По лезвию чужой судьбы

Её ресницы дрогнули. Медленно, с усилием. Один глаз приоткрылся, в прорезь попал тусклый серый свет. Второй не слушался. Он оставался закрытым. Сознание возвращалось медленно. Мысли блуждали. Туда-сюда. Сталкивались друг с другом, не могли складываться в слова. То появлялись, то пропадали. Она не знала, где находится. Постепенно звук медленно пробивался и дошёл до неё. Сначала едва уловимый, потом всё настойчивее, пока не заполнил собой все. Глаз открылся шире. Движение рядом было неясным и размытым. Так длилось какое-то время. Потом боль прорезала всё. Сначала в боку, тонкой полосой. Потом в плече. В груди. В голове. Она шла волнами, одна за другой, пока не накрыла всё её тело целиком. У неё было такое чувство, словно каждая клетка вдруг ожила. Мышцы горели. Кости ломались изнутри. А кровь пульсировала, как раскалённый металл, который разлили по венам. Кашель сорвался с губ хрипом. Тело дёрнулось. Глаза метнулись в сторону, в поисках хоть чего-то. Мысли сформировались, но они не были связаны. Обрывки и понимание: она ещё жива. Зелёный свет вспыхивал неровно и редко. На миг заливал стены, следом гас. Каждый новый полыхающий толчок прожигал её тело сильнее. Боль поднималась всё выше и выше. Она попыталась подняться, но тело не слушалось. Силы уходили вместе с каждым выдохом. Зрение прояснилось. Мир собрался. Теперь она смогла смотреть прямо перед собой. Губы рядом шевелились. Вытягивали слоги. Заклинание звучало так не громко, будто издалека. Она не понимала его смысла. Различала лишь ритм — ломкий и напряжённый. Что-то сильно знакомое и далекое. Церковный. Да, он самый. В памяти всплыла девушка, но тут же исчезла. Там, где руки вжимались в разорванное мясо, оно начинало пузыриться, принося с собой сильную боль. Сначала поднимались мелкие вздутия, как под кипящей водой. Они лопались. Оставляли кровавые разрывы. Изнутри выдавливало новые слои плоти. Они вытягивались наружу. Смыкались. Потом снова рвались. Края раны подрагивали. Они были словно живые и жили своей жизнью. Следом тянулись друг другу. Нити ткани протягивались. Склеивались. Рвались и опять соединялись. На глазах формировались неровные шрамы. Всё происходило рывками. Как будто тело собирали заново из кусочков. Каждый из которых сопротивлялся. Ещё какое-то время, и она уже смотрела на него. Глаз сфокусировался. Сквозь расплывающийся свет проступало лицо. Веки у него дёргались от напряжения, губы тянули слова. Пот стекал по щеке. Падал на её кожу. Руки не отрывались от ран. Она видела, как дрожали его руки. Как под ногтями и на руках собиралась кровь. Её кровь. С каждым новым словом заклинания волна боли проходила по её телу. Заклинание сорвалось на последнем слоге. Он обессиленно рухнул назад. Хватал кислород рваными вдохами. Пот стекал по лицу и шее. Тёмными разводами пропитывал ворот. Глаза налились красным. В одном лопнули капилляры, белок стал розовым. Кожа побледнела до серого. Руки дрожали. Они были залиты её кровью — свежей и подсохшей, липкой, въевшейся в ладони и ногти. Пальцы сводило от напряжения. — Тебя… — слова едва сорвались с её губ. Хрипом. Будто через разодранное горло. Это сразу привлекло его внимание. — …Зенит… Кашель. Дальше звук оборвался на резком кашле. Тело выгнуло. Грудная клетка сжалась. Боль пронзила лёгкие. Было чертовски больно. Одно легкое было разорвано. Заклинание срастило рваную ткань, но неполностью. Кровь хлынула обратно — прорвалась наружу. Горло наполнилось тёплой жидкостью. Каждый новый кашель вырывал её изо рта алыми брызгами. — Заткнись! Его крик ударил по ушам. Тут же он вновь начал читать заклинание. Голос ломался на каждом слоге. Зелёный свет разлился из-под его ладоней. Сначала тонкая дрожащая полоска. Потом вспышка, которая осветила темноту. Боль вернулась мгновенно. Сначала обожгло кожу, потом жжение прорвалось к мышцам. В груди клокотало, и каждый новый толчок маны делал это сильнее. Казалось, что само тело ломается, кости и жилы тянет в разные стороны. Ей хотелось кричать, но не могла. Горло сдавило, голос застыл в нём. Сознание металось. То возвращалось. То уходило в пустоту. Зелёные вспышки били по глазам. Каждый раз, когда зрение прояснялось, тело корчилось от жара и боли. Снова тьма. Снова вспышка. Цепляться больше не получалось. В какой-то миг всё обрушилось разом. Свет исчез. Боль растворилась. Всё погасло.

***

Боль была в каждом движении. Она жгла уже давно. Но теперь её стало слишком много. Каждая клетка орала, будто плоть держали на огне. Я не помнил, когда это началось. Сколько времени прошло? Я не знал. Поток внутри бушевал. Мана ломилась во все стороны. Я держал её, цеплялся за крошечные куски контроля, и каждый раз это давалось тяжелее. Голова гудела. Слоги заклинания всё ещё вертелись на языке, они путались, сбивались, но я повторял их снова и снова, пока дыхание не становилось сухим хрипом. Пот тек по лицу, мешал открывать глаза. Руки не слушались, но я заставлял их держаться на её ране. Слова рвались из горла хрипами, ломались, превращались в сдавленные звуки. Каждое новое заклинание резало связки изнутри. Я чувствовал, как горло сужается, как каждое слово даётся ценой боли. С каждым новым усилием голос становился тише. Сначала глухой, потом хриплый, дальше едва слышный шёпот. Я рухнул на камень. Слова застряли в горле. Я открыл рот, пытаясь хоть что-то сказать. — Р… кха— Изнутри прорвалась кровь. Горячая, густая, она захлестнула язык, потекла по подбородку. Вместо голоса остался только хрип. Я пытался вдохнуть, но лёгкие приняли лишь новый удар боли, и в груди зашумело, будто там лопались сами вены. Я уже не мог говорить. Оставалось лишь хватать воздух, и держаться за слабый пульс в висках, пока сознание не скатывалось в темноту. Я смотрел на неё сквозь мутное зрение. Лицо размытое. Дышит… ещё дышит. Тяжело, но дышит. Я держал её. Сумел… чуть-чуть. Но дальше — пусто. Нет сил. Нет тела. Всё кончено. Она всё равно умрёт. Я… не смог… Я клюнул вниз и ударил себя. Резко. Хрустнули зубы, боль прошла насквозь. Рука дрогнула, но я ударил снова. Глаза распахнулись. — Нельзя… отключаться… Я знал — читать дальше не смогу. Голос выжжен. Сил нет. Любая попытка сорвёт меня окончательно. Если ничего не сделать — конец. Для неё. Для меня. Для нас обоих. Камень дрогнул. Что-то ударило в пещеру с силой. Пыль осыпалась сверху, прошла по волосам. Я повернулся к выходу. Серый просвет дёрнулся, в нём мелькнул фиолетовый свет. В голове мелькнула мысль: нужно… Но тут же я снова посмотрел на неё. Рокси. Едва живая. Грудь поднималась редко, дыхание цеплялось за каждый клочок воздуха. Если ничего не сделать — она умрёт. Единственный выход — прорываться наружу. Через этот ад, через ураган, через воронку, которая жрёт весь лес. Смогу ли? Внутри холод. Остаться здесь. В этой дыре. В пещере, что в любую секунду может осыпаться и похоронить всё. Я не знал, что делать. Мысли метались, натыкались друг на друга. Выход. Она. Ураган. Пещера. Снова она. В голове шум стоял сильнее, чем гул снаружи. Каждый миг толкал то вперёд, то назад. Выход. Её дыхание. Воронка. Камень над головой. Куда… что… Я не мог ни шагнуть, ни остаться. Зубы скрипели так, будто могли треснуть. Тело дрожало, не слушалось. Я поднял ногу и сделал шаг. Камень под сапогом хрустнул, звук отдался в висках. Я замер. Горло сжалось. Позади — её дыхание. Слабое, рваное. Каждый вдох как последний. У меня не было выбора. Чем бы ни закончился этот шаг — всё равно смерть. Для неё, для меня, для нас. Какой шанс, что я прорвусь сквозь этот ураган? Что не разорвёт на куски уже после первого рывка? Какой шанс, что я добегу до Пола? Что деревня ещё есть? Что там вообще есть до кого добегать? Какой шанс, что Рокси выдержит? Что не задохнётся, не истечёт остатком крови, не уйдёт в тишину? Я не знал. Всё крутилось в голове, давило, ломало изнутри. Я был в отчаянии. — Про… сти…