По лезвию чужой судьбы

Лилия. За окнами стояла ночь. Свет не проникал внутрь — даже сквозь щели. Воздух был холодный и сухой. Каменный пол хранил ту же температуру. Поверхность была ровной. Без покрытия. В центре комнаты лежала тонкая подстилка. Белая ткань почти сливалась с полом. Под ней — лишь голый камень, гладкий и прохладный. На подстилке спала девушка. Спина касалась ткани, плечи были открыты, ладони лежали по бокам, пальцы чуть подрагивали. Дыхание сбивалось, шло толчками. Грудная клетка вздымалась резко, потом замирала. Будто что-то внутри не давало выдохнуть до конца. На висках блестел пот. Капли стекали вдоль линии роста волос. Собирались у шеи. Короткие пряди прилипали к коже. Завивались. Волосы были каштановыми, местами темнели от влаги, ложились на лоб и щёки, скрывая часть лица. Щека горела. Склонив голову в сторону, она шептала во сне. Ресницы дрогнули. Веки не поднимались сразу. Глаза оставались закрытыми, под ними ходили зрачки. Дыхание сбилось, снова выровнялось, потом снова сбилось. Пальцы на правой руке напряглись, сжались в ладонь, отпустили. Она открыла глаза. Зрачки не сразу сфокусировались, взгляд ушёл в сторону. Пот стекал к вискам. Губы оставались приоткрытыми. Дыхание сбивалось, потом выравнивалось, снова уходило в сторону. Вдохи шли медленно, один за другим, каждый раз чуть глубже. Она выдохнула резко. С шумом. Потом втянула воздух через нос — медленно, до предела. Пальцы снова сжались, на этот раз крепче. Тело поднялось медленно. Спина округлилась, подбородок опустился, взгляд ушёл вниз. Она посмотрела в сторону стены. Там, у самого угла, стоял меч. Дерево было тёмным, отполированным. Торец касался стены, угол был прямым. Он должен был быть прямым. Мысли пришли сразу, без паузы. Словно начали звучать изнутри, раньше, чем она успела что-то понять: Он должен стоять ровно. Угол прямой. Торец прижат. Так правильно. Если он сдвинется — это будет ошибка. Даже если на чуть-чуть. Даже если я не трогала. Он может подумать, что я не проверила. Он подумает, что я не вижу. А я вижу. Я всегда вижу. Я каждый раз проверяю... До неё было чувство — что нельзя сидеть. Нельзя ждать. Нужно встать. Встать сейчас. Потому что иначе — что-то произойдёт. Потому что если не встать, если не взять, если не начать — то отец узнает. Он всегда знает. Она встала. Движение вышло резким, без замедления. Ступни нашли опору, корпус подался вперёд, руки пошли за телом. Пальцы дрожали, но хват был точным. Она устремилась к мечу. Сейчас. Нужно сейчас. Если не начать — будет поздно. Он проснётся. Он выйдет. Он спросит — была ли тренировка. Я должна ответить — да. Чтобы это было правдой. Только тогда всё будет правильно. Меч лег в руки. Хват проверен. Пальцы сомкнуты, запястье держит вес. Тело выстроено — стойка собрана, пятки прижаты, спина прямая. Сначала — первое положение. Раз. Два. Снова. Точно. Руки не дрожат. Не должны дрожать. Если дрожат — я не готова. Если не готова — нельзя останавливаться. Нельзя останавливаться. Нельзя. Она сделала шаг назад. Центр тяжести ушёл вниз. Лезвие вперёд, кончик точно в точку. Локти поджаты. Подбородок вниз. Удар. Потом ещё один. И следующий. Счёт не вела. Тело шло само. Шаг, занос, удар вниз. Возврат. Вес в пятках. До тех пор, пока дыхание не сорвалось. Пока руки не начали гореть. Пока мысли не исчезли. Только когда руки онемели и дыхание стало ровным, она остановилась. Меч оставался в руке, пальцы сжимали рукоять. Ещё несколько секунд стояла на месте, провела ладонью по дереву, проверила хват. В последний раз. Только после этого она успокоилась. Опустила меч, аккуратно, чтобы рукоять легла параллельно краю стены, а лезвие смотрело внутрь. Пальцы провели по дереву, поправили угол, проверили, чтобы ничего не сдвинулось. Затем она выпрямилась и медленно пошла обратно. На подходе подняла глаза. Свет прошёл по полу. Узкая полоса у стены. Касалась угла, потом поднималась по стене. Было ещё серо, но уже без тьмы. Солнце било с краю. Слепило несильно, но прямо в лицо. Она отвернулась. Уже четыре. Тренировка. Если он встанет, а я не на месте... Меч снова оказался в руке. Ладонь проверила хват. Ступни сами развернулись к двери.

***

День был солнечным. Улицы лежали открыто. Камень прогревался, между плит выступала пыль. Свет шёл отвесно, попадал на стены, отражался от окон. Тени были резкими, они тянулись вдоль фасадов, повторяя изгибы улицы. Дома были высокими. Камень был светлым, между блоками проходили тонкие жёлтые швы. Над окнами тянулись ровные выступы. Без изломов. Между крышами висели натянутые ткани. На улицах было многолюдно. У женщин были туники из тонкой ткани с вышивкой по краям. На поясе висели шнуры с медными подвесками. Плечи покрывала прозрачная материя, в волосах стояли гребни и тянулись драгоценные цепочки. Мужчины носили длинные рубахи с застёжками из резного металла, поверх были надеты плащи с широкими воротами и брошами у горла. Обувь блестела, на каблуках сверкали накладки. На пальцах было по несколько колец с крупными камнями. Одежда дворян была тяжёлой, богато украшенной, рассчитанной на взгляд. В Арсе не скрывали достатка — напротив, каждый шаг был устроен так, чтобы его показывать. Вдоль улиц шли ряды столбов. Они поднимались прямо из камня. Без ступеней, гладкие у основания, с вырезами ближе к верху. Между ними были проложены арки, под которыми сидели люди. На балконах висели ковры. Между перилами стояли чаши с цветами, стебли тянулись вверх. С верхних этажей доносилась музыка. Она была тихой, без слов, с ровным повтором. Дальше шла восточная часть города. Там было тише. Камень под ногами был холодным. Швы между плитами уходили глубоко. Стены шли без выступов, цвет был серо-голубой, без отблеска. На перекрёстках стояли статуи. Фигуры были вытянутыми, с опущенными руками. Меч лежал вдоль тела, лезвием вниз. Лица были гладкими, без выражения. Здания стояли на расстоянии. Между ними были тренировочные площадки, вода стекала по дорожкам, задерживалась в углублениях. Крыши были низкими, с широкими свесами. Углы закруглены. Здесь располагалось большинство школ меча столицы. Все они относились к одной единой школе воды. У входа в одно из зданий стояли ученики. На них была форма — тёмно-синяя, с прямыми рукавами и высоким воротом. По краю шла вышивка в виде волн, белая нить ложилась ровно, без завитков. На табличке у входа было вырезано одно слово — Шталь. Юноша с растрёпанными светло-песочными волосами стоял чуть в стороне. Он усмехнулся, глядя вниз. Пальцы неловко перебирали складки одежды. Ткань была мята, ворот перекошен. Он возился с поясом. Держал ткань в руках. Пробовал протянуть ленту, потом ослаблял. Одежда сбивалась, ворот уходил в сторону. Юноша пытался разобраться, наклонялся, снова выпрямлялся, оглядывался на других. Ученики рядом молчали. Некоторые смотрели на него косо, не оборачиваясь. Взгляды были быстрыми, короткими, но в них читалось раздражение. — Ну ёбана... Как же ты... Он втянул воздух, затянул ленту и просто завязал её в бантик. На секунду застыл, потом оглянулся. Никто не сказал ни слова. Он сделал шаг вперёд. За один рывок прошёл до середины двора. Прямо к юноше с каштановыми волосами, стоявшему у каменной дорожки. Рука поднялась в приветственном жесте. Одной он обхватил юношу за шею, другой провёл по волосам, взъерошивая тщательно приглаженные пряди. — Хэй-хэй! Фил! А не поможешь мне тут... Он не убирал руки, продолжал трепать его голову, улыбаясь во весь рот. Прическа распалась. Волосы торчали в стороны. Лицо юноши застыло. Взгляд стал резким. Он поднял глаза, губы чуть дрогнули. Щёки налились. Его нос подрагивал каждый раз, когда он втягивал воздух — запах был резкий, с перегаром. — Пол... — сквозь зубы выдохнул он, сбрасывая его руку. Сделал два шага назад. Посмотрел сверху вниз. Поморщился. Взгляд прошёл по помятой одежде, по расстёгнутому вороту, по ленивой походке. Рука поднялась к волосам — Филемон начал быстро приглаживать пряди, стараясь вернуть им порядок. — Ты в первый день... после вчерашнего... — голос был тихим, но в нём чувствовалось напряжение. Пол пожал плечами. Махнул рукой. — Да что ты, Фил. Я и не такое количество выпивал. Сейчас — как огурчик. Всё под контролем! Он потянулся, громко хрустнув спиной. И снова усмехнулся. — Вот ты, например, проснулся, пригладил свои волосики, натянул ворот — и что? Думаешь, стал страшнее? Всё равно же видно, что ты младшенький... Филемон вздохнул, не поднимая взгляда. Пальцами проводя по прядям у виска. — Лучше быть младшим, чем позором рода, — отозвался он, уже спокойнее, но с привычной колкостью. — О, это было сильно. — Пол кивнул, будто признавая удар. — Прямо сейчас, на рассвете, вонзаешь нож в самое сердце старшего брата. Филемон посмотрел на него. На секунду задержал взгляд. — Если бы у тебя было сердце, я бы, может, и пожалел... — Вот и говорю, — Пол развёл руками. — Я абсолютно неуязвим. Ни боли, ни совести, ни похме— Он резко замер, прикрыв рот ладонью. Живот свело короткой волной. Рыг. Пол выдохнул, поднял брови и слегка поклонился в сторону Филемона. — Ой... Извините, леди... Филемон закатил глаза, даже не удосужившись ответить. Спокойно отвернулся, будто надеялся, что брат исчезнет, если на него не смотреть. Пол хлопнул себя по груди. Потом шагнул в сторону брата. Наклонился к уху. — Но зато с утречка пахну, как настоящая легенда. Филемон отшатнулся, морща нос. — Как подвал с перегнившими яблоками. — Всё равно благороднее, чем твой вечный запах лака, — продолжил Пол, прищурившись. — Ты ж пудришься, как леди перед тем, как в неё войдут... Только без леди. И без входа... Филемон медленно обернулся. Глаза сузились. Взгляд упал на его пояс. Бровь приподнялась, лицо стало хмурым. — Я бы сказал, что ты настолько идиот, что не в состоянии правильно завязать пояс... — он наклонил голову, задерживая взгляд на бантике. — Но спрошу другое. Чей это пояс? Пол нахмурился. Наклонился и пригляделся. — Как чей? Мой же? Филемон покачал головой и чуть вздёрнул подбородок. — Свой ты спалил вчера. Когда засунул его в... как вы это называете? Он прищурился, делая вид, что вспоминает. — А, точно. Пекло. Мешанина из всего, что осталось на дне бутылок. И что не стыдно назвать ядом. Пол начал морщиться, щурясь, будто от яркого света. Рука потянулась к виску. — Так… подожди… — пробормотал он, — а что я вообще вчера пил… На секунду взгляд застыл в пустоте. Потом в памяти всплыло. — А… ну да. Он усмехнулся. Глаза чуть расширились. — «Я не пью — я сразу ебашу финал!» — воскликнул он с той же интонацией, как тогда. Руки в воображении повторили жест — пояс пошёл в горлышко бутылки. Щелчок огнива. Пламя. Бутылка летит в воздух и исчезает где-то за спинами. — И все такие — «Уааааа!» — Пол развёл руками, как будто снова ловил одобрение толпы. — ... Филемон смотрел на него молча. Затем глубоко вдохнул, отвернулся и произнёс: — Имбецил. — Ну а пояс… — Пол пожал плечами, снова посмотрел вниз на бантик. — Так, позаимствовал. Он усмехнулся, посмотрел на Филемона и добавил, чуть склонив голову: — Не думаю, что ей он сегодня пригодится... ха-ха-ха. В этот момент раздался звон. Резкий, гулкий, он прокатился по улочкам, отбился от стен и стих. Двери перед ними раскрылись, тяжело, с глухим скрежетом. Внутри было темнее, воздух стоял прохладный. Филемон шагнул вперёд первым. Спина прямая, шаг точный. Пол потянулся, зевнул и, никуда не торопясь, пошёл следом.