По лезвию чужой судьбы

В небе висела воронка. Огромная, тянущая всё к себе. По её краю клубились тяжёлые тучи. В глубине то и дело рвались фиолетовые всполохи. Пространство искривлялось. Лес под ним дрожал. Линии стволов гнулись. Всё было натянуто, даже звуки становились глухими. Мана собиралась вокруг. Её было так много, что она стала видимой — стоило лишь поднять глаза. В воздухе тянулись тонкие потоки. Они шли во все стороны. Прозрачный волны скользили между деревьями. Обтекали стволы, тянулись выше, сплетаясь друг с другом. Когда нити сталкивались, они дрожали и рвались. В центре воронки начинала проявляться сфера. Чёрная, с рваными краями. Каждый новый всполох выжигал пространство вокруг, и сфера становилась отчётливее. Притяжение маны усиливалось. Она словно питалась ей и становилась сильнее. Пещера уходила в сторону от обрыва. Каменные стены были влажными, с редкими полосами мха, который цеплялся за трещины. По земле тянулась холодная влага, капли стекали со сводов, разбивались о камни. Рокси сидела у стены. Глаза прикрыты. Голова чуть склонена вперёд. Руди стоял у входа, смотрел в серый просвет. Фиолетовые всполохи пробегали по своду пещеры, оставляя блики на камне. — Как ты? — спросил он. Рокси чуть шевельнула губами. — … Гул снаружи стал сильнее. Вибрация шла по стенам, перекатывалась по полу. — Долго так не протянем... — сказал он, оборачиваясь. Она медленно подняла веки, встретилась с ним взглядом. Уголок губ дрогнул, но слов не последовало. С потолка сорвалась струйка пыли. Пещеру качнуло. Руди инстинктивно подался вперёд, прикрывая её собой. — Держись! Я обернулся к выходу. Нам ещё повезло — эта пещера оказалась на пути. Если бы остались там, под открытым небом, нас бы… Резко качнул головой. Не стал додумывать. Повернулся к Рокси. Её состояние было ужасным. Она дышала тяжело, с глухим свистом на выдохе. Я присел рядом. Я осторожно потянулся к ней. Кожа на шее была холодной, влажной от пота. От неё шёл едва заметный пар или, может, просто дрожало освещение от разрядов снаружи. Я поправил ворот плаща, чтобы прикрыть плечо. Пальцы на секунду задержались у ключицы — пульс почти не чувствовался. — Слышишь меня? Никакой реакции. Я поискал сумку, нащупал ремень под камнем. Вывернут, половина вещей рассыпалась. Фляга — пуста. Какой-то амулет треснул, одна половина еле держалась. Бах и он развалился. Бесполезная хренотень! Я поднял её руку, чтобы подложить под голову сумку, и почувствовал, как суставы хрустнули. Легко, почти без сопротивления. Слишком слабо для живого тела. Единственный открытый глаз полуприкрыт, взгляд блуждает, не фокусируется. Зрачок медленно смещается. На щеке пульсирует тёмное пятно крови. Снаружи гул воронки перекатился по камню, и трещина на своде стала длиннее. Пыль осела ей на волосы, но она даже не моргнула. Как вообще прогулка по лесу переросла в это?! Ещё пару часов назад я бы уже сошёл с ума, разорвал бы горло от крика. Но событий было столько, что голова будто отцепилась от происходящего. Всё шло как через замыленное окно. Я смотрел на Рокси. Если я ничего не сделаю — она умрёт. Но что я мог? У нас не было ничего. Она уже давно не здесь. Без сознания. В бреду. Губы шевелятся, но слов не разобрать. Веки дрожат, дыхание рваное. Редкое. Кожа ледяная. Гул воронки не стихает ни на миг. Каждый удар по лесу будто приходит сюда. Под камень. Пещера содрогается, осыпается пыль, и я жду — следующий обвал закроет вход. Из трещины в потолке посыпался песок. Камень над головой дрогнул, звук прошёл по стенам и ушёл вглубь. Дыхание Рокси становилось всё тише. Каждый раз, когда она задерживала выдох, я замирал и ждал, пока грудь снова дрогнет. Я присел ближе к стене и сжал кулаки. Пальцы побелели. И всё равно не знал, что делать. Мы что, тут так и умрём? Мысли сами вырвались. В горле сухо. Язык прилип к нёбу. В голове пусто. Нет плана, нет даже иллюзии, что что-то можно придумать. Рокси лежит неподвижно. Губы чуть приоткрыты. Рука соскользнула с колена и безвольно упёрлась в камень. Где-то над нами снова что-то рухнуло. Пещеру качнуло, и я почувствовал, как спина упёрлась в холодную стену. Я закрыл глаза, будто это могло помочь не слышать. Помощи ждать неоткуда. Эта мысль пронзила голову. Нам никто не поможет. Никто не знает, где мы. Никто не дойдёт сюда через этот ад, что творится снаружи. Воронка сожрёт всё. Лес. Пещеру... нас. И даже если чудом выживем — потом уже будет неважно. Я смотрел на Рокси. Её грудь едва поднималась. С каждым выдохом казалось, что следующий уже не придёт. Я сжал зубы. Всё тело было готово сорваться и бежать, но бежать некуда. — Блядь! Выкрик сорвался сам собой. Я резко сжал руку. Кожа под пальцами была рваной, в порезах, в грязи. Тут же хлынула кровь, смешалась с засохшей, потянулась по запястью. Удар. Я опустил кулак в камень — в ладони хрустнуло. Звук отдался в стенах. Скосил взгляд на руку. Кровь сочилась тонкими нитями, забивая грязь в разрезы. Пальцы дрожали. Я всё ещё держал кулак. Я знал, что нужно сделать. Магия исцеления. Я столько времени разучивал её с Зенит. Учил церковный. Повторял каждую ночь, пока слова не стали привычными. Но в памяти ещё стояла та птица. Её раны. И то, как я тогда попытался применить на неё исцеление. Я не удержал контроль. Раны, которые я должен был залечить, стали глубже. Мясо разошлось, края потемнели, кровь пошла сильнее. Я попытался удержать поток, но сила пошла в обратную сторону. Моя ошибка обернулась для неё долгой агонией смерти. Зенит всегда говорила: при малейшей ошибке ты не поможешь, а сделаешь только хуже. И была права. Взгляд скользнул на Рокси. Если я использую магию… Тело затрясло. Внутри поднялась тошнота. Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Горло сжало. Воздух стал рваным. Я видел её так близко. И понимал, что одно неверное движение — и я лишь ускорю конец. Если не получится... Я убью её...

***

Он лежал в сырой земле, прижатый к ней порывами ветра. Воздух ревел вокруг, и каждая ветка свистела на грани звука. Левая рука кончалась у плеча рваным провалом. Кость там поблёскивала, но крови не было. Тело высохло до серой плёнки. Грудная клетка разорвана, словно её разломили изнутри, и в мясе блестели осколки рёбер. От правой руки по телу тянулись тёмные прожилки, впиваясь в мышцы и исчезая под кожей. На конце — меч, вросший в кость. От рукояти по телу шли тёмные прожилки, будто сосуды. Тело не двигалось. Мышцы свело, суставы застыло в натяжении, будто в последнем усилии. Ветер бил по нему щепками и комьями земли. Между прожилками на коже проходили редкие подёргивания, похожие на остаточный импульс. Для любого человека это был бы конец. С такими ранами не выживают. Но Эдгар уже не относился к живым. Вспышка! Меч вспыхнул коротким разрядом. Руны на лезвии загорелись, и прожилки по телу наполнились тёмной жидкостью. Они разбухли, задвигались, вгрызаясь в плоть. Под кожей прошёлся рой толчков. Щелк! Щелк! Щелк! Изнутри послышалось щёлканье. Меч дрогнул. Из рукояти вышел тонкий разряд, прошёл по кости и ушёл под кожу. Тело вздрогнуло. В месте разрыва началось движение: сухая ткань сначала темнела, потом разбухала. Изнутри выступила густая масса, похожая на гель. Она быстро затвердела, образуя первый слой. Под ним шло второе уплотнение. Волокна тянулись к центру, соединяясь с остатками мышц. Швы затягивались, и поверхность тела становилась гладкой. На ключице появилась линия шва, затем плечо обросло новой тканью. На груди выступили костяные наросты. Они шли полосами, вырастали прямо из мяса, срастались в сплошную пластину. Шея хрустнула — по позвоночнику прошёл короткий толчок. Позвонки увеличились, вытолкнули наружу гребень, похожий на плавник рыбы. Кожа вокруг него порвалась и тут же затянулась новым слоем. На спине выстроились новые сегменты. Каждый фиксировался щелчком, как защёлка. Плечи расширились, мышцы под пластинами начали пульсировать, подгоняя тёмную жидкость по венам. Раны исчезли. Когда последний щелчок стих, грудь поднялась, и дыхание вернулось. Он открыл глаза. Радужка светилась тем же оттенком, что руны меча. А спустя секунду пластина перекрыла и их.