По лезвию чужой судьбы

— Вот, возьми это. Рокси передала мне три небольших шарика. Они были гладкими и холодными на ощупь. По всей поверхности были вырезанны линии: прямые, извивающиеся, замкнутые в петли и рваные. Серебристо-серые, с чуть мерцающим отблеском. Казалось, будто они впитывают свет. — Что это? — Тренировочные шарики из туонита. Если будешь тупить, они просто отлетят тебе в лоб. Она взглянула на меня с ленивой усмешкой. Будто заранее знала результат. — Идеальны для отработки точности, ритма, удержания и переключения внимания. Ну или для того, чтобы понять, как плохо ты с этим справляешься. — Что это за металл такой туонит? — спросил я, не сводя глаз с шариков. — Звучит как что-то из анекдота про алхимиков. — Не совсем, — отозвалась Рокси, поигрывая одним из шаров на ладони. — Очень редкая, очень капризная, очень дорогая тварь. Ману проводит чисто и без усилий. Ни тебе вспышек, ни рывков. Всё ровно, как по щелчку. Шарик чуть дрогнул, будто подтвердил. Рокси перевела взгляд на него, потом снова на меня. — Поэтому и ценится. Особенно в боевых штуках: клинки, броня, руны. Но целиком дорого очень. Поэтому только прожилки, вставки, каналы. На целый артефакт никто не потратится. Разве что если у тебя папа архимаг с фетишем на экономику. Она подбросила шарик и поймала, не глядя. — Здесь внутри тонкая сетка туонита. Она чует, как ты лажаешь... Она усмехнулась. В глазах у неё что-то промелькнуло, едва заметное, но достаточно, чтобы по спине пробежали мурашки. — В принципе, можно считать, что он тебя учит. Но это будет очень странная педагогика. Она уселась напротив, подобрав под себя ноги. Один шарик забрала обратно, покрутила на ладони с ленивой небрежностью. Будто проверяя моё терпение. Двигалась так, словно и сама не до конца проснулась. — Смотри внимательно. Мана пошла едва заметно. Шарик отозвался сразу — дёрнулся и замер. Линии на его поверхности начали мерцать, словно кто-то провёл светом изнутри. Шарик завис у неё в руке. Я прикусил язык, чтобы не спросить вслух: Допустим, я введу туда ману. Он сделает вид, что работает, или сразу отправится в окно? Сцена не для публики. Особенно с такой публикой. Руки уже начали зудеть не от нетерпения, а потому что я почти слышал, как она мысленно делает ставки. — Ну и что ты на это уставился? — Рокси даже не посмотрела на меня, только слегка повела пальцами. — Это ещё самое простое. Она добавила второй шарик. Потом третий. Всё это время её голос звучал так же спокойно, без нажима. — Один держишь значит можешь и два. А если два то и три не проблема. Высота, скорость, направление. Один вверх, другой вниз. Один быстро, другой медленно. И всё это одновременно. Рокси наклонилась вперёд, достала ещё один шарик. Сколько у нее их вообще? Пальцами провела по его поверхности, будто нащупывая нужную линию. Потом короткий вдох и мана пошла по линиям. Линии на шариках вспыхнули холодным, чистым синим цветом. Шарик дрогнул и резко подлетел вверх. Остальные тронулись следом за ним. Один описывал медленный, почти сонный круг. Второй дернулся, исчез и появился на пару сантиметров правее, снова исчез, снова появился. Двигался так, что за ним сложно было уследить, если не напрягать зрение. Третий будто скользил по невидимой спирали, при этом переворачиваясь в воздухе. — Вот теперь начинается веселье, — сказала Рокси, даже не взглянув в мою сторону. — Один спит, второй паникует, третий решил, что он тут главный. Отличная команда. Прямо как ты в плохой день. Голос всё тот же. Спокойный, ровный, даже немного скучающий. — Иногда тебе придётся держать ритм, даже когда всё летит к чертям. Иногда замедляться, когда внутри паника. Или ускоряться, когда ничего не готово. Тут сразу видно, на что ты способен. И что ты выдашь под давлением. Как например... Один шарик резко сорвался с траектории и пронёсся в полусантиметре от её виска. Рокси даже не моргнула. Только чуть повернула пальцы. Он, как побитая собака, встал обратно. — Он ведь сейчас едва не врезался в тебя, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. — Это нормально? Я не ждал ответа. Просто хотелось понять, насколько всё это на самом деле безопасно. Или небезопасно. — Конечно, нормально, — сказала она, чуть прищурившись. — Он же твой будущий друг... на много, много дней. Просто слегка нервный. Рокси медленно провела пальцем по одному из шариков, всё ещё у неё на ладони. — У тебя огромный запас маны, — сказала она негромко. — Больше, чем у половины гильдейских магов. Может, даже больше, чем у меня... — она на секунду замолчала, потом фыркнула. — Хотя нет, это уже было бы обидно. Я фыркнул. — Но с контролем у тебя беда, — продолжила она, чуть нахмурившись. — Ты вливаешь силу без меры, не думая, куда она пойдет. Это опасно. Хотелось спросить, что будет, если я перегну. Но, судя по выражению лица Рокси, она этот вариант уже просчитала. И ей было весело. Я поднял ладонь. Медленно, не спеша, давая себе время. Один из шариков дёрнулся неуверенно, как от дуновения. Линии на нём вспыхнули, но тускло, без ответа. Рокси смотрела, но ничего не говорила. Руки на коленях, спина чуть согнута, подбородок приподнят с любопытством. Будто не я тут стараюсь, а она ждёт, пока кто-то выдохнется. Я сосредоточился на ощущении, как шарик давит на ладонь, как скользит под пальцами, будто прячась. Мана шла, но шарик не реагировал. Я попробовал снова. Чуть больше. Чуть резче. Шарик дёрнулся, но тут же обмяк. Линии на нём погасли. — Так и будешь его гладить? — Рокси прищурилась, голос всё ещё ленивый, но с заметной усмешкой. — Ну же постарайся-постарайся. Я хмуро втянул воздух. Посмотрел на неё. Потом на шарик. На всякий случай. — Ты уверена, что он вообще предназначен для этого? — пробормотал я, не рассчитывая на ответ. — Может, у него контракт, где прописано «не слушаться никого моложе сорока». Тук! Посох Рокси чётко пришёлся в макушку без злобы, но чтобы запомнилось. — Контракт? — Она наклонилась ближе, не убирая посох. — У него, может, и есть. А вот у тебя пока только претензии. Мана пошла. Ровнее. Жёстче. Шарик снова дёрнулся. Затем начал медленно вращаться неровно, рывками, будто подталкиваемый изнутри. Он приподнялся. Совсем чуть-чуть. Я уже открыл рот с немым ответом: Видишь? Работает! — Вот... Кха! Но шарик, словно услышав это первым, дёрнулся, закрутился вбок и с идеальной точностью ударил меня прямо в промежность. Я захрипел, согнулся. Выдох сбился, глаза заслезились мгновенно. Ни дышать, ни говорить. Только сидеть. И пытаться не издать звук. — Ха-ха-ха! — Рокси откинулась назад и рассмеялась так, как будто наконец получила обещанный подарок. — Ну вот. Теперь официально начнём... Я выпрямился, скривившись, и всё же выдавил сквозь зубы: — И чем, по-твоему, вот это, поможет в изучении боевой магии? Рокси уже почти успокоилась. Но уголки губ всё ещё дёргались. Она откинулась на локти. Посмотрела на меня прищуром и протянула лениво, почти с насмешкой: — С твоим контролем учиться боевой это всё равно что кидать факелы в амбар с сеном. Сгорит всё, включая тебя. Она снова взяла один из шариков. Покрутила его между пальцами. Холодный отблеск скользнул по её лицу. — Так что пока хотя бы это не научишься держать, забудь про красивые огненные шары и прочую «героическую магию». Я со злостью перехватил шарик. Сжал ладонь так, что костяшки побелели. Он дрогнул и послушно вспыхнул тонким светом. Рокси хмыкнула, облокотилась на колено. Я почувствовал, как мана уходит рывками. Свет мигнул и погас. Шарик выскользнул из пальцев, ударился о камень и покатился в сторону. — Бесполезно, — выдохнул я. — Добро пожаловать в начало, — отозвалась она с тем же ленивым прищуром. Подобрала шарик, вернула мне на ладонь. — Завтра будет ещё хуже. Повторы и провалы. Шарик взлетал — и тут же падал. Вспыхивал — и гас, оставляя после себя только усталость. Мана уходила рывками, срывалась с ритма. Каждый раз одно и то же: надежда на секунду, короткий толчок, свет в ладони… и снова пустота. Время шло. Десятки попыток сливались в одно бесконечное упражнение. Пот с висков, сухость во рту. Но руки тянулись к шарику снова и снова. Рокси сидела напротив, лениво наблюдала. Изредка отпускала короткое «медленнее», «соберись», «слишком резко». Никаких объяснений. Только её ровный голос и мой провал за провалом. Так прошёл весь день.