По разные стороны боли

Друг от друга так далеки, Как погасшие маяки. ©

Солнце выключили. Еще недавно — пылали, зажигали, горели. Еще недавно казалось, что их история — совсем как в светлых и добрых сказках, где «жили долго и счастливо» и «умерли в один день». А они уже умирают — сейчас, вместе и поодиночке. Она — без сна ворочаясь в одинокой холодной постели, где только не выветрившийся запах его парфюма напоминает, что ей ничего не приснилось. Он — в пустой чужой квартире, наедине с флешбэками той чертовой ночи, когда потерял абсолютно в с е. Ее потерял. Хотя она ведь и есть для него все. С ней невозможно. Без нее невыносимо. Уйти нельзя вернуться. От недавнего счастья остаются одни руины. Ломать не строить.

---

На ночь вместо ужина — несколько таблеток снотворного, чтобы хоть как-то заснуть, а наутро проснуться совершенно разбитой. В ванной проторчать почти полчаса, скрывая умелым макияжем полночи без сна и следы изматывающих слез. По привычке приготовить роскошный завтрак — ничего, у Ромки с аппетитом все в порядке, это только ей кусок в горло не лезет. Вместо завтрака — пара чашек кофе, чтобы стряхнуть дремотную вязкость, проснуться. На работе — еще одна, чтобы окончательно очнуться, войти в рабочую колею. На обед — снова кофе, на этот раз хотя бы с печеньем, Оля заставила — «Ну нельзя же так, Жень, скоро совсем себя доведешь». Становится так смешно, что хоть плачь. Что она там Илье говорила про саморазрушение? Работаработаработа. Робот. Эмоции за семью замками; сердце на ключ. Больше никаких «Илюш», только отстраненно-официальное, арктическим холодом обдающее «Илья Анатольевич». Никаких «как ты себя чувствуешь?», «держись» и «мы справимся» — только пациенты, диагнозы, схемы лечения. «На работе никакого личного», так, кажется? А ему при взгляде на ее бесстрастное бледное лицо вспоминается почему-то давнее: «Не пробьешь вас, Евгения Павловна». Еще несколько дней назад она держала его руку, переплетая их пальцы до онемения — и безмолвный жест неизменной поддержки казался единственным спасательным кругом. А сейчас смотрит сквозь него как чужая — будто ничего совсем не было, а может и правда — не было? Приснилось, придумалось, померещилось. Пронзительный голос Ланы в сознании разносится гулким эхом: «Ты же ее совсем не знаешь». Наверное, и правда не знает. Не знал и не узнает уже никогда. Потому что Жени, Женьки, Женечки больше нет — есть заведующая приемным отделением Королева Евгения Павловна. Успокаивает нервных родственников, выслушивает исповеди пациентов, всем сочувствует, всех утешает, всем помогает. Не знает усталости, слабости, боли. Железная леди. Женщина-сталь. Нет, крепче стали. А ему остается только тонуть, захлебываясь необходимым, но таким душащим одиночеством. До встречи на дне.

---

Галя звонит среди ночи: паника на корабле в отделении, команда без капитана решительно не справляется, приемное заполнено пострадавшими в массовом ДТП, Соколову не разорваться, из хирургии никого вызвонить не удалось. Женя даже не смотрит на часы — молниеносно одеться, в руки сумку, в карман ключи. Бегом по лестнице, бегом к стоянке такси. По пустым ночным улицам — по изученному, изрезанному годами маршруту. От усталости все перед глазами плывет. В руках противная дрожь. Сердце давит — бессонница, тревога, измученность. Успеть бы… Даже если в минуты слабости не хочется жить, мир все равно нужно спасать. Потому что на твоей трагедии ничего не заканчивается. Разве что ты сама. И солнце выключили.