выдохнуть. Она не смотрит. Не останавливается. Только идёт. Проносится как белый вихрь. В этот момент клинок летит в неё. Удар — быстрый, чёткий, точный. Он появляется из воздуха — человек, в плаще, с растрёпанными волосами, как будто вынырнул из стены. Скачок. Размах. Стальной блеск. Но лицо её не меняется. Даже не поворачивается полностью. Отражение Бога. Меч идёт сам. Не по команде. Он отражает удар в ту же долю мгновения, когда тот касается стали. Как зеркало. Отдача летит обратно — точно, чисто, с силой, усиленной аурой. Волна пронеслась сквозь зал. Но он ускользает. Скользит, как на мыле. Отскакивает вбок, скатывается по крови, приземляется на ноги, смеётся. — Чуть не убила! — кричит. Смеётся громко, в голос, будто на ярмарке. Глаза горят, руки дрожат, но от азарта. Он не боится. Хочет сражения, хочет крови. В зале остались только они. Все остальные мертвы. Лишь части от них остались. Он вытягивает меч, длинный, с узором, весь в пятнах, но наточен. Двигается быстро, всё тело в напряжении, взгляд цепляется за её плечо, за руку, за хвост. Тишина. Смех переходит в тишину. У обоих. Рывок. Клинки сходятся. Первый удар — в воздух, второй — в ребро. Гислен уходит в сторону, зарывается плечом от удара, а в ответ — режет по бедру. Весельчак отскакивает. Смеётся. Они крутятся по залу. Камень трескается под ногами. Стол перевернут, куски тела летят в стороны, сталь звенит по стали, руки срываются, скользят, снова сходятся. Он бьёт с неожиданной скоростью, с непредсказуемым углом. Ловко. Но не лучше. Гислен получает удар — сбоку, кожа рвётся. Кровь. Не глубоко. Второй — по предплечью, клинок чертит скользящую линию. Третий — по бедру. Её ноги сдвигаются. Центр тяжести меняется. Но она стоит. Кровь из раны не идет — аура обволакивает их сразу. Белая, плотная, густая, как дым из костра. Она останавливает кровь, убирает боль. Скорость нарастает. Их движения уже не считываются глазом — только отголоски, тени, удары в камень. Весельчак орёт. Ржёт в лицо. Даже когда дышит с хрипом. Даже когда пот заливает глаза. Даже когда её меч сбивает его вбок, ломает стойку, сбивает равновесие. И тогда — она поднимает меч. Аура сжимается. Не льётся — вдавливается внутрь, как сжатый воздух перед бурей. Лезвие покрыто белым светом. Тело напряжено. Всё останавливается. Падающая Звезда. Рубящий удар сверху. Как если бы само небо рухнуло через неё. Меч летит, срывая воздух. Волна ауры бьёт первой. Потом лезвие. Потом звук. Весельчак пытается уйти. Не успевает. Руны на доспехе вспыхнули. Не спасли.  Броня трескается. Камень под ним лопается. Воздух взрывается от давления. Меч врезается — и разрубает всё. Его, пол, зал. Остаётся только белая полоса. И тишина.

***

За закрытыми дверями — дыхание. Сотканное из десятков ртов. Бойцы стоят плотно. Лбы в поту. Пальцы напряжены. Все ждут. Шаг, взгляд, звук — всё на замке. Все на зале. Внутри затихает. Резко. Как если бы вырезали звук. Ни крика, ни топота. Только шаги где-то глубоко под полом. Секунда. Взрыв. Дверь вышибает. Не ударом, не тараном — телом. Тело летит, вращаясь, уже без лица. Разбивается о щит одного из передних. Мгновение заминки. Вспышка. Белый всполох пронёсся, как молния. Не увидеть — только почувствовать: давление, удар, смерть. Линии разлетающихся тел. Порубленные туловища. Распоротые животы. Один даже не понял, что уже без головы. Кровь полетела на потолок, стекла по стенам. В центре — Гислен. Камень под ногами замялся, словно стал мягким. И тут — подъём. Земля под ней вытягивается. Секунда — и она отпрыгивает. Взрыв. Из земли — шипы. Толстые, острые, закрученные. Треск, куски камня в воздухе. В месте, где она стояла, теперь — яма. В тот же миг она подносит пальцы к повязке. Одно движение — и ткань срывается. Под ней — зелёный свет. Магический глаз. Глаз светится. Не просто зрение — охват. Весь двор — сеть. Потоки маны ползут по стенам, стекают к полу, тянутся по воздуху. Она видит их. Видит место, где скапливается сила. Видит, где пульсирует. Откуда идёт. Местоположение мага. Позади колонны, у битого окна, в тени, белый плащ. Рывок. Взрыв. Ещё рывок. Тело врывается в пространство. Меч идёт наискось. Она видит, где именно собирается заклинание, где уже открывается канал. Удар. Но клинок проходит сквозь. Плащ сминается, падает, тело исчезает. На его месте — шевеление. Пауки. Светящиеся. Десятки. Из складок ткани, изнутри, из тени. Раздуваются. Один из них замирает и... Взрыв. Хохот. Противный, скрежещущий, не человеческий. — Получила, сука! — визжит паучий, голос хриплый. Кольцо на его пальце вспыхивает. Разрушается. Спасло жизнь. Тишина. На секунду поле боя замирает. Всё становится глухо. Как будто мир втянул воздух. Пыль оседает медленно, как зола после пожара. Воздух густой, будто весь зал выдохнул и не может вдохнуть обратно. Гислен стоит на одном колене. Тело в разрывах, по плечу — рассечённая полоса, грудь пробита в нескольких местах, кожа рваная, кровь струится сразу в десятках точек. Дышит тяжело. Руки дрожат. Аура гаснет. И вдруг — внутри неё что-то вспыхивает. Не свет, а зов. Мех прорывается из ран, не как защита — как плоть. Они не затягиваются. Они меняются. Раны исчезают под шерстью, срастаются с новой тканью. Когти вытягиваются. Грудь выгибается. Зрачки узкие, светятся. За её спиной появляется силуэт. Огромная кошка. Белая, полупрозрачная, как дух, как сгусток ярости и воли. Стоит, как тень, но чувствуется. Как жар. Гислен меняется. Уже не человек. Движения становятся резкими. Она смотрит вперёд. — Ебаное чудовище… — визжит он, глаза расширены. Вся бравада слетела. Пауки вокруг него начинают двигаться. Светятся. Один за другим готовятся к взрыву. Он поворачивается и бежит. Пауки ползут к ней. Волной. По полу, стенам, воздуху. Внутри у каждого вспышка. Но Гислен уже нет. Скорость возросла. Тело как вспышка. Одним движением она врывается в трещину. Камень отлетает. Прыжок — вверх. Момент — и уже второй этаж. За спиной — взрыв. Огонь, пыль, обломки. Всё рушится. На ходу она достаёт зелье. Флакон треснул, горлышко выбито, но осталось немного. Пальцы ловко сжимают, отламывают, губы касаются края. Выпивает. Тело перестаёт мутировать. Аура успокаивается. Мех уходит. Раны стягиваются. Гислен тяжело дышит. Плюёт на пол. — Тупой выблядок… — сквозь зубы. — Теперь ты действительно разозлил меня... Глаз снова светится. Тепловой след, пульс маны, направление. Он идёт в восточный коридор. Рывок. Прыжок. Она врывается в проход. Длинный, тесный. Каменные стены, своды, всё в копоти. — С-стой! — визг. Паучий. Голос срывается. Впереди он. Стоит, трясётся. В руках у него девочка. Маленькая, худая. Вся в пыли. Волосы спутаны. Лицо закрыто рукой. К горлу прижата дрожащая рука. — Это дочь графа Фос! — орёт он. — Единственная осталась! Двинешься — и я убью её! Ты ведь за ней пришла?! Гислен останавливается. Один шаг — и тишина. Ни рычания. Ни пульса. Ни слов. Только взгляд. Она смотрит на девочку. Потом — на Паучьего. Он судорожно дышит. Когти дрожат на её горле. Пот стекает по шее. Глаза бегают. Пытается не смотреть ей в лицо. — Так то! — орёт. — Убери оружие и мы погорим! Договоримся, поняла?! Гислен не отвечает. Меч в руке. — Прошу… помогите… — девочка срывается, голос острый, хрупкий, как тонкая нитка. Гислен смотрит на неё. Молча. Один глаз. Яркий. И этого хватает. Паучий трясётся сильнее. Рука сжимается. Но не бьёт. Только держит. Держит так что не подобраться. Если бить то заденет девочку. Больше никак. Щелчок. Меч в ножнах. — Так а тепе— Он не успевает. Световой разрез. Не было ни удара, ни взмаха. Линия света. Как трещина в воздухе. Всё вокруг замирает. Время встало. Звук исчез. Гислен больше не перед ним. Она за его спиной. Стоит спокойно. Пыль ещё не осела. Волосы двигаются от остаточной волны. Тело Паучьего падает. Медленно. Верхняя половина отделяется от ног. Вместе с ней — девочка. Удар прошёл сквозь обоих. Меч не выбирал. Плащ разорван, волосы спутаны, лицо в крови — уже её. Грудь раскрыта. Мгновенная смерть. Её руки ещё судорожно цепляются за воздух. Пальцы дрожат. Потом замирают. Они падают вместе. Один ком. Мясо, кости, обрывки ткани. Всё быстро остывает. Гислен стоит рядом. Не смотрит вниз. Смотрит в сторону. — С чего ты решил, что мне не насрать... Последнее что доходит до него.