back time

Антон был несказанно рад мысли, что веселье все же продолжается благодаря Володе, предложившему сходить к нему в гости. Досада сменилась безграничным счастьем, и под неустанные разговоры новоиспеченных друзей он шел по тропинке, которая вела ребят прямиком к дому Володи. Вечером поселок казался более устрашающим и неуютным в отличие от того, каким родным и теплым он выглядел в свете полуденных лучей солнца, но даже так, Антон нисколько не чувствовал себя скованным. Шагая смело вместе с ребятами, он едва сдерживал в себе позывы глупо хихикнуть. Высокие фонарные столбы освещали улицу желтым огоньком, отчего снежный наст переливался всеми цветами радуги, заставляя Антона невольно залюбоваться нечто в его понимании таким прекрасным и волшебным. Было бы здорово запечатлеть это мерцание на листе бумаги, интересно, получится ли? Оля, оглядывая кроны деревьев, спешно шагала рядом с Антоном, умудряясь по дороге несколько раз оступиться и чуть ли не упасть плашмя прямо в сугроб. Благо Антон держал её за руку, поэтому Оле можно было ослабить бдительность, ведь старший брат не позволит младшей сестре упасть, и она это, кажется, прекрасно понимала. Ромка выглядел весьма и весьма потерянным и взвинченным. Он изредка тер нос тыльной стороной ладони, переводил взгляд куда угодно, но не на Володю, который в отличие от него демонстрировал свою невозмутимость довольно искусно, не подавая вида, что, возможно, его тоже беспокоит вся сложившаяся ситуация, ведь Ромка, кажется, был в гостях у него в последний раз очень и очень давно. Антон ощущал, как щеки покалывает от морозного ветра и как ноги подрагивают от холода. Замерз он быстро, поэтому в данный момент ему больше всего не терпелось зайти в теплый дом и познакомиться с бабушкой Володи. Интересно, какая она? Высокая, или низкая? Строгая, или добрая? Антон предвкушал момент знакомства и чувствовал лёгкий мандраж, потому что прямо сейчас он увидит самого близкого человека в жизни его лучшего друга. Свет фонарных столбов ложился золотистым свечением на снежный наст. Вдалеке появился небольшой домик, крыша которого полностью была покрыта снегом, а в окнах желтым огоньком пылал теплый свет в ожидании появления Володи. — Ну вот, пришли, — изрек Володя, замирая в метре от своего дома и разворачиваясь всем корпусом к одноклассникам. Его выражение показалось Антону более обеспокоенным и озабоченным, чем обычно. Кажется, Володя все же переживал не меньше остальных, — сейчас бабушку предупрежу, что я гостей привел и вернусь. Антон даже не успел выкинуть что-то похожее на «хорошо, не торопись», или «возвращайся скорее», как рыжая макушка Володи стремительно быстро скрылась за высокой деревянной дверью, которая впоследствии гулко захлопнулась за ним. Ребята остались одни, в полной тишине, изредка прерываемой свистом ветра и хрустящим под подошвой ботинка снегом. Антон взглянул сначала на Олю, которая начала изрядно дрожать от холода, как осиновый листик, затем на Полину с Катей, что нервно переглядывались между собой, а потом и на Бяшу с Ромкой. Первый выглядел немного обеспокоенным, а вот Ромка, который обычно сохранял хотя бы внешнюю невозмутимость, заметно побледнел. Его бегающий по наружным стенам дома взгляд, и то, как он сцепил пальцы в замок, сообщали о том, что в подобной обстановке он чувствует себя не просто неловко, а скорее как загнанное хищником в угол травоядное. Наверняка его что-то очень сильно беспокоило, но Антон никак не мог понять, что именно. Не в логово же зверя они идут. Несмотря на то, что его несколько волновало происходящее, Антон не мог не подметить, каким уютным и скромным выглядел со стороны домик Володи. Он был небольшой, стены были собраны из прочных темно-коричневых бревен. Распахнутые деревянные ставни качались и скрипели с каждым дуновением ветра. Антон мог сравнить домик Володи с избушками из мультиков, внутри которых жила та самая Баба-яга. Не хватало только курьих ножек для полной картины. Антон не смог сдержать улыбки от этой мысли, в который раз вспоминая образ Володи в костюме волшебника. Казалось, все окружение подстраивалось под него, в том числе и собственный дом. Мерцающий снег, плотно лежащий на крыше Антон мог сравнить с кремом. Хотелось лизнуть и прочувствовать сладкий вкус на языке. — Проходите, — высунувшись из-за двери пробурчал Володя, попутно распахивая её пошире, чтобы ребята смогли беспрепятственно войти в дом, — обувь снимите только. Антон неловко двинулся вперед, переступая порог и ощущая тепло дома, обдавшего его лицо, стоило ему войти. Уже видя небольшой длинный коридор с окрашенными в бежевые тона стенами, он ощутил уют и странное спокойствие, одолевшее его практически сразу. На стенах были развешаны небольшие фотографии, вставленные в рамочки. Он даже немного залюбовался, заприметив одну из фотографий, на которой был запечатлен маленький смеющийся Володя, такой же рыжий, с вьющимися непослушными волосами, которые, казалось, были в два раза больше его собственной головы. Антон хмыкнул себе под нос, замечая ещё и то, как Володю держала на руках, судя по всему, его бабушка. Они оба были такими счастливыми, улыбчивыми, и довольными на фотографии, что Антон невольно заулыбался, стараясь спрятать эту улыбку в ворот своей куртки, чтобы не показаться своим новоиспеченным друзьям каким-то дурачком. Немного замявшись, он замер перед проходом, присаживаясь на корточки и начиная потихоньку расшнуровывать ботинки. — Хер ли ты здесь уселся? Тебя че, перепрыгивать, что ли, обосрыш? — напускно-возмущенный голос Ромки зазвучал над головой, заставив Антона непроизвольно вздрогнуть. Антон, закатив глаза, посмотрел на него исподлобья, натянуто улыбаясь. — Не стоит рисковать, — начал ехидничать Антон, намеренно не освобождая место перед проходом, — а то поди споткнешься и грохнешься на пол, — он протягивал слова с ленцой, насмешливо, — а звук-то будет довольно громкий, ты же толстый… — Не стоит, — не остался без ответа Ромка, проговаривая с иронией на манер Антона, — поди сломаю тебя еще, ты ж худющий, как глист… — Вас, долбоебов, долго еще выслушивать-на? — послышалось недовольное бурчание Бяши за ними, — я се уже задницу отморозил тут стоять, а вы опять цирк устроили, дятлы. — Да, мы вам, случаем, не мешаем? — добавила еще и дрожащая от холода Катя, растирая руки в очередной раз, — Вы либо заходите… — Либо я вас пинками затолкаю-на, с ноги, — пригрозил уставший Бяша напоследок, нервно улыбаясь. Антон даже вдруг почувствовал себя очень неловко. А ведь действительно, сел перед проходом, так еще и принципиально из вредности нерасторопно расшнуровывал ботинки, чтобы побесить Ромку. Бяшин осуждающий голос заставил протрезветь тут же, поэтому Антон, более не топчась на одном месте, отошел в сторону, глядя на Бяшу и девочек с капелькой вины. Антон тут же принялся снимать свою куртку и шапку, попутно вешая вещи на крючки, приколоченные справа. То же действие провернули и остальные ребята. — Оль, давай курточку свою тоже, повешу, — мягко обратился Антон к сестре. Оля тут же сняла свою куртку, и, засунув шапку и рукавички в карманы, протянула ему, произнося с улыбкой: — Спасибо, Тош! — Я сейчас за бабушкой схожу, — улыбнулся Володя, проходя дальше, — я мигом, вы пока в гостиной посидите. — Хорошо! — Полина озорно улыбнулась, — надеюсь мы не будем вас стеснять. — Ой, Полин, — махнул рукой Володя, обернувшись к ней, — дом довольно большой, — он хитро заулыбался, растягивая слова, как кот, — да и бабушка сейчас так обрадуется, если вас увидит, — и, не дождавшись ответа, легкими, быстрыми шагами двинулся вперед и скрылся за дверью какой-то комнаты. — Да уж, — пробормотал Ромка, — главное, чтоб не отметелила, как только увидит. — Ну… Пошли? — Катя неловко пригладила свои наэлектризовавшиеся от шапки волосы, — не будем же мы здесь стоять. — Ага, — немного замялся Бяша, — просто нас тут так давно не было-на, — он нервно хохотнул, потирая шею, — будто сто лет прошло. — Так, все, не откисать! — бодро заголосила Полина, обвив и Катину и Бяшину шею руками, вприпрыжку проходя вперед, — что баба Валя скажет, если увидит нас с такими лицами?! — она состроила смешную гримасу, вызвав в Бяше с Катей хохот, — активнее, активнее! Антон с улыбкой собрался было пойти за ними, как зазвучал голос Ромки, моментально заставивший его замереть на месте: — А че ты сегодня вырядился так, словно тя в театр позвали? — вновь начал ехидничать Ромка, выгнув бровь, и Антон даже не сразу понял, о чем он говорит. Он и вовсе забыл со всей этой прогулкой на улице о том, как он был одет, поэтому спешно оглядел свой внешний вид, чтобы освежить память. Ведь действительно, на нем же всего лишь белая облегающая водолазка и теплые штаны. Что именно Ромка имел в виду под «вырядился»? Антон не мог просечь, поэтому он даже растерялся на секунду. — Обычно же одет, — пожал плечами Антон, глядя на Ромку настороженно, вдруг задумал чего, — ты ведь тоже в свитере… — Так я в обычном черном свитере, — Ромка оглядел себя с мнимым удивлением, изрекая, — а ты в белом погулять вышел… — Ром, — зазвучал недовольный голос Полины. Она обернулась на ребят и прищурилась неодобрительно, — отстань от него, он обычно одет, мы ж не валяться в грязи вышли… — Зато в зассаном сне… И, прежде чем Ромка добавит ещё что-нибудь глупое, Полина подтолкнула его дальше, вместе с остальными вглубь дома под его недовольное ворчание, сопровождающее Бяшиными репликами: «задолбал уже придираться по пустякам-на». В доме Володи было очень и очень тихо. Антон даже на секунду подумал, что его бабушка, возможно, уже провалилась в дрему, и испугался, как бы они с ребятами не заявились в гости слишком уж неожиданно для неё. Не хотелось бы её беспокоить в такой час, хоть и было еще не поздно, но кто знает, какой у бабушки Володи режим сна. В доме царил уют, витал сладкий аромат выпечки, кажется, запах яблочного пирога — предположил Антон. Он неловко и очень медленно перемещался по дому вместе с остальными, кидая на Олю, Ромку и Бяшу с девочками многозначительные взгляды. Все они, кстати, тоже выглядели весьма напряженными и скованными судя по тому, что им было очень неловко здесь находиться. Взгляд Антона бегал по стенам гостиной, по приколоченным деревянным чистым полочкам, на которых гордо стояли пестрые яркие цветные грамоты с Володиным именем, кем-то вложенные в симпатичные разнообразные настольные рамки, не оставив награды Володи без внимания. Было видно, что этот «кто-то» очень ценил и гордился каждым успехом Володи. Многообразные благодарности от имени школы и дипломы за первое место на олимпиаде по русскому языку и математике красовались уже рядом с кучей книг на полочке без единой пылинки. Антон даже не знал, за что зацепиться, настолько был восхищен и поражен. Во все эти награды были вложены Володины старания. Антон искоса посмотрел на Ромку, чтобы удостовериться в том, что все в порядке, и столкнулся с его ответным вопрошающим взглядом. Мол, «чего зыришь?», на что Антон лишь фыркнул, а затем, закривлявшись, показал ему язык и отвернулся, проходя дальше, оставив непонимающего Ромку позади без ответа. — Надеюсь, баба Валя не заставит нас в карты играть, — обреченно вздохнула Катя, проходя вместе с Полиной вглубь дома. — А почему? — поинтересовался Антон, смотря на сквозящий любопытством взгляд Оли. — Потому что баб Валя играет на деньги, — гаркнул Ромка прямо рядом с ухом, отчего Антона на секунду оглушило, и он посмотрел на Ромку настолько неодобрительно, что Ромку, похоже, это позабавило, — обдираловка кароче, у нее еще и выиграть-то практически невозможно, так ещё и… — Так ещё и чувствуешь себя потом никчемным додиком-на, — дополнил предложение Ромки Бяша, вливаясь в диалог. Ромка закивал, — потому что баба Валя начинает, ну, как бы сказать… — Унижать тебя, — подытожил Ромка, натянуто улыбаясь. — В каком смысле — унижать? — тупо переспросил Антон, глядя на Ромку непонимающими глазами. — В самом прямом, — Ромка, судя по всему, чувствовал удовлетворение, отвечая Антону неоднозначно, — прямее не бывает. — Можно излагать свою мысль нормально, а не говорить загадками, как идиот? — съязвил Антон, чуть нахмурившись, — вечно ты так делаешь. Ромка длинно вздохнул, хлопнув себя по лбу, качая головой, будто Антон был самым наиглупейшим человеком, которого он встречал в своей жизни. — Да смотрит она… — следующее слово он произнёс очень тихо, приняв во внимание нахождение Оли рядом, — блять, так, словно ты говно, че непонятного? — поспешил ответить Ромка, немного повысив голос. Он шагнул дальше, — типа она королева, а ты холоп обосраный, понял? — Да ладно вам, — ответил Антон немного растерянно. Почему-то он даже не мог позволить промелькнуть подобной мысли, — вряд ли она ведет себя так… — Да хватит вам ныть! — прогремела Полина, которая замерла в дверном проеме гостиной, широко заулыбавшись и подбоченившись, — Будто вам от этого не было веселее и интереснее потом в процессе игры! — Ну, тут да, нечем крыть, — пожал плечами Ромка, двинувшись дальше, к Полине, — просто денег-то у меня сегодня нет, не знаю даже, какую альтернативу она предложит. — Я больше грядки копать не буду из-за тебя лоха, — обреченно вздохнул Бяша, положив руку на плечо Ромки и чуть сжав, — просрешь кон — сам батрачить будешь-на. — А ещё друг называется, — разочарованно покачал головой Ромка, фыркнув и убрав назойливую руку со своего плеча, — еще скажи, что если я с обрыва скинусь, ты не полетишь за мной. — Нет, — кисло ответил Бяша, ни секунды не задумавшись, со смешком уворачиваясь от Ромкиного захвата, — потому что только додик с обрыва скинется, дураков не жалко-на. — Ещё раз спрашиваю — какого хера я с тобой все ещё дружу?! — шутливо боднул его в бок Ромка. — Да потому что те больше водиться не с кем, — рассмеялся Бяша, — да и никто с тобой, фуфлыжником, кентоваться не захочет-на. — Когда-нибудь я тебе все зубы выбью, — пригрозил Ромка, натянуто улыбаясь, — и с хера ли со мной никто водиться не хочет? Как же обосрыш? Антон искоса взглянул на Ромку, готовясь влиться в разговор. — Так ты его запугал, вот он на тебя время и тратит, — нашелся с ответом Бяша, — приложил несколько раз, теперь мозги уже не варят, других причин дружить с тобой я не вижу. Антон взглянул на Бяшу почти что оскорбленно, скрестил руки на груди, насупился и произнёс низким, угрожающим тоном: — Ром, давай приложим его, а то разговорчивый он сегодня слишком. — Да, — закивал Ромка, ударив кулаком в свою раскрытую ладонь, — звучит как охренительная идея. — Вот так вот за правду и получаешь в зубы! — обиженно надулся Бяша, поспешив вперед. — Ну че? — Ромка посмотрел на Антона, — в картишки играть умеешь? А то баба Валя никого никогда не щадит… — Ну, я то умею, но… Думаю, сегодня она встретит достойного соперника, — хохотнул Антон, намекая на Олю, у которой тотчас загорелись глаза при упоминании её любимой азартной игры, — Оле проигрывают все, включая папу с мамой. — Тош! — смутилась Оля, дернув его за руку, — не говори так, это же некрасиво! — Да шучу же я, Оль, — заулыбался Антон, по-братски потрепав сестру по макушке, отчего та, тут же взбесившись, посмотрела на него максимально осуждающе, так как Антону почему-то должна была попасться на растерзание именно прическа Оли, — просто я же знаю, как ты играешь, поэтому ставлю на тебя все свои деньги сегодня, — он подмигнул, — не подведи, сестра! — Сдались ей твои копейки, — фыркнул Ромка, пригладив выбившуюся прядь с прически Оли, — вот скока у тебя в кармане монет завалялось? — Пять рублей, — невозмутимо ответил Антон, и Ромка, с таким же видом вздохнув, начал назидательно: — Что ж, Олька, братец твой непутевый завещает тебе, — и добавил с неестественным торжеством, разводя руки в стороны, — ВСЕ свои пять рублей. — Не паясничай, — закатил глаза Антон, ткнув Ромку куда-то в бок, — пять рублей — тоже деньги. — Ну так не говори так, будто у тебя дофигища денег, — отфутболил Ромка, улыбнувшись Оле, — а то с таким видом Ольке заливаешь… — А у тебя сколько с собой? — перебил Ромкину речь Антон, пока его совсем уж не обесчестили на глазах собственной сестры. — Ща, погодь, — вскинул палец Ромка, начиная судорожно ощупывать себя, и, видимо, его поиски не увенчались успехом, так как он выпалил бесстрастно, вывернув карманы, — Ни гроша. Антон прыснул со смеху, и его смех подхватили и остальные. — Ну, зато честно сказал сразу, — пытался найти плюсы Бяша, — что бомжара-на. — Сам ты бомжара, обмудок! — тут же вскипел Ромка. Бяша проигнорировал его возмущенный выкрик, проходя дальше, при этом оглядывая дом с ностальгическим и печальным выражением на лице. — Тут практически ничего не изменилось-на, — он улыбнулся. Взгляд Антона устремился в его сторону, — вон, даже эти, пластинки бабы Вали лежат, для проигрывателя. Бяша указал на стопку виниловых пластинок, аккуратно сложенных на небольшой тумбе рядом с проигрывателем. Граммофон выглядел стареньким, но не менее изящным. Антону никогда еще не доводилось узреть самый настоящий проигрыватель, поэтому его взгляд тут же остановился на нем. Большой рупор, покрытый золотом, весело переливался под светом теплой лампы. Чистый, без единой пылинки — снова подметил для себя Антон. И, скорее всего, довольно дорогой. Он едва пересилил свое неутомимое желание подойти и прикоснуться к аппарату. Было бы довольно некрасиво и нагло так просто начать трогать вещи в чужом доме, и неважно, что в этом жилище живет его друг. — Ох, я помню, как баба Валя частенько ставила пластинки Шуберта, или того же Моцарта, и мы все вместе с ней слушали, — Полина упала в ностальгию. Её голос был таким мягким, и одновременно тоскующим, что Антон и сам прочувствовал её печаль, — хорошее было время. — Тош, — Оля, которая последние несколько минут покорно молчала, как рыбка, дернула Антона за руку, заставив обратить на себя внимание, — а где бабушка Володи? — Думаю, скоро выйдет, Володя же к ней пошел, — Антон ободряюще улыбнулся, — не нервничай ты так. — Да знаю, просто это же дом Володи! — прошептала она благоговейно, прижимая руки к груди, — мне крайне любопытно и интересно, но все равно немного переживаю, вдруг я ей не понравлюсь. — Оль, я, если честно, тоже немного волнуюсь, — хохотнул Антон. Он не врал на этот счет. Оля округлила глаза и спросила почти что потрясенно: — Ты? Не верю. Антон не смог сдержать прысканья. — Это чистейшая правда! Оля сузила глаза в подозрении, подбоченилась, показывая все свое неверие, а затем, на секунду задумавшись, ответила тише: — Ну, тогда мне спокойнее, — она вздохнула, переводя взгляд в сторону Ромки, который стягивал со своих рук подаренные варежки, аккуратно складывая и засовывая их в карман штанов. Антон даже слегка растрогался от этого жеста, и в то же время был очень и очень рад, — хотя Рома, кажется, тоже переживает немного… — А его легко напугать, — смешливо прищурившись, изрек Антон, щелкнув Олю по носу, — ты с него пример не бери… — Обосрыш, — тут же зазвучал предостерегающий голос Ромки на грани возмущения, — ты не охренел ли Ольку против меня настраивать? — Никого я не настраиваю, — поднял Антон руки в примирительном жесте, кисло улыбнувшись, — Оля и так знает, что ты хулиган. Ромка, закатив глаза, обратился уже к Оле с вопросом, выглядя при этом так, словно его только что беспричинно отругали, обвинив во всех смертных грехах: — Оль, ты же знаешь, что я хороший, правда? Оля робко посмотрела на него. — Ну, Тоша сказал, что ты хороший… — она замялась, а затем радушно улыбнулась, — он, в принципе, никогда не говорил мне, что ты плохой. В этот самый момент Антон прочувствовал безумное смущение. Было чувство, словно его потаенные мысли только что оголили перед всем миром, судя по тому, как его щеки мало-помалу начали заливаться краской. Но еще больше смутил голос Ромки, последовавший после Олиной реплики: — Ах он сказал… — произнося это с капелькой иронии, почти нараспев, Ромка не смог сдержать усмешки, выглядя при этом таким удовлетворенным и удивленным одновременно, что Антон сразу же понял - сейчас начнет опять потешаться над ним, — а что ещё он обо мне говорил? Во избежание этого, Антон, сконфуженно кашлянув, сказал следующее: — Она путает, пойдемте уже, — Оля посмотрела на него с искренним непониманием, затем нахмурилась, и, когда до неё дошло, ради чего был устроен весь этот спектакль, хихикнула, — Володя попросил посидеть пока на диване. Ромка силился добавить что-то ещё, но Антон так стремительно быстро прошел в гостиную, что он просто не успел ничего выкинуть напоследок.

***

— Ох, батюшки, — в гостиную вошла невысокая старушка в пестром платочке. Такая миниатюрная, ростом почти что с Олю. Возможно, немного выше. Она улыбалась так приветливо и лучезарно, что Антону на секунду вспомнилась и его давно ушедшая из жизни бабушка. Выглядела она мягкой, как облако, и, несмотря на множество морщин в темной коже щек, все её лицо казалось молодым и светлым. Даже Антон невольно залюбовался. С первого взгляда на неё он почувствовал уют. Антон тотчас вскочил с дивана вместе с Олей. Бабушка, оглядев всех вопрошающим и удивленным взглядом, спросила практически с претензией, — кого это к нам нелегкая принесла? — Антон сначала не понял, почему выражение её лица сменилось так резко. Она подбоченилась, — Романчика, что ли? Антон едва сдержал в себе порыв прыснуть со смеху от вида внезапно побледневшего Ромки, который выглядел так, словно на него навели кучу пушек, грозясь выстрелить прямо сейчас. Ситуация становилась комичной судя по внезапно смолкнувшим одноклассникам и даже Володи, который безучастно, но напряженно наблюдал за людьми, которые спустя много времени впервые встретились. — Здравствуйте, баб Валь… — нервно улыбнулся Ромка, вскакивая с дивана так, словно под обивкой все это время находились канцелярские кнопки, — как поживали все это время? — Наглец какой, — качнула головой баба Валя, двинувшись вглубь комнаты, будто не замечая присутствия всех остальных, — года два не появлялся, и тут на тебе — заявился-таки. Полина шумно выдохнула, прикрывая рот ладонью, и Антон не сразу понял, что она просто пыталась не рассмеяться, так же и Катя с Бяшей стояли с плотно сжатыми губами. — Ну баб Валь, я ж не один такой плохой, как же Бяша с Катькой?! — почти по-детски возмутился Ромка, всплеснув руками. Бяша с Катей было решились отчитать Ромку за такой выпад, как баба Валя опередила их совершенно серьезным тоном: — Ты стрелки на них не переводи, мы сейчас о тебе говорим. Оля шокированно наблюдала за происходящим, в то время как ребята потихоньку срывались на синхронное прысканье, настолько у Ромки был ошарашенный и побежденный вид, что они просто не могли сдержать свой порыв обсмеять подобное зрелище. — Ба, — раздался мягкий голос Володи, спасая Ромку от праведного гнева бабы Вали, — потом его отчитаешь, давай лучше я тебя с остальными… — Ой, божечки, да-да, — вдруг растерялась бабушка, оглядывая остальных с радушной улыбкой, — Катенька, Игорек, Полька, — она двинулась к ребятам, тут же заключая всех троих в теплые, неловкие объятия, — я так соскучилась по вам, хорошенькие мои. — Баб Валь, мы тоже, вы даже не представляете, насколько-на! — с жаром и искренне произносил Бяша, мягко держа бабушку за руку. А затем добавил с хитрым прищуром, — и по вашему пирогу яблочному тоже, кстати… — Ай балбесина ты корыстная, — рассмеялась баба Валя, ущипнув Бяшку за щеку, а затем, взглянув на девочек блестящими глазами и искренней, широкой улыбкой, принялась одаривать комплиментами, — Катька, Поленька, вы такими красавицами стали, глаз не могу оторвать, чертовки! — Вы тоже с каждым днем цветете и пахнете, Баб Валь, — смущенно ответила Катя, — Я так соскучилась по вам! — Баб Валь, — Поля, кажется, была очень счастлива видеть бабушку Володи, судя по тому, как она едва сдерживала в себе порыв заключить её в повторные крепкие объятия. Она держала бабу Валю за руку, продолжая с жаром, — я так давно вас не видела, простите пожалуйста, что с пустыми руками пришла, мы с Катей хотели торт по дороге купить, но… — Ай, — махнула рукой баба Валя, пресекая Полину с улыбкой, — тоже мне, беда, сейчас чаем вас напою, угощу сладостями… — она запнулась, а затем, завидя Антона с Олей, медленно, будто прощупывая почву, двинулась к ним, и, улыбнувшись гостеприимно, произнесла тише, чем до этого, — Валентина Ивановна, — она протянула руку, и Антон, на секунду растерявшись, взглянул на неё с трепетом, и сжал мягкую ладонь бабушки в своей хватке. — Антон Петров… — он и не понял, почему представился так официально. Наверное, из-за того, что баба Валя тоже представилась своим полным именем и отчеством, и Антон рефлекторно повторил за ней, — извините, пожалуйста, за внезапный визит… Баба Валя посмотрела на него так тепло и так по-родному, что у Антона затеплилось внутри что-то очень большое и невероятное. Впрочем, она смотрела с таким трепетом и ясным взглядом и на всех остальных, будто каждый, кто находился в этой комнате, являлся её внучкой, или внуком. Просто кем-то очень и очень близким. И Антон явно почувствовал себя намного лучше, легче, и раскрепощеннее, стоило ему увидеть наконец вживую ту самую женщину, ради которой Володя готов был свернуть горы. Баба Валя вдруг лукаво заулыбалась, поправила свой вязанный жилет, и произнесла, обратившись к Володе, который молча наблюдал за происходящим, практически шепотом: — Симпатяга какой, — она смешливо прищурилась, кивнув в сторону Антона едва заметно, и добавила ещё тише, — внучок, этот твой, что ли? В этот момент, наверное, помимо Антона, шокированными и обескураженными почувствовали себя абсолютно все присутствующие. Однако Антон, который уж точно не ожидал подобного, глядел на Володю не мигая, требуя объяснений, ощущая себя максимально неловко, будто все тело сковало. Он даже не знал, как себя повести в этот момент. Перевести все в шутку? Поменять тему? Он просто не был готов к тому, что бабушка Володи будет в курсе об ориентации собственного внука, поэтому ситуация выбила его из колеи. Вот, что тогда имел в виду Володя. «— И… Если она вдруг начнет спрашивать вас о всяком, ну… — он запнулся и его щеки почему-то заалели, — Странном, не удивляйтесь.» Да кто так предупреждает?! Даже Ромка стоял с не менее ошарашенным видом. Его широко раскрытые глаза красноречиво говорили обо всех его чувствах, которые обуревали его в тот момент. Он старался хотя бы внешне выглядеть спокойным, но, боже, у него это совершенно не получалось, и поэтому Антон, который подметил то, как Ромка резко переменился в лице, с непосильным трудом сдерживал рвущийся наружу смех. Но вот насчет остальных он не мог ничего сказать. На лице Кати с Полей ни один мускул не дрогнул. Они, словно олицетворения спокойствия незыблемо стояли с такими же улыбками, с раскрасневшимися от мороза щеками, и глядели на бабушку с нескрываемой радостью. Оля же не поняла ничего из того, что было сказано, а Бяша, чего греха таить, прыснул со смеху, и моментально зажал себе рот ладонью. Почти все выглядели немного… Неловкими. Чего было нельзя сказать о Володе. Он вздохнул, закатив глаза, скрестил руки на груди, опираясь о дверной косяк, и произнёс максимально спокойным тоном, хотя Антон, возможно, впервые в жизни увидел то, чего нельзя было завидеть на лице друга на протяжении всего месяца их дружбы — покрасневшие от стыда щеки. — Ба, ну что ты такое говоришь? Бабушка захохотала, а затем, посмотрев уже на Ромку с прищуром, добавила, качая головой: — Хорошо хоть, не Ромчик, — в этот момент Ромкино лицо выразило глубочайшее непонимание, вкупе с ярким стыдом, и Антон, откровенно говоря, начал ржать, как конь, более не сдерживая свои искренние эмоции. Бяша тут же заразился от него и засмеялся уже следующим, а потом и девочки, все это время успешно держащие лицо, захохотали, прикрывая ладонью рот, — я бы не… И Володино напускное спокойствие затрещало по швам: — НУ БА! — Да хорошо, хорошо, — быстро среагировала на возмущение Володи баба Валя, и игнорируя его покрасневшее от стыда лицо, обратила внимание уже на Олю, — Деточка, тебя-то как звать? — Оля… — немного замялась Оля, вдруг превращаясь в образец робости. — Будем знакомы, Оленька, — баба Валя, кажется, была приветлива и добра абсолютно ко всем. На её лице вдруг расплылась азартная улыбочка, — ты в картишки играть умеешь? Оля тут же просияла. — Ещё бы! — Началось… — шепнул Ромка обреченно. Антон-то знает, как сильно сестра обожала играть в того же «дурака» и нередко одерживала победу, а Антон же — терпел поражение. Он никак не мог просечь, как Оля умудряется выигрывать в каждой последующей партии. Конечно он иногда думал, что Оля проворно жульничала, но чуть позже понял, что она просто очень хороший соперник, либо он никудышный игрок. — Отлично, — баба Валя кокетливо подмигнула, — тогда после чая сыграете со мной партейку? — Баб Валь, — подал голос негодующий от всего происходящего Ромка, — может не надо, а? У меня карманы сегодня пусты, че мне вам дать, если проиграю? — Ну, много чаво можно, — хихикнула бабушка, — например, полы помыть, или с ужином мне помочь… — по мере того, с каким удовлетворенным видом бабушка перечисляла все свои требования, Ромка все больше и больше менялся в лице, — так что ничего страшного, Ромчик, найду, чем тебя занять! — Ну баб Валь, вы же знаете, что обыграете меня! — почти возмущенно воскликнул Ромка, — это нечестно! — Ай не ной, — для бабушки, кажется, Ромкины недовольства являлись не более, чем детским лепетом, — не запряг, — с этими словами она короткими, медленными шагами, поплелась в сторону кухни, видимо, собираясь поставить чайник и вытащить колоду карт. — Ну баб Валь! — крикнул ей вдогонку Ромка на грани возмущения, двинувшись за ней на фоне разрозненных голосов и звонких смешков ребят, которые уж точно не собирались пропускать все веселье. Катя же выделилась среди всех остальных и, взглянув на Антона, спросила практически шепотом, нервно поправляя свою косу: — Антон, ты идешь? Антон, всё-таки, был весьма удивлен её вниманием. Возможно, чтобы привыкнуть к хорошему отношению с её стороны, ему нужно будет достаточно много времени, ведь обычно он ощущал комфорт и уверенность рядом с Катей только в кругу остальных. Он нелепо указал на себя пальцем, будто Катя обращалась в этот момент не к нему, и, получив в ответ лицо, полное осуждения и скепсиса, ответил молниеносно: — Сейчас пойду, — он чувствовал себя таким неловким и глупым, стоило им остаться одним, что все гласные и согласные отказывались выходить наружу, и его речь превращалась в бессвязное мямление, — ты иди пока. Катя приоткрыла губы, кажется, силясь добавить что-то ещё, при этом выглядя такой взволнованной, что Антон на секунду подумал, что она хочет спросить его о чем-то очень важном, но вопреки его мыслям Катя ответила достаточно ровно и холодно: — Ну хорошо, — кивнула Катя, проходя в гостиную в сопровождении Оли, которая была настолько наэлектризована предстоящей игрой, что предпочла забыть и оставить Антона позади одного. Антон мысленно посмеялся на этот счет, так как он прекрасно знал, насколько Оля любила поиграть в «дурака», поэтому он был ничуть не в обиде. Он проводил их взглядом, и, взглянув на Володю, стоявшего рядом с домашним телефоном и набирающего номер, судя по всему, чтобы позвонить родителям Антона, двинулся к нему и практически прошипел: — Володь, она про тебя знает, что ли? Володя глупо сморгнул, а затем, поняв, о чем тот говорит, ответил несколько неуверенно: — Да, узнала в девятом классе… — Расскажи! — чуть ли не вскрикнул Антон в нетерпении, взбудораженный узнать обо всем здесь и сейчас, — почему ты мне сразу не рассказал? Володя, похоже, его воодушевления совсем не разделял, поэтому тяжко и обреченно вздохнув, ответил громче: — Отлипни, потом расскажу! — Она что, думала, что я твой… — И не мечтай, Петров Антон, — в ужасе пресек его Володя, а затем, засмеявшись, добавил, поправив ворот своего свитера, — ты не в моем вкусе. — Ти не в маём вкуси, — перекривил его Антон, смеясь, — просто я не Питер-Пэн! — А ну катись давай в комнату! — тут же вспыхнул Володя, отчего Антон залился смехом, настолько его забавляло Володино смущенное, и одновременно раздраженное лицо, — Я тебе этого Пэна… — Какие мы грозные, — продолжил ехидничать Антон, но завидя предостерегающий взгляд Володи и получив ощутимый пинок в бок локтем, он сдался моментально, отходя на шаг ради собственной безопасности, — да хорошо-хорошо, — он поднял руки в примирительном жесте, продолжая глуповато улыбаться, — только не забудь потом обо всем этом рассказать, я же не отстану! — Да иди ты уже, — на грани вселенского возмущения всплеснул руками Володя, страшно выпучив глаза, — Прилипала какой, — он прижал трубку к уху, — мне твоей маме ещё позвонить надо. — Володь, — не скрывая своего счастья, произнёс Антон намного тише. — Ну, чего ещё? — Володя, судя по весьма возмущенному тону, был уже готов запульнуть телефонную трубку Антону прямо в голову, как Антон, действуя на опережение, произнёс очень мягко и искренне: — Спасибо. Володя в тот же миг изменился в лице. Черты разгладились, становясь мягкими, а взгляд более растерянным. А затем, вернув себе привычную уверенность, хмыкнул и произнёс самодовольно: — Потом отблагодаришь. Антон посмотрел на него почти что с детским удивлением, а затем воскликнул, всплеснув руками: — Но я же уже сказал «спасибо»! Володя продолжил ехидничать с совершенно невозмутимым выражением лица, крутя пластиковое колесико домашнего телефона, которое издавало характерный звук, похожий на тиканье часов при каждом наборе новой цифры: — Я понимаю, что ты хочешь что-нибудь сделать для меня, — протянул Володя почти что елейно, — и раз уж ты сам предложил… — Володя! — засмеялся Антон. — Да шучу я, — Володя тут же сломался, срываясь на смех, а затем добавил, быстро сменив выражение радости, становясь образцом серьезного человека, — а может и нет, — он вновь прыснул, стоило Антону взглянуть на него щенячьими глазами, — иди уже, иди. — Шутник, — буркнул Антон, с улыбкой заходя на кухню к остальным.

***

Уговорить маму у Володи получилось очень легко, стоило ему обратиться к ней, выдавливая из себя слащавым, высоким голоском «теть Карин, да всего два часика, правда…», и мама тотчас падала, как крепости. По крайней мере, у Володи с легкостью получилось урвать разрешение, поэтому теперь Антон с чистой совестью мог преспокойно сидеть за столом вместе со всеми, уминая угощения бабы Вали с нескрываемым восторгом. Стол ломился от вкусностей, и глаза Антона расширились в ту же секунду, стоило ему завидеть огромную тарелку с картошкой, жареной курочкой, и греческим салатом впридачу. А там в самом центре красовалась ещё и вазочка с конфетами. Наверное, за сегодня он истратил весь запас удачи, судя по тому, что все приготовленные блюда ещё и пахли просто невероятно. Нос вылавливал пряные, терпкие и древесные нотки чая, витал в воздухе аромат яблочного пирога. Рот буквально наполнился слюной, а глаза бегали по столу, не зная, за что зацепиться. Хотелось попробовать все и сразу, но, более не задумываясь, наложил себе жареной курочки. На глаза Антона попадалось все, что угодно. Он с любопытством рассматривал вышитые пестрые узоры на ковре, который мирно висел над диваном, украшая стену. Все-таки эти ковры имели какой-то странный успокаивающий эффект, и усыпляли моментально, стоило Антону скользнуть по ним взглядом, высматривая причудливую, витиеватую вышивку. Весело поблескивающие гирлянды были развешаны на шторах, свисали вниз, будто сосульки, медленно угасали и постепенно вспыхивали яркими огоньками. Кажется, это Володя постарался над украшениями в доме, чтобы создать какую-то особенную атмосферу. И у него это очень даже получилось. Антон завороженно наблюдал за холодным свечением мигающих лампочек, изредка отвлекаясь на разговоры ребят, стараясь не упускать ничего важного. — А теперь, милок, объясни, где ты пропадал все эти годы? — баба Валя безжалостно метала в сторону Ромки порцию своих возмущений, словно копья, и Ромка, стараясь уворачиваться от них настолько проворно, насколько он умел, отвечал быстро, не давая бабушке времени на раздумья: — Ну баб Валь, учеба там… — ровно после этого, в него полетела луковица, которую запульнула уже возмущенная Валя, и он, нервно хохотнув, поймал её, кладя себе в тарелку, — времени не было! — Ты мне мозги не пудри, — качнула головой баба Валя, немного повысив голос, отчего он сорвался, превращаясь в хрипение, — знаю я тебя, ты с учебой в ладах только во снах, — она обратилась к Кате, поправляя платок на своей макушке, — он все такой же троечник? Катя ответила невозмутимо и резко: — Двоечник. — Предательница, — буркнул Ромка, чуть ли не вскакивая с места от нахлынувшего возмущения, — подставила меня! — Зато правдиво, — Полина, хитро улыбнувшись, отломила кусочек картошки вилкой, и продолжила, тыча в сторону Ромки прибором, — нечего бабе Вале лапшу вешать на уши. — Даже я сейчас учусь лучше, чем он-на, — не остался в стороне Бяша, жующий свежий пирожок, за что получил в отместку за свои слова от Ромки смачный подзатыльник, — да харэ-на! — А ты себя сильно недооцениваешь, — подал голос Володя, подцепив вилкой листик салата, — не сравнивай себя с человеком, чей интеллект как у… — он взглянул на Ромку прищуренными глазами, силясь подобрать подходящие слова, и добавил с легкой ухмылкой, — Как у кастрюли, с холодными пельменями. — Да ты охреневший! — вскрикнул Ромка, а затем, растерявшись от своего эмоционального и громкого ответа, причем адресованного Володе, продолжил немного тише, под удивленные взгляды ребят, — ну извините, что я не такой ботан. Володя посмотрел на него осуждающе, вздохнул обреченно, и продолжил есть как ни в чем не бывало. Антон изредка косился в его сторону, чтобы понять, что все нормально, ибо этим двоим явно не удавалось построить какой-никакой адекватный диалог. Хоть и не дружеский. А при бабе Вале приходилось актерствовать на пять баллов. — Это что за выражения, Ромчик? — предостерегающе промолвила баба Валя, заставив Ромку тотчас вытянуться по струнке и замолчать, — не тому я тебя учила. Володя с Антоном по-заговорщицки переглянулись и прыснули со смеху от того факта, что в этом спектакле явно не одного Ромку стоило бы ругать, но и всех остальных за то, что они его дразнят, но баба Валя, видимо, хотела свести какие-то свои счеты, поэтому к Ромке она была безжалостнее всего, и от этого обстановка становилась все забавнее и веселее. — Ну зато он готовит хорошо… — вклинился в разговор Антон, стараясь, таким образом, видимо, защитить Ромку. Но, судя по взгляду Ромки, преисполненного скепсисом, его помощь совершенно не проканала, а только все усугубила, так как после фразы Антона залились смехом абсолютно все в комнате, и даже сам Антон не удержался, подхватывая смех остальных. — Это ты меня так успокоить решил? — натянуто заулыбался Ромка, закатывая рукава так, словно грозясь встать и одарить Антона ополеухой за его выкидоны. — Да нет, просто факт, — пожал плечами Антон, пережевывая картошку, — нужно же было сделать акцент на том, в чем ты хорош, если уж в учебе… — А ну все-на, — громким возгласом прервал Антона Бяша жестом руки, продолжая назидательно, — мой друг, может, и тупой… — Бях, — переключил свое внимание с Антона на Бяшку Ромка, который уже потихоньку начал закипать, судя по его дернувшемуся в нервном тике уголку губ, — я в тебя сейчас табурет кину. Бяша прочистил горло: — …Мой друг — самый умный человек в нашем поселке, — спокойно закончил Бяша, уплетая за обе щеки пирожок, и откидываясь на спинку своего стула, приглаживая живот, протянул мечтательно, глядя в потолок, — пирожки отменные, даже лучше, чем у Ромыча. — Спасибо, милок, ешь давай, ешь… — краснощекая баба Валя была очень довольна своей готовкой. Она не могла скрыть улыбки с каждым сказанным комплиментом в адрес своей стряпни, и это, как ни странно, показалось Антону безумно умилительным. Она вдруг перевела свое внимание в сторону Антона, и проговорила очень ласково и обеспокоенно, — Антоша, а ты чего без тапок? Он вдруг взглянул на свои ноги, облаченные в шерстяные носки, а затем, не совсем понимая, что баба Валя имеет в виду, начал оглядывать и ноги остальных. Абсолютно все, помимо Антона с Ромкой, надели тапочки. — Ох, ну, я как-то не подумал… — Антон даже растерялся. Обычно по дому он ходит босым, максимум в теплых носках, поэтому не обратил внимание на то, как ребята переобулись в тапочки ещё в прихожей. — Не пойдет, — качнула головой баба Валя, — И Ромчик тоже. Олька, ножки покажи, — Оля высунула ноги из-под стола, демонстрируя небольшие розовые тапочки, и бабушка удовлетворенно хмыкнула, — отлично. Вы двое… — она обратилась к Ромке с Антоном, и её тон точно не терпел возражений, — Сходите за тапками, нечего ноги морозить, пол холодный. — Да я в носках, баб… — начал было Ромка, как вдруг встретился с её суровым взглядом, который давил просто нещадно, и практически просипел, — Ладно. Ромка нехотя встал из-за стола, окидывая Антона красноречивым выражением лица, точно ожидая того, что тот тоже соизволит встать с насиженного места и двинется в прихожую вместе с ним за компанию. — Ну, идешь? — поинтересовался он чисто для галочки. Он вдруг расплылся в злорадствующей улыбке, — или тебя опять на себе нести придется? Антон показал ему язык. — Сам дойду! — напускно-раздраженно отозвался Антон, вставая с места, и, под надзором Ромки ступая в сторону прихожей быстрыми шагами, — у меня, по-твоему, сил что ли нет совсем? Ромка что-то кинул вслед, не прекращая злорадствовать и подначивать Антона на порцию возмущений, но Антон стойко выдерживал, отвечая на его подколки чем-то таким же не менее язвительным и одновременно смешным и безобидным. Возможно дружеская атмосфера и комфортное времяпрепровождение делали свое дело, потому что ни Ромка, ни тот же Антон совершенно не обижались друг на друга. Наоборот — почему-то Антону было очень весело перебрасываться колкими комментариями с Ромкой. Все это казалось таким привычным, теплым и родным, что если бы Антону кто-то напомнил о том, что происходило до того, как они поладили, он, наверное, отказался бы верить. — Че это за тапки, вашу ж мать?! Раздумья Антона прервал громогласный голос Ромки, который с угрюмым видом лорнировал глазами какие-то белые пушистые тапочки, стоявшие в шкафу на нижней полочке. Антон, не произнося ни слова, чуть склонился к ним, чтобы рассмотреть получше, а затем, не скрывая своей улыбки, преисполненной иронии, проговорил почти невозмутимо: — С заячьей мордой… — он запнулся, кажется, догоняя, в чем именно было дело, — Какой у тебя размер? — Сорок второй, — коротко ответил Ромка, внимательно следя за меняющимся выражением Антона, — че ты ржешь? — Я не ржу, — Ромка бы поверил в его ложь, если бы слова совпадали с действиями, потому что Антон, не сумев совладать со своими эмоциями, откровенно улыбался, оголяя ряд белых зубов. — Ты ржешь, мудила, — прыснул Ромка, пихнув Антона двумя руками. Мягко, чтобы тот не оступился и не ударился о стенку позади, — представил меня в этом, да? — Нет, конечно, — до последнего сдерживал свой смех Антон. Он поправил очки за дужки, и, наконец подцепив руками тапочки, поднял их, переворачивая подошвой вверх, глядя на размер. Сорок второй, — Ух ты, — у него даже получилось изобразить восторг очень натурально, — они будто специально для тебя… — Да иди ты нахер! — взорвался Ромка, срываясь на громкий смех, и Антон тут же заржал, как конь — Не буду я напяливать заячье пугало на свои ноги! Это же заяц! — А придется, — сквозь приступы смеха, ответил Антон, — тут больше нет никаких. — А у тебя какой размер? — невозмутимо спросил Ромка. — Сороковой, — так же бесстрастно изрек Антон. Ромка краем глаза посмотрел на нижнюю полочку, на которой красовались последние тапочки, выглядевшие намного адекватнее, чем те плюшевые, но, к сожалению, точно не его размера, и выдохнул: — Ну ты и гнида. — Смирись со своим положением. — Вот какого хера Бог издевается надо мной? — чуть ли не завыл Ромка, прикрывая лицо руками, — То шаровары Алладина, то эти вот, — он указал на тапочки рукой, — блять, — он поморщился, — я на них даже взглянуть не могу, у них глаза будто живые, — он поежился, — и тырят на меня! — Ром, это пуговицы… — кисло заметил Антон. Плюшевые тапочки явно были Ромке не по душе, а вот Антона веселило наблюдать за его метаниями и на то, как Ромка яростно отказывался надевать их. И Антон прекрасно знал Ромкин характер. Он лучше пройдётся по доске, с приколоченными гвоздями, нежели наденет нечто такое, совершенно несопоставимое с его характером. Это просто не в его стиле. — Вот ты и носи зайца у себя на культяпке, — скрестил руки на груди Ромка, — я, как адекватный человек — не буду! — Не мой размер, — вздохнул Антон якобы разочарованно, пожав в плечами, — а так бы надел… — Пиздун ебучий, — раскусил его Ромка тут же, и Антон, состроив мнимое удивление на лице, показушно прикрыл рот ладонью и спросил: — Как ты узнал? Ромка рассмеялся, грозясь одарить Антона смачным подзатыльником, но Антон, с его отточенной реакцией, проворно увернулся, смеясь. — Бля, ладно, — вдруг сдался Ромка, делая первые шажки к принятию своего положения, — если не напялю, баба Валя точно мне пизды даст, — он вновь взглянул на них, прищурился, будто стараясь испепелить пушистые тапочки, а затем махнул рукой, — Ладно, хер с ним, только обосрыш, — добавил Ромка на тон ниже, — не смей ржать надо мной. — Что ты, ни в коем случае, — невинно ответил Антон, прекрасно зная, что сказанное — гнусная ложь, — я бы никогда. — У тебя, блять, сейчас рожа такая, словно ты обоссышься от смеха, гнида, — заметил Ромка кисло, — ты хоть играй убедительнее, чтоб я поверил в твою бурду. — Да, конечно, извини… — закивал Антон, ехидничая, и наблюдая за тем, как Ромка с огромным нежеланием надевает первый тапок, а затем и второй. Ромка распрямился, смотря на Антона хмурым взглядом, точно ожидая последующих комментариев, как Антон, сохранив самообладание, произнёс спокойно, — Кстати, попробуй в них попрыгать. — В челюсть захотел? — натянуто заулыбался Ромка. — Ну да, согласен, хреновая идея, — рассмеялся Антон, — пошли, вернемся.

***

— Ну где вас носит так долго? — возмутилась Катя, заплетающая в это время косички Полине, которая прикрыла веки, наслаждаясь процессом, — Я думала, вы тапки найти не можете… — она запнулась, её взгляд упал на ноги Ромки, затем в воздухе повисло молчание, и последовал Бяшин громкий ржач. — Ромка-на, там тапок других не было что ли? — веселился Бяша, чуть ли не падая со своего стула, — а по тебе и не скажешь, что у тебя такой вкус. — Ром, а тебе идет белый цвет, — прыснула со смеху ещё и Полина, а затем замерла по просьбе Кати, которая сказала не ерзать, иначе прическа испортится, и продолжила, окаменев, — почаще носи такое. — Зайчики такие милые! — единственной, кто оценил тапочки и даже восхитился их красотой, была Оля. Её глаза, казалось, засветились при виде кроличьих плюшевых ушей. — Все сказали? — буркнул Ромка почти обиженно, проходя в комнату и садясь обратно на свое место. — Ромчик, зато они самые удобные из всего, что у меня есть, — заулыбалась баба Валя — вторая, после Оли, которая не стала смеяться над Ромкиным причудливым видом, — и теплые. Они мои любимые. — Баб Валь, у вас же явно не сорок второй размер, — отпив из своей кружки, с подозрением протянул Ромка. — Да мои это, мои, — махнула рукой баба Валя, — просто на базаре не было тапок таких, чтоб моего размера, а я не устояла, уж больно понравились мне. — Ну тогда я буду с ними поосторожнее, — всерьез призадумался Ромка над сказанным, — может я всё-таки их сниму? — на Ромкином лице заискрилась маленькая надежда, и Антон не смог удержаться, вновь заливаясь хохотом, — Ну, просто как-то не очень. — Ни в коем случае, — баба Валя была непреклонна, — холодрыга такая, а ты ещё и босиком по дому? Ну уж нетушки. — Стоило попытаться, Ром, — шепнул Антон очень тихо, — но ты не расстраивайся, они же очень удобные. — Завали, пока не окунул тебя, — предостерегающе посоветовал Ромка. — Куда? — В суп твой, — гаркнул Ромка, — поди болтать будешь меньше. — Пади балтать будишь меньше, — перекривил его Антон, — дурак. — Антошенька, кушай побольше, кушай, — подвинув тарелку с яблочным пирогом, с заботой проговорила баба Валя, — а то худющие ходят, мальчики, нельзя так. — Ох, спасибо… — Антон застенчиво улыбнулся, накладывая себе кусочек пирога. Ну а чего отказываться, когда предлагают? По привычке он наложил кусочек ещё и Оле, которая обожала всякие вкусности и нередко просила маму приготовить вафельный торт, набитый сгущенкой, или запеченные яблоки с сахаром. — Да, кушай побольше, Антошенька, — запаясничал Володя, и Антон прыснул со смеху, — но что-то силенок у тебя многовато, для дрища. — Да замолчи! — прошипел Антон, смеясь. — Поль, — шепнула Катя, окинув тарелку Антона чуть ли не жалобным щенячьим взглядом. Кажется, она тоже хотела попробовать кусочек, — можешь, пожалуйста, мне тоже наложить кусочек? Я не дотягиваюсь просто… — Сейчас… — произнесла Полина, аккуратно вытирая уголки губ и пальцы салфеткой. Антон даже не понял, для чего именно он привстал со стула, когда тарелка с пирогом находилась уже чуть ли не в центре стола — далековато от него. Но, дотянувшись, все же подцепил кусочек ножом, придерживая вилкой, чтобы не уронить и попутно наложил Кате в тарелку еду, приговаривая мягко: — Вот, попробуй… Катя посмотрела на него удивленно и восхищенно одновременно, словно он совершил какой-то невероятный подвиг, и, немного улыбнувшись, произнесла, чуть замявшись: — Спасибо… ! — Да не за что, — улыбнулся Антон настолько мягко и искренне, насколько он мог, садясь обратно на место. Он, если честно, не думал даже, что Катю настолько растрогает такая, казалось бы, мелочь. Похоже, он совершенно не знал её до сих пор, и вот, постепенно, мало-помалу, она начала открываться ему с других сторон. И он теперь начал понимать, почему такая воспитанная и добрая девочка, как Полина, подружилась с Катей. — Баб Валь, а вы ещё включаете граммофон? — поинтересовалась Полина, выглядя при этом такой воодушевленной и заинтересованной, что баба Валя невольно улыбнулась. — Ну ещё бы, видишь, как блестит? Это я протираю его каждый день, — она сложила свои руки на столе, и спросила почти что заботливо, — кого тебе поставить, Полечка? Полина выпрямила спину, скрестила руки на груди, а затем, состроив максимально бесстрастное лицо, промолвила назидательно: — Людвиг ван Бетховен, пожалуй, подойдет. — Лунная соната? — улыбнулась баба Валя, — ты её столько раз… Полина хихикнула, убирая прядь волос за ухо. — Она довольно грустная, но думаю, подойдет, — она протянула взбудораженно, точно не терпелось поскорее взять в руки колоду карт и перетасовать, — мы же все равно в карты будем играть! — И поэтому реветь теперь? — хмыкнул Ромка, откинувшись на спинку стула, — хоть бы чего повеселее поставили. — Нет, пусть навевает некую тоску и умиротворение, — Полина была непреклонна, она хмыкнула, — а вы пока размышляйте о насущном в это время, а я вас всех… — она обвела пальцем присутствующих, — переиграю! — Поля-на, ты словами так не бросайся, — подхватил сопернический дух Бяша, и сразу после него зазвучал и голос Антона, который был слишком наэлектризован перед предстоящей игрой: — А то проиграешь ведь, — он хитро прищурился, и Полина, завидя его выражение, прыснула, проговаривая: — Вот ещё, кто выиграет, так это баба Валя. — Я могу поддаться, — пожала плечами баба Валя. — Ни в коем случае, баб Валь! — замахал руками Ромка, точно хотел честной игры, — лучше уж нормально партейку сыграть. Баба Валя, улыбнувшись, переключила свое внимание на Антона. — Антош, а ты умеешь играть в «дурака»? — Да, немного, — застенчиво ответил Антон, — С Олей играли часто. — И ты мне всегда проигрывал, Тош, — скрестив руки на груди, гордо вздернула подбородок Оля. — Неудивительно, — хмыкнул Ромка, — он всегда лошпедом был. — А ты придурком, — закривлялся Антон. — А че ты Ольке проигрываешь? Она ж младше тебя на четыре года! — продолжал провоцировать Антона Ромка. — Ты бы тоже ей проиграл, судя по уровню твоего интеллекта, — закатил глаза Антон, — тут явно дело не в возрасте. — Вот не надо теперь тут оправданий своих, — Ромкин локоть перекочевал на плечо Бяши, — просто скажи - я лошпед, и дело с концом. — Я бы сказал, — натянуто заулыбался Антон, — вот только мы оба потом окажемся неправы. — А ну прекратили огрызаться, милочки, — звонкий голос бабы Вали тут же отрезвил, будто Антону дали хлесткую пощечину и напомнили, где он сейчас находится. Он вдруг ощутил крошечный укол стыда, переводя внимание на бабушку, которая не сказать, что была недовольна, скорее просто хотела наконец отвлечь парней от этой глупой перепалки и заставить влиться в разговор со всеми. — Извините, Валентина Ивановна… — Антон весь скуксился, не таким он хотел предстать перед самым важным человеком Володи, — увлеклись слегка. — Да, баб Валь, — пережевывая кусочек мяса, вальяжно начал Ромка, растягивая слова, — он дурак просто, прости его. Антон зыркнул на него максимально осуждающим взглядом. — Вот непутевый, — качнула головой баба Валя, — иди лучше колоду принеси, а то допаясничаешься скоро. — А почему я? — по-детски, но тихо возмутился Ромка. — Потому что ты самый умный среди всех остальных, — выдала баба Валя невинно, — Володька, поставь-ка лунную сонату, пока Ромчик ищет колоду. — Сейчас, ба.

***

— Кто хочет перетасовать? — ворвавшийся обратно на кухню Ромка буквально светился от нахлынувшего на него азарта. Антону даже показалось, будто его глаза заискрились на секунду. — Я! — воскликнула Полина, вскакивая со своего места. — Не, Полин, тебе карты категорически нельзя давать, ты же жульничать начнешь, — проходя к своему месту и садясь рядом с Антоном, приговаривал Ромка. — Не хочу это слышать от тебя, Ром! — Полина смешно возмутилась, расширив глаза, словно она была невероятно потрясена и оскорблена сказанным, — Я всегда честно играю. — Ага, — кисло буркнул Ромка, — поэтому каждый раз, когда тасуешь ты, тебе каким-то образом перепадают одни козырные. Хочешь сказать, это просто случайное стечение обстоятельств? — Совершенно верно, — коротко и лаконично ответила Полина, стараясь подавить предательскую улыбку, упорно налезающую на лицо. — Ну ты и врушка, — хмыкнул Ромка, кладя колоду аккурат перед Антоном на стол, — Обосрыш, тасуй ты короче, а то с этой мадмуазель проблем не оберешься. — А ты почему не тасуешь? — выгнул Антон бровь, не понимая, почему он удостоился такой чести, как Бяша ответил на его мысленный вопрос моментально: — Потому что он поступает так же, как и Полька-на. Что ж, вопрос исчерпан. — Трепло, — промямлил Ромка, попутно отпивая глоток из своей кружки. Он перевел внимание на Катю, спрашивая очень мягко, — Кать, а ты играть не будешь? — Нет, — она протяжно зевнула, прикрывая ладонью рот. Выглядела она весьма уставшей. Возможно игры в морозный холод высосали из неё силы, — я лучше посижу, меня немного в сон клонит, вряд ли поиграть смогу… — Можешь прилечь на диване в комнате Володи, моя хорошая, — заботливо произнесла баба Валя таким мягким и теплым голосом, что и Антон невольно растаял от такого обращения, — только плед не забудь, замерзнешь же, если уснешь. — Не усну, баб Валь, — слабо улыбнулась Катя, поднимаясь со стула, — спасибо большое, — она взглянула на Володю, и тот, послав немое разрешение кивком головы, улыбнулся. И Катя, благодарно кивнув в ответ, поспешила в комнату Володи. Конечно Антона немного смутило то, что Катя так легко могла зайти в чужую комнату и лечь на диван, но он прекрасно понимал, что она тут не впервые, поэтому ей можно было делать почти все, что угодно. — А можно я буду просто наблюдать-на? — настороженно спросил Бяша. — Ссыкун, боится последние деньги потерять, — расколол его Ромка, смеясь. — Так у меня в кармане всего десять рублей, а я хотел на них булочку купить-на! Да и нас слишком много, карт не хватает. — Черт с тобой, сиди и наблюдай за игрой, Игорек, — баба Валя начала деловито заламывать пальцы, — потому что Ромчика я сейчас размажу, и будет он у меня полы мыть. Ромка явно не был в восторге от подобного предложения, поэтому, посмотрев на бабу Валю обреченными щенячьими глазами, произнёс себе под нос: — И всё-таки чет я передумал играть… — Ссыкун-на, — повторил сказанные до этого Ромкой слова Бяша, гордо вскинув подбородок. — С кем поведешься - от того и наберешься, — изрек Ромка невозмутимо. — Володь, ты чего притих совсем? — поинтересовался Антон у Володи, чуть склонившись к нему, будто боясь быть услышанным остальными. Володя сидел напротив, подперев ладонью щеку, глядя на всех с крайней заинтересованностью, однако не спешил вливаться в разговор. — Да просто забавно наблюдать за вами, — он неловко улыбнулся, — не хочется вмешиваться особо, да и пластинку поменять хочу, а то от этой лунной сонаты действительно в сон клонит… — Володя, нет, — тихо начала Полина. — Володя, да-на! — прогремел Бяшка. — Я так понимаю, все согласны, — Володька с хитрым смешком проигнорировал протест Поли, вставая со своего стула и направляясь в сторону граммофона вальяжными шагами. — Не-е-ет, ну пожа-а-алуйста! — заголосила Поля, сложив руки в молитвенном жесте. — Ну Полин, — готов был завыть Володя, — как в такой обстановке играть? — Вот смотри, — Полина с невозмутимым видом, будто намереваясь сообщить какую-то страшную новость, произнесла, — берешь карту, и… — Ладно-ладно, — засмеялся Володя, поднимая руки в примирительном жесте, — послушаем вашу сонату в десятый раз. Антон взял в руки пеструю колоду и начал тщательно тасовать карты под личным Ромкиным надзором, который, похоже, собрался контролировать весь процесс игры, а вместе с этим и проследить за тем, чтобы Антон не перемешал карты в свою пользу. Мол, мало ли что, вдруг жульничать начнет, и выкроит для себя козырного короля, и туза с дамой впридачу. Антон, смирившись со своим положением, и раздраженно косясь в Ромкину сторону, резво разложил карты по часовой, мысленно отсчитывая количество, попадавшее в руки каждому участнику. Что ж, участников игры шестеро, значит, ни одной лишней карты не останется. В такие моменты Антон, играя вместе с родителями, дальними родственниками и Олей, решал, что козырную карту возьмет из своего арсенала тот, кто тасовал, он не знал, по правилам это или нет, но он всегда так играл, и в этот раз не стал себе в этом отказывать. Он чувствовал такой по-детски будоражащий азарт и сгорал от нетерпения, что как только он раздал каждому определенное количество карт, выдержал паузу, и, с коварным видом вытащил наугад из своей крошечной стопки козырную, демонстрируя её каждому, а потом — и себе самому. Глаза забегали по черному рисунку, а затем и по нужным цифрам. Пиковая шестерка. Недолго думая, он вернул карту в ряды своих, а затем сместил вектор внимания на вереницу остальных карточек, лежащих рубашкой вниз, перевернул, прикрывая ладонью, чтобы Ромка ненароком не подсмотрел, и поднес поближе, к своему лицу. Шесть карт. Антон судорожно начал оценивать свои шансы на победу. Червовые король и дама, трефовая десятка, бубновый туз, пиковая шестерка и, что заставило почувствовать удовлетворение — пиковый король. Что ж, неплохо так перепало с картами. Возможно, с таким хорошим выбором, ему удастся победить хотя бы раз. Он скользнул взглядом по лицам остальных, пытаясь понять по выражению что кому досталось. Оля выглядела максимально бесстрастной и сосредоточенной, как и Полина с Ромкой, Володя скучающе зевал, толком даже не глядя на свои карты, а баба Валя хитро улыбалась. Антон слабо улыбнулся, и Ромка, заметив, каким восторженным сделалось его лицо, спросил почти что с претензией: — Ну и че лыбу давишь? Всё-таки забрал себе все козырные? — Я не ты, — показал ему язык Антон, чуть склонив к себе карты, чтобы Ромка не подглядел, — всех по себе не суди, — он ревностно прижал к груди карты, — И не подсматривай! — Больно надо мне подсматривать, — закривлялся Ромка, а затем, повернув голову вправо, спросил, — баб Валь, а у вас там как все? — Да не жалуюсь, — хохотнула баба Валя, вложив сложенные в одну стопку карты в ладонь и произнесла совершенно спокойно, — туз вот козырной попался. — Баб Валь, ну почему вам вечно везет с картами-на?! — воскликнул Бяша почти что обиженно, и Ромка, закатив глаза, начал пояснять Бяше вполне очевидную вещь: — Да нет у неё козырного туза, она просто запутать тебя хочет, а ты сразу как дурик ведешься! — А… Точно-на, — озабоченно почесывает затылок Бяша, — баб Валя часто так делала, — растерянно добавляет. — А откуда тебе знать, Ромчик? — зыркнула на Ромку баба Валя, чинно сложив руки на столе, — вдруг я выдаю истину? — Нет уж, баб Валь, — хохотнул Ромка, махнув рукой, — я давно вас раскусил и больше не поведусь на ваши выкидоны! — Ну и черт с тобой, не очень-то и хотелось, — хмыкнула баба Валя, — ладно, у кого есть карта наименьшего достоинства? — У меня пиковая шестерка… — промямлил Антон неуверенно, наблюдая за тем, как все тотчас утыкаются в свои «опахала». — Ну, меньше этой точно нет, — изрекает Полина, оглядывая остальных, — значит Антон ходит первым к… — она хитро улыбается, — к Ромке. — Ну давай, — приготовился Ромка, пытаясь давить своего оппонента угрожающим взглядом, от которого Антону захотелось больше рассмеяться, чем давать заднюю, — кидай, че есть, я все отобью. Антон, глядя на Ромку с хитрым прищуром, кидает самую маловажную карту, которая имелась у него на руках — трефовую десятку. Ромка кидает быстрый взгляд на карту, мнется, а затем, промычав, переводит вектор внимания снова на бабушку. — Мы в подкидного играем? — решил уточнить Ромка, на что баба Валя закивала: — Ну да, как и всегда, милок. И Ромка, немного замявшись, отбивает трефовую десятку оппонента такой же мастью, но по рангу являющейся выше и важнее первой. Трефовый валет. — Есть, что добавить? — Ромка замечает задумчивое лицо Антона, и проговаривает с неприкрытым ликованием, — ну тогда к Ольке теперь хожу… — У меня есть! — будто просыпается от глубокого сна Поля, голося на всю комнату, — у меня! Не ходи, подожди! И, не церемонясь, бросает Ромке под нос бубновый валет. Антон не может сдержать азартного ликования на лице, а Ромка, разочарованно вздыхая, лорнирует карту с обреченным видом, похоже, осознавая, что ему больше нечем отразить атаку. — Ну спасибо тебе, удружила, Поля, — шипит Ромка, смиренно принимая три карты в ряды своих, — могла по дружбе мне эту дребедень не класть, — бубнит он. Теперь у него восемь карт, вместо шести. Этот факт возродил в Антоне ещё большее желание победить и оставить Ромку с носом. Он даже не мог перестать улыбаться, выглядя со стороны скорее всего глупым, зато искренним. — Олька, давай, ходи ко мне, — баба Валя, наконец, отвлекшись от этих дураков, обратила на себя Олино внимание, — а то эти балбесы так и продолжат спорить, — Ромка фыркнул на это заявление, боднув рядом сидящего Антона в бок, — Ты не бойся меня, я не кусаюсь, хоть может и выгляжу страшной, — она улыбнулась, тем самым очень легко располагая к себе. Оля, посмотрев на неё посветлевшими глазами, поспешила опровергнуть очень расторопно: — Вы ни капельки не страшная! Вы очень красивая, Валентина Ивановна! — её громкий высокий голос взбодрил даже клюющего носом Володю. — Ой, — вздохнула баба Валя, продолжая смотреть на Олю с улыбкой, — Ну что вы с братцем своим заладили, называйте меня бабой Валей, — она кивнула в сторону Ромки, — Вон, Ромка вообще непутевый на меня обиделся как-то, и назвал старушкой. Старушкой, представляете? — баба Валя звучала так, словно слово «старушка» действительно являлось чем-то оскорбительным. Ромка подпер ладонью щеку, упорно отводя взгляд, будто не о нем сейчас шла речь, как зазвучал голос Володи, елейный и с ехидством: — Он просто оборзел тогда на секунду, ба, — Володя натянуто заулыбался, — Кровь к мозгу прилила и отупел. Ромка взвился моментально: — Да я ж извинился тогда! — А я буду помнить! — хохотнула баба Валя, — Ну все, давайте дальше играть, а то время идет, а тебе, Ромчик, готовить ещё… Ромка буркнул себе под нос нечто нечленораздельное, а Оля, взглянув на бабу Валю с радушной, заразительной улыбкой, более не колеблясь положила карту на стол, выглядя при этом так, словно она уже выиграла в этой азартной игре. Антон, чуть вытянув шею, взглянул на рисунок, и прыснул. Пиковая семерка! — Олька, это козырная карта, — начинает пояснять баба Валя, — может подумаешь ещё? — А я знаю, что козырная! — выдает Оля с восторженным видом, и баба Валя, одобрительно закивав, произносит: — Кажется, в вашем непутевом кругу завелся достойный соперник, — она, не цеременясь, тут же отбивает Олину козырную карту пиковой десяткой, — а я вот так вот сделаю! — выглядя даже по-детски обрадованной, она спрашивает, — ну, есть у кого чем мне подгадить? — Есть конечно, — с хитрым прищуром отвечает Володя, кладя на стол рядом с двумя лежащими друг на друге картами бубновую десятку. — А ещё внук называется, — качает головой баба Валя разочарованно, словно её только что предали, — больше не буду с тобой играть. — Ну ба! — почти нервно смеется Володя, продолжая с искренним непониманием, — вот чего ты жертву из себя корчишь? Я же знаю, что ты отобьешь. — Точно внук, — с этими словами она отбивает карту Володи бубновой дамой с таким ликующим видом, что Володя не может удержаться от того, чтобы со смешком не закатить глаза, — вот тебе! — О нет, убили, — кривляется Володя, театрально прижимая руку к сердцу — давай уж теперь, нападай. — Это тябе месть! — баба Валя безжалостно атакует, карта летит на стол перед Володькиным носом. Червовый туз. Володя тяжко вздыхает, используя все свое актерское мастерство, сутулится даже, с поникшим видом начиная: — Жестоко ты, конечно, — якобы разочарованно качает головой Володя, а затем торжественно выкидывает, расплываясь в усмешке, — но я жестче! — и отбивает карту бабы Вали козырной пиковой дамой. Баба Валя смотрит пару секунд на свою карту с таким оскорбленным видом, что Антону невольно хочется её поддержать, а Володе сделать замечание. Ну вот чего он не поддается своей любимой бабушке!? — Мог поддаться хоть, — осуждающе протягивает баба Валя, сложив руки друг на друге, — я же старше, как никак, негодник. — Мы играем, тут возраст не имеет значения! — отбрил Володя, глядя на бабушку почти что ошарашенно, — что это за претензии пошли? Разве мы не за честную игру? — Но я твоя бабушка! — гнет свое баба Валя. — И родство тоже! — отбивает Володя. — Сам себе будешь готовить пельмени! — пригрозила баба Валя. — Так я их сам и готовлю! — прыснул Володя, а вместе с ним и все остальные. Баба Валя тяжело вздыхает, смотрит на Володю, сверлит взглядом, не сдаваясь до последнего, а затем, не находя новых угроз, произносит совершенно спокойно: — Ну и ладно. — Прохладно, — фыркнул Володя. — Мармеладно, — хочет оставить за собой последнее слово баба Валя. Антон не мог оторвать от них глаз. Настолько близкими, теплыми и крепкими выглядели их отношения. Володя даже без зазрения совести шутил над бабушкой совершенно безжалостно, и иногда даже казалось, что он перегибает палку. Но, чуть позже, стоило проследить за ними очень внимательно, Антон подмечал для себя одно: они общаются практически на равных. Неважно кто старше, а кто младше, они были на своей волне. Безусловно, Володя уважал и любил свою бабушку, не переходил границ дозволенного, но общался так свободно, так легко, что Антон даже невольно позавидовал его смелости. Все же он не мог себе позволить выкинуть даже самую невинную шутку в сторону того же отца. Папа, несмотря на то, что он был более понимающим и позволяющим иногда себе подшутить над Антоном, сразу посчитает подобное поведение камнем в свой огород, а потом будь здоров — огреет замечаниями, будто камнепадом, да так, что Антона аж качнет на месте. — Что ж, Полина, пришел твой час, — сверкнул Володя хитрыми глазами, преисполненными азарта, прикрывая своим веером часть своего лица. Ведь так, наверное, загадочнее. — Ну давай, Володя, — не теряет своей уверенности Полина, гордо вздернув подбородок, — только потом не плачь, если отобью. — Ох, это будет сложно, — сложил губы уточкой Володя, состроив щенячьи глаза, намеренно выдавливая высоким писклявым голосом, — но я постараюсь. Стоило Полине увидеть представшую взору масть, как её словно током ударило. Козырной валет. Кажется Володе по счастливой случайности попались самые лучшие карты. Поля вскочила со своего места, проговаривая довольно громко: — Ах ты! — Володя аж подскочил от её звонкого голоса, но сумел сохранить бесстрастный вид, — Да чего вы такими классными картами направо и налево кидаетесь? — Ах я! — передразнивает Полину Володя, театрально прижимая руки к груди, и до смешного широко раскрывая глаза, — Победитель в этой игре! Баба Валя фыркнула, а Ромка не сумел сдержать, кажется, едва заметную ухмылку? По крайней мере Антон успел краем глаза выцепить эту эмоцию на его лице. Только было непонятно, что так позабавило Ромку… Бурная реакция Полины? Передразнивания Володи? Или все вместе? Поняв, что Антон уж слишком сильно заостряет на такой мелочи свое внимание, он тряхнул головой и перевел взгляд обратно на стол — к разложенным картам. — Полина была уверена, что она близка к победе-на, но Володя был ближе… — зазвучал голос Бяши над Володиной макушкой, отчего тот, заслышав посторонний звук, чуть ли не подскочил на месте. — Ты че делаешь? — спрашивает Ромка у друга, озадаченно выгнув бровь. Бяша переводит на него свое внимание, и продолжает нарочито назидательно: — «Ты че делаешь» спросил Ромка-на, смотря на меня, как на… — он запнулся, пытаясь подобрать нужное слово, и добавил, — идиота, — и закивал удовлетворенно. — Чем ты занят, додик?! — смеется Ромка, глядя на Бяшу по-детски шокировано. — Описываю происходящее, — Бяша сел на свободное место рядом с Полиной, и вытянул шею, пытаясь подглядеть её карты, за что Полина в ту же секунду огрела его предупреждающим взглядом, — не мешай-на, мне скучно просто стоять и смотреть! — Так отбивать будем сегодня? — уточняет Володя с широченной улыбкой, едва подавляя свой победный смешок, как Полина, укоризненно взглянув на него, а затем на козырной валет, принимает свое поражение и кладет ненавистную карту в ряды своих. — Покажи карты, — со смешком требует Антон, — ты сто процентов все козырные забрал, и гасишь всех потихоньку, — он скрестил руки на груди и прищурился, — да? — А почему ты думаешь, что да? — ни один мускул на лице Володи не дрогнул, но выглядел он таким пораженным и оскорбленным, что Антона пробило на смех. — Нет? — уточняет Антон. — А с чего ты взял, что нет? — на лице Володи проступает кривая полуулыбка и Антон понимает, что он просто играет на его нервах. Что, если есть? Что, если нет? — От собака растет, — указывает на Володю рукой баба Валя, красноречиво поджимая губы, — ниче не скажет, аферист. — А в чем тогда интрига? — ухмыляется Володя, — может у меня и козырных больше не осталось… — Ну все-на, Тоха, иди к этому дурику, — локоть Бяши перекочевал на плечо Полины, за что тут же получил в отместку щелчок по носу. Бяша коротко улыбнулся, — Володя те все равно ниче не скажет. В картах он, знаешь, ну… — он почесал затылок, останавливаясь взглядом на бабе Вале, — На уровне бабы Вали, фиг выиграешь. — Ничаго мы не на одном уровне! — отрицает баба Валя крайне эмоционально, — Что вы такое говорите… — короткая пауза, и… — Я лучше него играю. — Никто и не спорит, ба… — Володя показал бабушке язык, — дальше давайте играть. Антон, ты к… — Володя запнулся, прочистил горло, и добавил под пристальным взором бабушки так, словно на него было направлено дуло пистолета, — к Роме… Антон издал смешок, а Ромка и бровью не повел, однако выглядел он таким спокойным и расслабленным, что Антону показалось, будто Ромке от Володиного обращения стало чуточку легче находиться здесь. В его доме. — Продолжаем… — Антон пробежался глазами по своим картам, и, чуть подумав, решил распрощаться с картами, которые давали ему какое-никакое преимущество, чтобы выиграть. Он подцепил пальцами червовую даму, и, посмотрев на Ромку исподлобья, положил на стол. — Так завалить хочется, да? — на Ромкином лице проявилась азартная улыбка, — поэтому решил потерять единственную нормальную карту? — У меня ещё туз козырной есть, — играет бровями Антон, и Ромка, предсказуемо, не верит в это, — ну, чего ждешь? Если нечем — то так и скажи. — Нечем, — удивительно спокойно отвечает Ромка, и улыбка тотчас сползает с лица Антона, и на замену приходит легкое недоумение, — нечем отбить, поэтому заберу даму эту, пригодится. Дальше же игра прошла в абсолютной тишине, потому что началось самое интересное. Карты летели к противникам по часовой. Кому-то не везло и приходилось покорно принимать новые карты в свои ряды, а кто-то, и этот кто-то Оля, вышел из игры одним из первых. Антон, конечно же, не был удивлен, но вот лицо Володи с бабой Валей нужно было видеть. Полина с горем пополам отбивала летевшие в её сторону карты с искренним ликованием, а Володя тепло улыбался, наблюдая за её поднимающимся настроением. Бяша больше зевал, чем наблюдал за игрой. Уже к концу его знатно начало качать из стороны в сторону, и Полине приходилось тормошить его каждые две минуты, чтобы он не уснул. Антон настолько был поглощен в игру и шествовал к победе, что не мог скрыть своего желания обыграть Ромку, и, похоже, тот это заметил, так как Антон явственно показывал свои чувства действиями. То червового короля подкинет, то козырную шестерку… В общем, Антон ему выдохнуть не давал. Ромкины карты множились, а улыбка на лице Антона становилась все шире. Когда Антону вновь довелось атаковать Ромку, он снова решил испытать удачу своей последней картой, оставшейся из всего арсенала. Пикового короля. Чего уж терять? У Ромки, вон, павлиний хвост уже вырисовывается, от одной карты ничего не будет. С этими мыслями Антон подкинул козырного короля и с таким же ликующим видом взглянул на Ромку, но вот только взгляд напротив заставил засомневаться и пожалеть в тот же момент… Ромка откровенно ухмылялся. И пиковый король был безжалостно убит самой старшей картой — козырным тузом. Антон посмотрел на Ромку слегка растерянно, а потом, когда шестеренки начали работать и пришло осознание, проговорил недоуменно, с удивлением в голосе: — У тебя до сих пор был пиковый туз… — он потер виски, — И ты тупо продолжал принимать мои карты? Антон был слишком уж удивлен, поэтому не сумел скрыть своих эмоций. — Ну да, — пожимает плечами Ромка, будто все так и должно было быть, и Антона бросает в омут ещё больших вопросов. — Зачем? — Че хочу, то и ворочу, — слишком уж резко отвечает Ромка, а затем добавляет почти по-детски, — мои карты. — Да серьезно, зачем… — продолжает выпытывать Антон под хохот Полины и заинтересованные взгляды Володи с Олей, — Ты же мог отбить… — Не захотел, видимо, — донесся до ушей Володин тихий, лукавый голос, а затем и протяжный зевок, — хоть и мог. В сознании зазвучал треск, а затем и зычное дребезжание. Не захотел. Но почему не захотел? Антон произнёс медленно, четко и с нажимом: — Ты… Поддавался мне, что ли? Взгляд Ромки вдруг приобрел странную серьезность и Антон даже на секунду пожалел о том, что вознамерился спросить об этом сейчас, при всех. Будто Ромка только что оказался пойман с поличным на месте преступления. Как если бы он этого не хотел. Вокруг все стихло, даже ветер перестать завывать за окном столь яростно. И Ромкино лицо, освещаемое радужным светом гирлянд, показалось Антону совершенно другим. В груди почему-то возникло странное желание выдавить из него ответ всеми возможными способами. Потому что там, в глубинах зеленых глаз, затаилось что-то очень сакральное. Ромкино выражение так и норовило вызвать в Антоне ощущение, будто его загнали в угол. И Антон ощутил. Бесспорно. Лицо будто опалило огнём. Ромка словно отупел мгновенно, а затем проговорил спокойно: — Не совсем… — он продолжил нерасторопно, словно обдумывая слова, — Хотел эти карты потом тебе всучить, вот только не свезло чет, похожих не было, чтоб подкинуть… — Так были же, — протягивает Володя с усмешкой, искусно убивая Ромкины оправдания, — и дама была, — он согнул один палец, а потом и второй, продолжая растягивать слова, — и туз был. Ромка окинул его цепким взглядом, будто пытаясь донести свои мысли, точно телепат. — А тебе откуда знать? — Ромка издал смешок, продолжая совершенно спокойно, — Ты ж не в курсе, че у меня, крендель. — А ты скрываешь их плохо, — нарочито вальяжно продолжал Володя давить на Ромку, обратив на себя внимание всех присутствующих. Ну, кроме Кати, конечно же, — Когда в уборную отходил, глянул мельком, и увидел. — У тебя зрение плохое, — махнул рукой Ромка, утыкаясь взглядом в свои карты, — и раз уж срать идешь… — баба Валя запульнула в него спичечный коробок за подобные пакости, и Ромка, поняв с первого раза предупреждение, начал подбирать слова уже тщательнее. Он прокашлялся, намеренно повысив голос, — когда вы, сударь, отходите в уборную… — Бяшу прорвало на смех, как и всех остальных. Даже баба Валя залилась хохотом, потому что Ромка звучал так неестественно и непривычно, что невозможно было слушать. Он указал рукой в сторону двери, откинувшись на спинку своего стула, — то идите в уборную, — вот только Ромку хватило ненадолго, — а не лезьте в чужие карты, как помойная крыса, это, как-никак, жульничество! Володя же на столь длинную речь ответил лишь коротко и раздраженно, почти что цедя сквозь зубы, продолжая улыбаться: — У меня стопроцентное зрение. — Так мы продолжим играть, или нет? — прервала начавшуюся склоку баба Валя, — надоели уже, давайте закончим эту партейку и Ромчик пойдет на кухню. — Ну баб Валь… — чуть ли не захныкал Ромка.

***

— Ну что, милочек, что готовить будем? — баба Валя, что было довольно предсказуемо, вышла победителем в этой игре, а Ромка же, который до сих пор собирал карты Антона, в последствии остался с ними же, — ох как борща хочется… — протягивала она певуче, сцепив руки в замок, — ещё блинчиков захотелось… — Ромка-на, — донесся сочувствующий голос Бяши, а затем и его рука приземлилась на Ромкино плечо, ободряюще похлопывая, — ты не расстраивайся, все ж и так знали, что ты лошпед. — Да завали! — смахнул руку друга с себя как назойливую букашку Ромка, — теперь, блин, готовить ещё… — он вздохнул. — Я бы хотел пирожки… — пробормотал Антон полусонно, зевая и протирая глаза, — я успел на ярмарке только один попробовать, но было так вкусно… — Ром! — пролепетала Полина, шествуя в сторону Ромки, попутно приобнимая того за плечи, и приговаривая мягко, — а давай и правда пирожки, ну? — Да чего вы заладили с этими пирожками? — щелкнул языком Ромка, — Полин, — он снял её руки с плеч и взглянул в глаза, — может чего нового, а? — Я бы тоже хотела… — притихшая до этой секунды Оля переминалась с ноги на ногу, — можно же? — Петровы — это действительно диагноз, — кисло заметил Ромка, уворачиваясь от подзатыльника, которым хотел его огреть Антон, — ну а че? Что брат, что сестра! — Мы что, виноваты, что ли? — закатил глаза Антон, вставая с места, чтобы размять конечности, — они реально вкусные! — А мне показалось, что не очень, — фыркнул Володя, и все в ту же секунду перевели в его сторону шокированные взгляды. — Че сказал? — выгнул бровь Ромка, готовясь, видимо, кинуть ответку, как Полина прошептала очень тихо: — Ну всё… — Что — все? — переспросил Антон, не очень понимая, почему атмосфера в комнате резко стала такой напряженной. — Хана-на, — дополнил Бяша, наблюдая за ребятами, которые не обрывали зрительного контакта, — Ромкину стряпню ещё никто не критиковал. — То и сказал, — тем временем продолжал гнуть свое Володя, вставая с дивана, — невкусные говорю, пирожки твои. — И че? — Ромка казался достаточно бесстрастным, однако спина его заметно напряглась, и этот факт очень сильно позабавил Антона, — че мне это дать должно было? — Ты пересолил, — безжалостно кидает Володя свое утверждение в Ромку. Тяжелое, будто камень, — в следующий раз… — Мне твое мнение не всралось, — гаркнул Ромка, а затем, чуть замявшись, повернул голову к рядом сидящему Антону так резко, что тот чуть ли не подскочил на месте, — обосрыш, реально пересолил? Почему-то когда Ромка спрашивал о своей стряпне, его выражение становилось таким взволнованным и печальным одновременно, что Антону невольно захотелось его пожалеть. Да и ничего он не пересолил! Антон прекрасно помнит тот вкус, и картошку, таящую на языке. Наверное Антон ещё никогда и ни у кого не пробовал настолько вкусные пирожки, и он не стал об этом умалчивать. — Нет, — качнул головой Антон, — они были безумно вкусные. Ромка просиял, и Бяша с Полиной, которые видно заметили это сразу, прыснули в собственные ладони, отводя взгляды, чтобы не напороться на Ромкин вопрос: «че вы ржете?!». — Не пиз… — Ромка запнулся и быстро поправился, — не врешь? — Не вру… — Антон неловко почесал затылок. Отчего-то было странно заверять Ромку в подобном. Ибо он что, разве не знает о том, какая у него аппетитная и вкусная еда? — я, если честно, в жизни вкуснее не пробовал… — только после того, как Антон закончил это предложение, он осознал, что только что выпалил. А затем над макушкой зазвучал смех Бяши и шкодливое: — Опа-а, а Антошка-то у нас, ценитель! — Да замолчи, Бяш, — нервно засмеялся Антон, чувствуя, как сильно начинают гореть собственные щеки, — я просто сказал, что думаю. Еда реально вкусная! А Ромка, кажется, даже не знал, что сказать, но судя по его посветлевшему и мягкому взгляду, он был очень и очень тронут сказанным. Даже едва заметная улыбка скрасила его угрюмое лицо, и Антон почувствовал тепло, льющееся по телу. — Видал?! — по-детски крикнул Ромка жующему в сторонке Володе, который уже будто бы забыл, о чем шел разговор, и Антон понял, что ради такой реакции он готов был расхваливать Ромкину стряпню и дальше. Да вообще всегда, — моя стряпня лучшая, это просто ты хреновый критик. — Ага, — кивает Володя с набитым ртом, шутливо кланяясь. Было видно, что он все это делал намеренно, чтобы просто побесить Ромку, — как скажете, сударь. — Чихуахуа, — фыркнул Ромка недовольно, возвращая свое внимание бабе Вале, которая качалась на своем кресле-качалке, — так пирожки, баб Валь? — Бог с тобой, просто иди уже! — умаялась баба Валя, — мне ещё вязать идти, поэтому я вас все равно оставлю. — Да иди уже, ба, — радушно улыбнулся своей бабушке Володя. Антон поймал себя на мысли, что подобной улыбкой Володя одаривал только троих человек на своей памяти. Олю, бабу Валю, и его. Почему-то эта маленькая мысль осчастливила его, — А Антон поможет. — Чего? — вскрикнули в унисон Ромка с Антоном. Первый звучал весьма возмущенно, а вот Антон скорее обескураженно и напуганно. Да как он поможет на кухне?! Только все разгромит! Володя совсем уже распоясался творить, что вздумается! — Ну нужен же хоть кто-то, чтобы тебе не скучно было там, на кухне, — обратился Володя к Ромке неохотно, — а Антон, вот недавно, блины готовил… — Да, — засмеялась Оля, — гото-о-овил, — протянула она, вновь заливаясь смехом уже в пару с наэлектризованным Володей, который, видимо, прекрасно знал, что значит Олина подколка. А Ромка же в свою очередь произнёс с подозрением: — Я жопой чую, что здесь чет не так, и чувствую, что меня пытаются подставить.

***

— Часто тут бывал? — Часто, — Ромка прошел к столу, ставя на поверхность подготовленные ингредиенты, а за ним, шествуя легким шагом, зашел и Антон, держа в руках корзинку с картофелем, — тут практически ничего не изменилось… — он хмыкнул, — только вот появились эти уебанские гирлянды… — он с видом сурового критика оглядел гирлянды на шторах, и, потерев подбородок, добавил, — У Ветрова что, Новый год в марте?! — Наверное стиль такой, — фыркнул Антон, ставя корзинку на пол, попутно отряхивая руки от грязи, — мне лично нравится, как выглядит, настроение поднимается, — улыбка наползла на лицо, а глаза устремились в сторону большого окна, — да и снег все ещё идет, поэтому, как мне кажется, все довольно гармонично… — Может ты и прав, — задумчиво почесал Ромка затылок, — ну че? — он развел руки по обе стороны от себя, проговаривая бодро, — Картошку почистишь? — Почищу… — выдавил из себя Антон очень неуверенное, — нужен же только нож? — Ну… Да? — Ромка взглянул на него с непониманием, — обосрыш, все хорошо? — А с чего бы нет? — съязвил Антон, понимая, что Ромка намеревается с секунды на секунду выпалить отменную шутку, — вот не начинай теперь. — Ну а кто, блять, спрашивает, что нужно для чистки картофеля?! — всплеснул руками Ромка, подтащив корзинку с картошкой к Антону, попутно протягивая тому нож, который он выудил из верхнего ящика, где хранились кухонные инструменты, — или ты думал, что картошку чистят, например, лопаткой, или, епта, ложкой. — Да не спрашивал я! — взяв в руки нож, ответил Антон излишне эмоционально, — Просто под нос себе бубнил… — Ну так не бубни тогда, — Ромка вздохнул, подбоченившись, — потому что мне начинает казаться, что тебя подсунули принципиально, чтобы мне насолить. Тут уже Антон прочувствовал себя прибитым к полу гвоздем. Не шелохнуться. Он прокашлялся и произнёс немного нервно, садясь на скрипучий стульчик: — Да как ты мог такое подумать… — Да не знаю, рожа у тебя чет подозрительная потому что, — прищурился Ромка в подозрении, закатав рукава, — ладно, меньше пиздежа — больше дела. — Ага… — Че «Ага»?! — нахмурился Ромка, и гаркнул, — Начинай чистить! Антон, конечно же, никогда в жизни не чистил картошку. Иногда конечно ему удавалось заставать маму за этим занятием, вот только взгляд был прикован к самой маме, ссутулившейся и очень уставшей, а не к содержимому в самом ведерке, где лежала картошка, и не к руке, держащей нож. Ну конечно же Антон знал, как чистится картошка! Но чтобы сам… Взгляд заметался по корзинке, а затем и по ладони, зажимающей острый нож. Что ж, была не была. По крайней мере ему претила мысль предстать перед Ромкой рохлей, когда тот делал все расторопно, виртуозно и вкусно, поэтому использовав всю свою накопленную решимость, сделал первое движение, и тут же потерпел неудачу. — Ой, — Антон уронил картошку на пол, и та покатилась по деревянной поверхности, останавливаясь аккурат у ног Ромки, — я случайно… Ромка взглянул на овощ под ногами с недоумением, и посмотрел на Антона, выгнув бровь, параллельно поднимая с пола картофель. — Ну, не роняй больше, — не стал комментировать неловкий момент Ромка, протягивая картошку Антону, — картоха, как никак. — Да… — Антона настигла крошечная паника, и вкупе с этим ещё и жгучий стыд. Он пробубнил, — просто давно не чистил картошку… Ромка посмотрел на него с явным негодованием и непониманием. Кажется, он начинал подозревать, что Антон и готовка — вещи несопоставимые. Он задумался на секунду, промычал, и добавил: — Ну, тогда с тестом помоги, — он оставил почти готовое тесто в миске, откладывая венчик, — я картошку почищу, если тебе сложновато с этим. Посоли немного, и растительного масла добавь. Они на верхней полке в шкафу. — Хорошо… — одно дело хуже другого. Если уж Антон не справлялся с чисткой картофеля, то что будет с тестом?! Он прошествовал на негнущихся ногах в сторону шкафчика, вытащил соль с растительным маслом, встал напротив миски, оглядывая содержимое с искренним любопытством, и, решив для себя, что венчик ему точно не понадобится, убрал его в сторону. Неуверенным движением руки добавил чайную ложку соли, просто потому что ему кажется, что добавь он больше — будет перебор, затем столовую ложку масла, и, вместо того, чтобы перемешать тесто венчиком, полез в тесто двумя руками, начиная усиленно мять его. — Да че ты делаешь, блять?! — Ромкин возглас показался Антону на тот момент оглушительно громким. Настолько, что ему стоило немалых усилий устоять на одном месте, не дернувшись всем телом. Он, все еще держал руки в вязком тесте, посмотрел на Ромку растерянными глазами, и выдавил сиплое: — Я… — Отойди от теста, — сурово произнес Ромка, предостерегающе тыча в его сторону острым наконечником ножа. Возможно на Антона так подействовал накативший испуг, потому что вместо того, чтобы в первую очередь вытащить руки из густого и липкого теста, он отскочил уже вместе с ним. С тестом. Оно впоследствии прилипло к рукам, начало медленно растекаться, напоминая своим видом сталактиты в пещерах, и Антон в итоге стоял ошарашенный, и потерянный, глядя на Ромку так, словно ему нужна была помощь. Ромка взвился моментально. С его-то реакцией подбегая к Антону вместе с миской, в которую Антон тут же засунул руки с тестом, — Я сказал отойти от него, а не вместе с ним, обосрыш! — начал негодовать Ромка, — Вот че ты за чудо-юдо? — кажется, он заметил резко упавшее настроение Антона, и тут же смягчил интонацию, — Ты ж блины готовил… — Честно говоря, это не я… — Антон отвел взгляд, прекрасно понимая, что сейчас будет. — В смысле? — Ну, не я, говорю, — щеки начали гореть от стыда, а Ромкин внимательный взгляд только способствовал этому, — мама с Олей готовили, а я… — Антон прочистил горло, — Я в готовке полнейший ноль… Повисла секундная тишина, а затем последовал вопрос: — Значит меня подставили, да? — Получается, так… — пожал плечами Антон. Ромка глубоко вдохнул, а затем и протяжно выдохнул. Прикрыл веки, простоял так несколько секунд, и наконец заговорил удивительно спокойным тоном: — Ладно, хорошо, я пока картошку дочищу и поставлю вариться… А ты… — Ромка страдальчески завыл, договаривая, — Ты просто ничего не трогай! Антону не оставалось ничего, кроме как промолвить короткое и лаконичное: — Ладно… Он лишь тяжко вздохнул, вставая со скрипучего стульчика и плюхнулся в кресло. Ситуация паршивая, ничего не скажешь, но дальше притворяться у него бы и не вышло, поэтому он актерствовал так долго, как мог. Зато хоть не опозорится ещё больше, поэтому просто сидеть и не мешать оказалось весьма хорошей идеей. — Вообще ничего не трогай, понял? — ещё раз добавил Ромка с нажимом, будто Антон не уловил мысль с первого раза. — Да понял я, понял! — закатил глаза Антон, устроившись поудобнее. Ромка, удовлетворительно кивнув, сел на отогретое Антоном место, и начал чистить картошку так виртуозно и быстро, что Антон не мог уследить за его резкими движениями. Удивленный и завороженный он наблюдал за всем процессом, пытаясь все досконально запомнить, чтобы потом, если вновь предоставится возможность, не выставить себя неумелым дурачком. Ромкин взгляд был каким-то озабоченным, задумчивым, и каким-то… Печальным. Он даже притих совсем, отдавая всего себя делу, не произнося ни слова. Будто Ромка находился не здесь, а где-то в другом месте. Антон взглянул на его профиль, сцепил руки в замок, и спросил очень осторожно: — Скажи… — сердце забилось сильнее от осознания того, о чем он хотел спросить, — ты же не хотел приходить сюда? Ромка сморгнул, повернул голову и сфокусировал взгляд. А затем спросил: — В каком плане? — Это заметно, — Антон вздохнул. Почему-то начинать такого рода разговор было трудно. Сказать очевидное самому Ромке, поднимать щепетильную тему… — тебе неуютно тут. Ромкин взгляд заметно потяжелел. Он нервным движением руки потер веки, а затем выдохнул непринужденно: — Обосрыш, забудь об этом, — он положил очищенную картошку в миску с чистой водой, принимаясь за чистку следующей, — Даже если я с этим чихуахуа все еще враждую, баба Валя ж ни в чем не виновата, — рука с ножом замерла на секунду, и он добавил с непосильным трудом, — да и он, в принципе, тоже ни в чем не виноват, — и пробурчал, сверля картошку взглядом, — не понимаю только, хули я столько выебываюсь… Антон задумчиво промычал. Какое-то время они молчали, обдумывая что-то перед тем, как сказать. И Антон решился первым: — Ром, мне кажется, Володя уже не злится на тебя, — Ромка посмотрел на него с капелькой надежды, будто только и ждал подобных ободряющих слов именно от Антона, — По крайней мере, я так думаю. — С чего такие выводы? — С того, что я с ним дружу, — Антон слабо улыбнулся. Все же, где-то на задворках сознания мелькала мысль и уверенность в том, что Володя давно уже не в обиде. Он простил. Ромке стоило только извиниться, — и если бы он тебя ненавидел, он бы точно не пустил тебя к себе домой, сам посуди, — Ромка молча слушал, улавливая каждое слово. И факт того, что Ромка старается вникнуть и вслушиваться в сказанное, Антона сделало чуточку смелее. Да и сам Ромка будто бы становился увереннее, — Володя не глупый маленький мальчик, ты и сам это знаешь. — Глупым его хрен назовешь, — хмыкнул Ромка, а затем поморщился будто от боли, — вот только боюсь в челюсть получить, если попробую заговорить с ним. — А ты попробуй и узнаешь, — продолжал напирать Антон, — если будешь сидеть и ничего не делать, конечно же ничего не изменится. — Я чуть позже поговорю с ним… — Ромка звучал крайне неуверенно, — завтра. — Да, давай завтра, — съехидничал Антон, закивав, пытаясь донести до Ромки мысль. Ведь нужно было решиться на это прямо сейчас. И так много воды утекло, — а потом через неделю решишься, а потом и через месяц… — Он вздохнул мученически, — Ром, ты же понимаешь, что если продолжать отсиживаться в своей скорлупе, ничего не изменится по щелчку пальцев? — Да знаю я, херов ты советчик, — взвился Ромка. Видно, паясничество Антона подействовало на него, хоть отреагировал и немного негативно, — просто хуёво это все. Я ж с ним дерьмово обошёлся, как хуепутало последнее, я же виноват… Да, Ромка виноват. И если бы Антон попытался подбодрить его, выставив невиновным в той ситуации, то сразу бы обрушил на себя Ромкин праведный гнев. Поэтому Антон произнёс холодно и ровно, не жалея слов: — Я и не говорю, что ты ни в чем не виноват. Ты виноват, — Ромкина ладонь сжалась на деревянной рукояти ножа. И выглядел он в тот момент таким уязвимым и слабым, что Антону стало даже немного совестно за колкие слова. Но он сказал правду. Казалось, Ромка сейчас точно совсем упадет духом и разразится гневной тирадой, но Антон закончил медленно, с расстановкой, — но все люди имеют право на ошибку. Главное уметь их исправлять. Ромкин взгляд смягчился, и он произнёс очень тихо, но уже увереннее: — Тогда я попробую… — Антон даже почувствовал облегчение, но вместе с тем и удивление. Ромка добавил, — только он подумает, что я чмо… — Ты и есть чмо, — донесся со стороны двери голос Володи, который стоял в проеме, опираясь плечом о косяк. Ромка тут же вытянулся по струнке и напрягся, как тетива лука, как и Антон, который уж точно не ожидал увидеть Володю здесь. Пару секунд они молча смотрели друг на друга, как дураки, и Антон ожидал того, что Володя произнесет хотя бы пару слов, чтобы развеять неловкость. Но тот, вопреки мыслям Антона, лишь молча двинулся на кухню, прихватил со стола яблоко, шумно откусил кусочек, затем отвернулся, демонстрируя свою спину, и ушел как ни в чем не бывало по своим делам. — Мракобесие ходячее, — буркнул Ромка, моментально расслабившись, начиная класть очищенную картошку в кастрюлю с холодной водой и ставить на плиту, — надо в этом доме все время с напряженными булками ходить, а то отвернешься, а там хоп, — он хлопнул в ладони очень эмоционально, — и чихуахуа! Антон рассмеялся. — Зато смотри, он разговаривает с тобой, — попытался найти плюсы Антон, стараясь подавить смех, — это уже хорошо. — Он назвал меня чмом, чему ты радуешься?! — возмутился Ромка, повернувшись к нему. Взгляд Антона стал проникновенным и ясным. — Да, а до этого вообще делал вид, что тебя не существует, — произнёс Антон с радушной улыбкой, и Ромкин взгляд приобрел осознание, — да, при бабушке ему придется разговаривать с тобой, — он развел руки по обе стороны от себя, посмотрел по сторонам, — но тут же бабы Вали не было, а он все равно заговорил с тобой, и на горке тоже… — Может, ты и прав, — Ромка закивал, — ладно, — он обреченно вздохнул, подняв взгляд в потолок, словно стараясь переварить и пытаясь смириться со своим решением, которое впоследствии ему пришлось принять, — сегодня попробую кароче завязать с ним разговор, — Антон почувствовал небывалую радость и даже гордость за Ромку. Все же, это был очень и очень смелый шаг — попробовать заговорить первым, и, самое важное, извиниться за все свои злодеяния, совершенные в прошлом. Ромка становился все лучше и лучше с каждым днем. И, кажется, не только Антон заметил его стремление измениться. Хотя, может быть и один только он, ведь скорее всего никто, кроме него, не наблюдал за Ромкой столь внимательно, и не подмечал даже самые маломальские, едва заметные изменения. Но сам факт того, что Ромка рос с удивительной скоростью — нельзя было опровергнуть, будто на его мировоззрение вдруг что-то сильно повлияло, и он решился поменяться в хорошую сторону, — главное держать его в метре от себя, чтоб не дотянулся до рожи моей, ибо в табло получать как-то не охота. Антон захохотал, встал с кресла, и блаженно потянулся. — Да уж, — выдохнул он, улыбаясь, — представляю эту картину, — а затем закривлялся, выдавливая писклявым голосом, чуть ссутулившись, имитируя самого Ромку, — Володя, давай поговорим, только ближе не подходи. — Ой, да завали, — хохотнул Ромка, кладя лавровый лист в кастрюлю с картошкой. Антон уже предвкушал момент, когда он сможет опробовать Ромкины пирожки. Да и его потихоньку начал выдавать вой собственного желудка, — может тебе тоже когда-нибудь доведется отхватить от него по роже, ну а сейчас, так уж и быть, выебывайся, пока можешь. — Ну не, Володя меня любит, ему не за чем, — рассмеялся Антон, горделиво вскинув нос. — Ага, — фыркнул Ромка со скепсисом, — Герой любовник. Антон растерялся и поспешил поправиться: — Да мы не… — Да я в курсе, что «не», — рассмеялся Ромка. Его реакция была такой непривычной и простой, что Антон на секунду даже выпал в осадок. Шутит на такую тему? Да ещё и так свободно? Возможно ли, что Ромка и сам не прочь иногда выкидывать подобные шутки, несопоставимые с его характером? Хотя лучше бы он поступал так реже, потому что Антон не просто впадал в ступор, он, мягко говоря, охуевал до невозможности, и его лицо об этом красноречиво осведомляло, — расслабься. Несмотря на то, что сегодняшний день привнес множество радости и счастья, Антон всё-таки не мог найти себе места из-за навязчивых мыслей, до сих пор крутившихся в сознании, не давая расслабиться и сконцентрироваться на чем-то ином. Вспомнились первые дни, Ромкины громогласные выкрики, удары кулаком в солнечное сплетение, зловонный до тошноты запах мужской уборной, выплюнутое с пренебрежением «я тебе нравлюсь», которое ввело Антона в полнейший ступор и Ромкино озверевшее от ярости выражение. Он понимал, что рано или поздно придется поднять эти темы, но не удавалось найти тот самый подходящий момент для разговора. Сейчас, конечно же, тоже не стоило бы начинать, портя тем самым умиротворенную и спокойную обстановку, но Антон боялся позже забыть упомянуть об этом и остаться без ответов. Поэтому рискнул. — Слушай, Ром… — Антон замялся, прежде чем выдавить из себя следующую фразу, которая не давала ему покоя ещё с того злополучного дня. Почему-то сердце учащенно билось, а грудную клетку словно сковало цепями. Он сжал кулаки до побелевших костяшек пальцев, и наконец выдохнул: — я тебе нравлюсь… — Ромка оцепенел, медленно переводя на Антона свое внимание. Он будто на секунду позабыл, как дышать. Взгляд стал пронзительным, тяжелым, и анализирующим, а тело заметно напряглось. Антон продолжил тише, прочистив горло, чтобы голос не звучал, как жалобное сипение, — зачем ты это сказал тогда? Когда мы в туалете убирались. Ромкины глаза казались практически черными при таком тусклом освещении. Изредка мигали разноцветные гирлянды, свет которых мягко падал на Ромкино лицо, очерчивая острый подбородок, изгиб губ и ровный нос. Он смотрел на Антона пронзительно, словно конвульсивно раздумывал о чем-то очень и очень важном. На Антона даже снизошла мысль, что Ромка тщательно обдумывал слова перед тем, как выпустить их наружу, что было очень непривычным явлением для него. Обычно Ромка отвечал стремительно быстро, не заботясь о сказанном, а тут… Ромка сморгнул, вглядываясь в лицо Антона уже более осознанно, и проговорил немного охрипшим голосом: — Хотел проверить. Такая короткая фраза, но в тот же момент заставившая Антона изрядно понервничать. Он даже сжал рукав своей водолазки, прежде чем спросить немного растерянно: — Что проверить? — Антону казалось, что комната начала сужаться, а стены трястись. Даже весело поблескивающая гирлянда не спасала проявившуюся гнетущую атмосферу в комнате. Ромка выдохнул ровно, не колеблясь: — Насколько быстро ты выйдешь из себя. Антон посмотрел на него немного удивленно. Почему-то не тех слов он ожидал, ведь зная Ромкин характер, было бы предсказуемо получить в ответ на свой вопрос такие слова, как: «думал, что ты педик», «думал, что ты реально в меня втюрился, словно девчонка», и так далее. Антон действительно ужасался услышать подобные слова в свой адрес. Поэтому сейчас он ощутил нечто отдаленно похожее на облегчение. До сих пор он даже не замечал, как сильно стучит сердце в его грудной клетке, и не ощущал запотевших от переживаний ладоней. И он вдохнул. Вдохнул щедро, полной грудью. — И все, что ли? — Ну да, — пожал плечами Ромка, не совсем понимая, что Антон имеет в виду под «и все?», — я всерьез не думал о том, что ты, ну, — он указал на Антона рукой сверху вниз, — такой. Сейчас, конечно, блять, хреново говорить об этом, — качнул головой Ромка, щелкнув языком, — но я тогда просто хотел поиздеваться над тобой, ничего больше. — Вот оно как, — почему-то Антон почувствовал крохотную радость. Он и сам не знал, почему, — я так и подумал. — Хуево вышло, — Ромка отвел взгляд, словно стараясь не пересекаться глазами с Антоном, — да и вообще много такой поебени творил, — а затем произнёс твердо, — не бери в голову, просто забудь. — Да все нормально, — Антон слабо улыбнулся, подходя ближе к Ромке, который потянулся к ручке окна и нажал на неё, параллельно шарясь в кармане своих штанов, — ты что, курить собрался? Баба Валя ж тебе по башке за такое… — А ты не пизди об этом лишний раз, — раздраженно буркнул Ромка, — и не узнает, — он хмыкнул, поджигая сигарету зажигалкой, предварительно заозиравшись по сторонам, словно баба Валя сейчас ворвется в комнату и поймает его с поличным. И только после этого поднес сигарету к губам, глубоко затянулся, и прикрыл веки. Антон поравнялся рядом, вглядываясь в черноту ночи, на мерцающие звезды, освещающие маленький поселок, и на заснеженные сопки вдали. Клубки дыма подобно тягучему меду отрывались от Ромкиной сигареты и уплывали, выходя в окно, неизбежно испаряясь в воздухе. Антон завороженно наблюдал за этим, неотрывно и воодушевленно, будто загипнотизированный, смотрящий на раскачивающийся маятник в настенных часах. Тик-так. — А что мне за это будет? — произнёс Антон почти что нараспев, прижавшись к подоконнику. Ромка фыркнул, переводя свое внимание на улыбающегося Антона, и как назло выдохнул едкий дым ему в лицо, заставляя того закашляться. — Придурок, — прохрипел Антон раздраженно, — кто в здравом уме будет клубы пускать человеку в лицо? — Ктё в здрявом уме, — перекривил его Ромка, смеясь, — ты с желанием определился, фраер? Антон замолчал на секунду, а затем ответил немного заторможенно и тихо: — Пока ещё нет… — Да задрал, — чуть ли не захныкал Ромка, поморщившись. Он постучал пальцем по сигарете, смахивая тем самым пепел, — быстрее давай, чтоб я не переживал из-за этой херни. — А о чем тут переживать? — не понял Антон, — Что ты подумал, что я загадаю? — Ну… Я не знаю, блять, — Ромка почесал затылок, проговаривая неопределенно, — например на роже написать маркером «я лошпед», или голышом в сугроб лечь ночью, чтоб я с ангиной утром проснулся… Антон громко рассмеялся. — Ну и фантазии у тебя. — Завали, — улыбнулся Ромка, — у психов свои выкидоны, поэтому хрен знает, что в твою ебнутую башку взбредет. — Резонно, — Антон поежился от морозного ветра, внезапно хлынувшего и обдавшего все его тело, зарываясь в волосы и под рубашку. Он улыбнулся, — Ром… — Ну, чего? Наверное впервые за всю свою жизнь Антон почувствовал себя невероятно смелым и решительным, когда он приоткрыл дрогнувшие от волнения губы и, не глядя в сторону Ромки, чтобы не растерять внешнее спокойствие, спросил ровно, без запинок: — Можешь дать номер своего домашнего? Со стороны Ромки не доносилось ни единого звука, а затем он произнёс действительно озадаченно: — Нахера? — Просто дай, — не хотел ничего объяснять Антон. — А ты скажи, нахера тебе, — не уступал ему Ромка в своей упрямости. — Хоть бы разок заткнулся, — раздраженно прошипел Антон, взглянув на Ромку прищуренными глазами, — Давай просто обменяемся номерами, — он пытался найти хотя бы одну весомую причину для того, чтобы Ромка без всяких сопротивлений и подозрений пошел ему навстречу, — у меня уже даже сохранились номера Полины и Бяши, а твоего вот нет. — Коллекционер хренов, — прыснул Ромка, — им-то че, звонить можно, есть о чем поговорить, а мне нафига звонить… Антон весь напрягся и, казалось, десять раз отрепетировал следующие слова в своей голове перед тем, как произнести достаточно невозмутимое и уверенное: — Всего лишь хочу знать номер своего друга, — он вглядывался в глаза Ромки неотрывно, — мне неважно, что обсуждать, можешь иногда и в трубку помолчать, если не будет тем для разговоров. Ромкин взгляд стал изучающим, мягким, и даже в какой-то степени… Теплым? Антон даже прочувствовал это тепло и мягкость, будто окунулся в бассейн, наполненный плюшевыми игрушками. Наверное в тот момент он все же не сумел скрыть своих эмоций, так как глуповатая нервная улыбка начала потихоньку наползать на лицо, а щеки заливаться краской. Только сейчас он осознал, насколько неловко было произносить подобные вещи. Помолчать в трубку? Ну ты конечно дал жару, Антон. А Ромка, почему-то, искренне улыбался. Улыбался так, словно Антон являлся его смышленым младшим братом. Так по-родному и так трепетно, что у Антона на секунду замерзло сердце, а затем и бросилось в пляс. Ромка, чуть замявшись, ответил со смешком: — Тогда ты тоже мне его дай, а то нечестно как-то получается, — почему-то от этих слов, от мысли, что Ромка тоже не прочь был узнать домашний номер Антона, в груди затеплилось и приятно защекотало. Антон ощутил себя таким везучим, и одновременно невероятно счастливым, что он не знал, что сказать. Главное не показаться нелепым дурачком, а там будь что будет. Ромка осмотрелся, провел рукой по подоконнику, пытаясь нащупать что-нибудь, а затем, произнося куда-то себе под нос, выкрикнул последнее: — Где ручка-то? Баб Валь! — Ну чаво? — зазвучал голос разморенной бабы Вали с гостиной. — Есть ручка? Я найти тут не могу. На секунду баба Валя стихла, будто мир поставили на паузу, а затем произнесла коротко и лаконично: — Нету, милок. — Как нет? — удивился Ромка, наивно поверив в сказанное, параллельно продолжая бродить по комнате в поисках, — да быть не может. И после этого донёсся голос бабы Вали, по звучанию напоминающий голос хитрой лисицы из сказок: — По-человечески попросишь и будет. Антон тотчас прыснул со смеху, наблюдая за тем, как Ромка с огромным нежеланием едва давит из себя нервную улыбку и произносит так, словно его пытали перед тем, как он выпустит наружу это слово, которое давалось ему частенько с непосильным трудом: — …Пожалуйста. — В шкафу в стеклянной вазочке на нижней полке, — как на духу выпаливает баба Валя. — Спасиб, баб Валь! — фыркает Ромка, проходя к шкафу и распахивает дверцу с характерным скрипом, доставая из вазочки шариковую ручку. Попутно снимая колпачок, он движется в сторону Антона, и, с бесстрастным выражением протягивая руку, выдает: — Руку. Антон отуплено взглянул на его ладонь, будто собачонка, которая с опаской обнюхивала лакомство, прежде чем съесть, и произносит: — Что? Зачем? Ромка вздыхает так обреченно, словно Антон выпалил невероятно глупую вещь, и с жаром выдает: — Насрать хочу в неё, обосрыш, зачем же ещё?! — он закатил глаза, — Ну вот почему ты такой недалекий? Дай сюда, — он бесцеремонно схватил Антона за руку, бурча при этом так запальчиво, и так забавно, что Антон не смог скрыть глуповатой улыбки, — задрал уже со своими «почему», «зачем». — Так откуда мне знать, что ты собрался делать с моей рукой? — не оставался в долгу Антон, — вдруг ты собрался проткнуть её этой ручкой. — Если не перестанешь херню нести - проткну, — предостерегающе гаркнул Ромка, а затем, состроив измученное выражение, спросил настороженно, — Ну вот че ты смотришь на меня так, словно я кого-то убил? — Потому что ты и убил, — вздохнул Антон, поправляя очки. — Твое самолюбие? — криво заулыбался Ромка, довольный своей подколкой, как вслед зазвучало не менее язвительное: — Мои нервные клетки, — Антон потер переносицу, все же нос от каждодневной носки очков изрядно ныл, хотелось стянуть их поскорее и лечь спать, — сил на тебя уже нет, дурака кусок. Ромка состроил весьма пораженное лицо и выпалил, всплеснув руками: — Это охренеть, как взаимно! — он добавил с нажимом, — все, не отвлекай, и не дергайся, пока я пишу. Кривые синие цифры начали постепенно вырисовываться на коже, оставляя за собой легкую щекотку от наконечника шариковой ручки. И Ромка в этот момент выглядел таким уютным, сосредоточенным и серьезным, что на лицо Антона предательски наползала улыбка. Наверное никогда в жизни он не чувствовал себя до невозможного счастливым. Таким счастливым, что от нахлынувших чувств закружилась голова и запотевали ладони. Ромкина рука в какой-то момент дрогнула, и он случайно размазал чернила по запотевшей коже ладоней и, посмотрев на Антона с капелькой осуждения, промолвил: — Хер ли у тебя рука потная? — Заткнись и пиши, — буркнул Антон, почувствовав маленький укол стыда. Не хватало ещё, чтобы Ромка обсмеивал его потные руки от излишних переживаний. — А я все уже, дописал, — Ромка, фыркнув, выпустил из хватки чужую ладонь и протянул ручку уже Антону, — теперь ты давай свой мне черкани. — А тут нет листа бумаги? — заозирался по сторонам Антон в поисках, на что Ромка, закатив глаза от недовольства, ответил: — Да сюда давай сразу блять, — протянул он растопыренную ладонь Антону, ожидающе выгнув бровь, — че теперь, бумагу будем бегать искать? — Да ладно, все, — быстро смирился Антон, — давай граблю свою. Когда Антон прикоснулся к чужой ладони и начал расторопно расписывать номер своего домашнего телефона, он чувствовал яростное смущение. Казалось бы — невинное прикосновение, а сердце колотилось так, что хотелось убежать, чтобы унять свое волнение. Да, нервничал он действительно сильно, да и в принципе предлагать такие вещи Ромке было для него равносильно безумству. Но радость от этого безумства была исполинская, щекочущая и особенная. — Все, — выходит из него хриплое, — написал, — он кладет ручку на подоконник, а затем несмело поднимает на Ромку взгляд. — Ну вот и всё, — улыбнулся Ромка слишком уж довольно, — теперь названивать буду. — Чтобы побесить? — съязвил Антон, закривлявшись. — Чтобы помолчать, — хмыкнул Ромка, глядя на размазанные цифры. Он поднимает на Антона просветленный взгляд, и спрашивает голосом низким, с беззлобной тихой усмешкой. И улыбается. Улыбается так, словно его лицо сейчас треснет, — Ты ж разрешил? Пульс участился, ладони сжались на ткани штанов и Антон выдавил из себя едва слышное и хриплое: — Разрешил…

***

Когда Ромка наконец закончил с готовкой и они с Антоном позвали всех остальных трапезничать, самым последним заявился в комнату Володя, так ещё и с гитарой в руках. Классической, деревянной, и изрисованной чем-то непонятным. Антон не мог разглядеть, что за каракули украшали столь красивую гитару, но он и не особо заострял на этом внимание, ведь стоило завидеть в руках Володи этот инструмент, как его тут же переполнило неутомимое желание послушать, как друг играет на ней. На своей гитаре. — Володя, это что, гитара?! — вскрикнула взбудораженная Оля, двинувшись к нему чуть ли не вприпрыжку, — ты будешь играть? Володя посмотрел на неё с очень радушной и заразительной улыбкой и спросил с интересом: — А ты хочешь? — Оля тут же просияла, начиная усиленно и бодро кивать. Володя так же бодро рассмеялся, проводя пальцем по гладкой деревянной поверхности. А затем заявил почти что певчим голосом, склонившись в шутливом поклоне, — желание принцессы — закон, — и Оля окончательно растаяла. Он перевел внимание на остальных ребят, которые удобно устроились на диване, и Полина с Антоном тут же заголосили в унисон: — Ты сыграешь?! Первая звучала ошарашено, и в то же время неверяще, а вот Антон воодушевлено и нетерпеливо. Полина посмотрела на Антона слегка удивленно, а затем быстро переключилась и лучезарно заулыбалась, продолжая тише: — Но ты ведь… — она запнулась, потихоньку теряя всю решимость, будто осознавая, что ей не стоило что-либо говорить по поводу музыки. Она даже вся сжалась, сцепив руки в замок. — Ты ведь так давно… — Не играл-на, — с печалью в голосе закончил Бяша, потупив взгляд вниз, будто стыдясь посмотреть Володе в глаза. Атмосфера в комнате внезапно изменилась, стала гнетущей, тяжелой, да и в принципе, хорошее настроение, ранее бурлившее в них, резко и неожиданно спало. Антон начал непонимающе оглядывать лица остальных, совершенно не понимая, что сейчас происходит. Взгляд забегал по Бяшиному виноватому выражению, по нахмуренным бровям, напряженным плечам и неровной осанке. Затем по лицу скуксившейся Полины, которая силилась что-то произнести, но не могла подобрать подходящих, нужных слов. Кажется, с приходом Володи в комнату в них взыграла совесть. Антон не мог просечь, почему именно, но нутром чувствовал, и был уверен в том, что подобную реакцию воспроизвел не сам Володя, а именно Володя с гитарой в руках. Ромка так вообще сидел, глядя куда-то в пустоту, нервно кусая губы, точно конвульсивно раздумывал о чем-то важном, но выглядел он таким выпотрошенным и переживающим, что Антоном овладело всепоглощающее чувство подойти и подбодрить его, что он и сделал. Уже оказавшись рядом с Ромкой, он мягко положил свою руку ему на плечо и едва сжал. Ромку этот жест немного взбодрил. По крайней мере, он больше не выглядел скованным, а Антон от своего действа остался более, чем довольным. Он, конечно, тоже не знал, что именно произнести, какие слова подобрать, какое вразумительное предложение построить, но все же решился спросить, чтобы более-менее разбавить обстановку: — Насколько давно? — С девятого класса, — произнесла Полина весьма тоскливым, виноватым голосом. Она робко шагнула в сторону Володи, и, хоть и не сразу, заговорила, — Володь… — Володя обратил на неё свое внимание, напряженный и угрюмый прислушиваясь к её начавшейся фразе повнимательнее. Глаза Полины заблестели, искренняя виноватая улыбка проступила на некогда беззаботном и радостном лице, и, глубоко вдохнув, добавила смелее, вкладывая в эти слова столько искренности, сколько хотела передать именно она, — прости меня… — она быстро исправилась, нервно оглядывая ребят, сидевших за спиной, — Нас… Что-то в Володином лице изменилось. Мелькнуло, подобно сверкнувшей падающей звезде в мрачном небе, и улетучилось в мгновение ока. Но Антон успел зацепиться, успел понять, что это было. Это было смешанное с обидой принятие. А затем и невыразимое, долгожданное облегчение. Но ни один мускул на лице Володи не дрогнул, однако короткий рваный выдох и ясный взгляд безоговорочно оповещали о том, как сильно он ждал этих слов до сих пор. Он приоткрыл губы, и заговорил: — Я давно простил, — ответил Володя совершенно спокойно, улыбнувшись своей дежурной улыбкой, и Антона обдало щемящим чувством невыносимой боли, — да и ты уж точно ни в чем не виновата была. В сердце закололо так сильно, что Антону захотелось смести все с пути, подойти к Володе и начать трясти его за плечи, запальчиво повторяя о том, что он может позволить себе разозлиться, высказаться на этот счет, необязательно ведь прощать! Подумать о своих чувствах, в конце концов. И Антон было это сделал, когда шагнул в его сторону, а затем резко себя пресек. Решился бы, но не стал, так как отголоски разума все же сумели достучаться до него. Да, ни Полина, ни Бяша ни в чем не были виноваты, но они чувствовали эту вину, по крайней мере за свое бездействие, за свое молчание. А это тоже своего рода преступление. А Ромка так словно посерел, сливаясь с диванной обивкой. Вспомнились Володины слова тогда… « — Два года уже прошло, — выдохнул Володя, потянувшись всем телом, — срал я на все это, а на тупые оскорбления одноклассников так тем более, — а затем произнёс, лучезарно заулыбавшись, — да и теперь у меня есть ты, так что школа меня больше не угнетает.» Наверное именно это заставило Антона молча стоять и терпеливо наблюдать за всем происходящим, будто зритель в театре и гадать, что же произойдет дальше. Как вдруг зазвучал Ромкин ровный и стальной голос: — Отойдем, поговорим? Володя на секунду даже растерялся, но, долго не томя, вернул свое внимание поменявшейся в настроении Оле, которая сейчас глядела на него скорее взволнованно и печально, нежели с той радостью, которая играла на её лице несколькими секундами ранее, и ободрительно улыбнулся. — Посторожи пока, — Володя мягко потрепал Олю по взлохмаченным волосам, протягивая гитару, которая впоследствии оказалась у неё в руках, — а я поговорю с Ромой и вернусь. Антон не мог понять, что скрывается за бесстрастным лицом Ромки, к которому только что пошли навстречу без всяких колебаний, но был уверен в одном — это его весьма удивило и очень тронуло. Да и сам Антон чувствовал подъем, вкупе с этим ещё и лёгкий мандраж, будто его только что вызвали к доске, будучи неподготовленным. А Володин непоколебимый взгляд и ровная осанка вызвали в Антоне лишь восхищение. — Хорошо! — не растерялась Оля, проговаривая бодро. А затем, сместив вектор внимания уже на Ромку, сменила милость уже на гнев и добавила взыскательно. Тоном, не терпящим возражений: — Ромка, только попробуй ему какую-нибудь гадость сказать! Я тебе потом… — она угрожающе показала ему кулак, нахмурившись. Антона, несмотря на напряжение в комнате, все же сумела развеселить собственная сестра, которая могла разбавить любую гнетущую обстановку одним только своим присутствием. Все же хорошо, что он вытащил её с собой на прогулку. — Да не буду, Оль, не буду, — хохотнул Ромка, поднимая руки в примирительном жесте. А затем, по-заговорщицки переглянувшись с Володей, прошел вместе с ним вперед, скрываясь за стенами другой комнаты. И Антон, с Бяшей и Полиной, провожающие их спины волнительными взглядами, могли лишь незыблемо стоять и надеяться, что в конечном итоге ребята вернутся через пять минут расслабленными, без той вопиющей неловкости, и, самое главное, пришедшие к миру, а потом и к дружбе.

***

— Ромка-на, — загоготал Бяша, стоило ему завидеть вышедшего из комнаты Ромку с покрасневшей от удара щекой, да еще и с угрюмым видом, — вот ты и получил свое за содеянное. — Да помолчи, — буркнул Ромка, плюхнувшись на диван и пихнув его в бок локтем, — и без тебя тошно. — Ой, да ладно тебе, Ром, не так уж и сильно я ударил, — последовал лукавый голос Володи, который выглядел в десять раз довольнее и лучше самого Ромки, — грозный хулиган ещё называется, авторитет, — Он подхватил со стола пирожок, откусил кусочек, и, удовлетворительно промычав, начал восхвалять, — вот теперь вкусно, не пересолил. Антон, честно говоря, совершенно не понимал, что происходит. Растерянный он лишь сидел и пробегался глазами то по Ромке, то по Володе, которые выглядели такими беззаботными и расслабленными, будто не было между ними недосказанностей и обид, что умудрялись перебрасываться не просто парой слов, а строили целые предложения. Это зрелище выбило Антона из колеи, заставив впасть в полнейший ступор. Некоторое время он лишь мог молча наблюдать за этими двумя, боясь лишний раз встрять в разговор и испортить их завязавшийся диалог, который уже звучал адекватно, а не враждебно. А от их шуток Антона чуть ли не подкидывало в небо. Чтобы Ромка и Володя просто разговаривали, так ещё и шутили? Возможно Антон просто ополоумел, других объяснений при виде этого спектакля он найти не мог. — Ага, не сильно, — натянув сардоническую улыбку, чуть ли не запищал Ромка, — ты ж пиздец замахнулся, сил не пожалел. — Зато ты теперь прощен, козел! — улыбнулся радушно Володя, подходя к Оле, которая верой и правдой сторожила гитару все эти пять минут, — что ж, миссия выполнена, принцесса, давай гитару. — Сыграй! — просияла Оля, сцепив руки в замок, — любую песню! Пока Володя перебрасывался словами с Полиной, Олей и Бяшей, Антон тихонько подсел к Ромке, и, взглянув на него с капелькой тревоги, заговорил: — Все нормально? — поинтересовался очень тихо, а потом подвинулся поближе, — вы поговорили же? Ромка взглянул на него ясными глазами, и улыбнулся. И этого хватило, чтобы Антон смог осознать - все прошло прекрасно. — Ну да, если честно, — так же тихо пробормотал Ромка, — Я думал, будет намного хуже. Антон не мог объяснить своих чувств, но совершенно точно был уверен в одном — он безмерно, просто неописуемо счастлив. Так счастлив, что хотелось в порыве собственных чувств сжать в объятиях и Ромку и Володю, неустанно повторяя о том, насколько он рад. — Ну вот, молодец же, — с жаром начал Антон расхваливать Ромку, повышая голос от нахлынувшей радости. Ромка даже заметно изменился в лице, похоже не очень понимая, почему Антон так бурно реагирует на их с Володей перемирие, — справился! Ромка неловко потер шею, а затем, чуть замявшись, произнёс: — Да… — он фыркнул с иронией, а потом добавил немного неловко, — Спасибо, что подтолкнул, я б сам ну, ни а, ни б, а тут вон, один пинок под зад и всё. — Обращайся, — улыбнулся Антон, поправив очки на переносице, — я назначу тебе сеанс, как истинный психолог. Ромка на эту фразу закатил глаза, и, хотел было что-то съязвить, или слукавить, как Володя произнёс, привлекая к себе внимание: — Так что вы хотите послушать? — устроился Володя поудобнее в кресле, настраивая гитару, — только чур то, что я знаю. Полина весело произнесла. — А можно Нину Бродскую? Ну, эту, «Теряют люди друг друга». Володя улыбнулся своей дежурной улыбкой, тронул струны гитары, воспроизводя какой-никакой звук, превращающийся в коротенькую мелодию, и ответил: — Можно, почему же нет. — Так она ж грустная-на, — Бяша зевнул, широко открыв рот, — Полин, чего ж тебя сегодня только на тоску тянет?! — Но поет же она так… — воодушевленно начала Полина, возведя глаза к потолку, — Знаешь, за душу берет, что ух! — она сжала руку в кулак и подняла на уровне своей груди на слове «ух», показывая тем самым свои эмоции, — Ещё улыбка слышится, хоть сама песня и печальная, но энергичная, — она улыбнулась, взяв руки Бяши в свои, заставив того покружиться вместе с ней, настолько она была наэлектризована. Бяша же, по неизвестным причинам, немного смутился, — Могу сравнить с печалью, которая прячется за маской счастливой улыбки… — А ведь действительно, — внес лепту Володя, одобрительно промычав, — Ну, Бродская, так Бродская. Антон впервые обратил внимание на Володины ладони. Да… До этого он не замечал этих мозолистых пальцев, ранок с запекшейся кровью и мелких царапинок. До чего же Антон был слепым, ведь даже руки Володи говорили об игре на гитаре. Руки Володи были… Музыкальными. Стоило Антону присмотреться, и все встало на места. Жаль только, он бы никогда не догадался об увлечениях друга, если бы тот не заговорил об этом. — Володь, а чем это у тебя… — Антон снова оглядел деревянную гитару на наличие всяких каракулей, — Гитара изрисована? Володя натянуто заулыбался, переводя внимание на рядом сидящего Ромку, а затем и на Бяшу, уминающего пирожок, и произнёс, растягивая слова, словно лис: — Да вот, попросил как-то разукрасить красиво… — он покосился на Ромку неодобрительно, сконфужено кашлянул, — а один крендель посчитал уморительным изобразить половой орган, — а затем и на Бяшу, — а второй - помет. Полина осуждающе качнула головой, но не смогла скрыть улыбки. Да и она сама хоть и казалась воспитанной и весьма сдержанной девочкой, все же изредка позволяла себе побыть задорной девчушкой, и была с ребятами на одной волне. Конечно же она пресекала их, стоило Ромке и Бяше произнести, или сделать что-нибудь неподобающее в присутствии Оли, да и разнимала тоже, чтобы не ругались. И, наверное, поэтому она ничуть не была смущена, когда Ромка давал волю своему сквернословию в её присутствии. Потому что привыкла. Потому что все они — её друзья. А друзей не перекроить. — Было дело-на, — ничуть не смутился совершенным деянием Бяша. Кажется, даже был горд собой, — зато теперь такая гитара есть только у Володи. — Да уж, — кинула в сторону гитары скептический взгляд Полина, а затем хохотнула, — хоть в музей это искусство выставляй. — И не говори, — подхватил Володя, — я ещё пытался эту жесть отмыть, не вышло. А Ромка, немного погодя, произнёс настолько серьезным и низким тоном, что Антон тотчас прыснул со смеху: — Это не ху… — Ромка запнулся, стоило Полине предупредительно кашлянуть, — не орган. — Что говоришь? — начал придуриваться Володя, смешливо прищурившись и чуть склонившись в его сторону, будто действительно силясь услышать его бурчание. Когда Оля отошла по своим делам в другую комнату, Ромка дал волю своей нецензурной брани и мгновенно взорвался, как пороховая бочка: — Не хуй это, говорю, бля, — повторил Ромка чуть громче, вызвав в Антоне и Полине с Бяшей желание расхохотаться, продолжая невинно, — Я ещё тогда объяснял, что это. — И что это? — Володин голос повысился, сорвался на фальцет, а улыбка становилась все шире и шире, как у Чеширского кота, грозясь выпалить отменную шутку с минуты на минуту. Ромка замолчал, весь сжался, будто пытаясь защититься от чего-то, или кого-то, а затем, потупив взгляд в пол и прикрыв лицо рукой, произнёс обреченно, будто упав духом: — Цветок. Бяша с Антоном сорвались на громкий ржач, в то время как Полина шипела на них, чтобы те были потише, ибо уставшая Катя спала в соседней комнате. А на Володином лице ни один мускул не дрогнул. Казалось, его выражение с каждой секундой каким-то непонятным образом становилось все более суровым. Он спросил очень ровно, но Антон заслышал капельку возмущения в его тоне: — Ты идиот? Ты где видишь здесь цветок? — он глубоко и резко вдохнул, точно пытался сохранить самообладание, чтобы не одарить Ромку порцией пререканий. — Да не умею я рисовать! — всплеснул Ромка руками, а затем ткнул на одну из каракулей пальцем, доказывая свою правоту, — Видишь? Это листья! — Пыльца где? — упрямо стоял на своем Володя, ссутулившись, — Она должна быть изображена в центре кружочком, а её нет. Еще и лепестков всего три, — и подытожил, — какой-то оборвыш, а не цветок. — Да маркер писать перестал! — упрямо стоял на своем Ромка, при этом проговаривая слова таким тоном, что невозможно было понять, правду ли он говорит на самом деле. — Ты его за дурака держишь-на? — кисло заметил Бяша, скрестив руки на груди, — он же в жизнь такую бурду не поверит. — Да нет же! — Ромка, кажется, действительно не шутил, — Я, может, и пизжу много… — Много, — подтвердил Антон, внося свою лепту, и, Ромка, посмотрев на него осуждающим взглядом, продолжил свою реплику раздраженно и медленно: — …Но тут я реально правду говорю. Володино лицо скрасила очередная страшная, угрожающая улыбка. Он обратился к Бяше голосом елейным, не обрывая зрительного контакта с Ромкой: — Бяша, нарисуй-ка ему на лбу цветок. — Бях, не смей, — тут же гаркнул Ромка, полоснув по Бяше таким неодобрительным взглядом, что Бяша даже на секунду оторопел, засомневался, как Володя развеял все его сомнения безоговорочно: — У меня есть булочка с брусникой. Бяша подозрительно широко заулыбался, положил свою ладонь на Ромкино плечо, и, ободрительно похлопывая, протянул: — Сорян, Ромка-на, тут выбор очевиден. Ромка так же широко и неестественно заулыбался, грубо смахнул со своего плеча руку друга, и ответил: — Я тебе потом на лбу отпечаток похлеще оставлю, понял? И это сработало, так как Бяша, закатив глаза, буркнул: — Понял-на. — Ну давайте уже музыку, а! — прервала начавшиеся баталии Полина, — умаялась уже смотреть, как вы грызетесь. — Ой, Поль, нам че, теперь не болтать, что ли? — закривлялся Ромка. — Да болтать-то можно, разрешаю. И вообще, радуйтесь, что Катя спит ещё, вот если бы она была здесь… — Я здесь, — в дверном проеме Володиной комнаты стояла полусонная Катя. Выглядела она такой человечной с этими взлохматившимися торчащими волосами и синяками под глазами, что Антон невольно даже залюбовался на секунду, — что обсуждаете? — её взгляд упал на гитару. Она улыбнулась очень тепло и одновременно болезненно. С ностальгией, — Ох, Володь, ты что же, играть собрался? — Ага… — Володя ей подмигнул, а затем, посмотрев на неё чуть внимательнее, добавил тревожно, — Кать, ты выглядишь какой-то вымученной, может отдохнешь ещё немного? — Да нет, — махнула рукой Катя, попутно зевнув, — я уже все, как новенькая. А баба Валя где? — Да у себя она, вяжет, — ответил Володя, бросив на Ромку предостерегающий взгляд, когда тот потянулся к гитаре, а затем ударил по руке, — сказала, чтоб не беспокоили попусту. — А пирожки, значит, пробовать не собирается!? — воскликнул Ромка так громко, что казалось, рядом сидящих Володю и Антона мгновенно оглушило. — Да я ей сейчас занесу, — закатил глаза Володя, — она попросила. Её отвлекать от дела нельзя, — и добавил тише, словно рассказывал какую-то тайну, — уж больно негативно реагирует. Может тапок кинуть. — Она? — удивляется Антон, — Но она же прекрасная, добрая женщина! — отрицает довольно усиленно, — и вообще, Володя, не говори так о своей бабушке! — Чего?! — пришел черед Володе повышать голос. Оля же сидела и спокойно смотрела телевизор, уминая пирожки один за другим, — Раз уж смелый такой, то иди, попробуй зайти к ней. — Не советую, кстати, — качнул головой Ромка, — Она не только тапок может кинуть. — Да-да, — переглянулись они с Володей, произнося эти слова в унисон со шкодливыми улыбками. Антон диву давался, как же они быстро нашли общий язык между собой, стоило им только помириться! — Скажете тоже, — Антон поправил очки за дужки, — да что с вами? — Ну, тебя, Антошеньку, может быть пожалеет, — сложив губы бантиком, запаясничал Володя, — белого и пушистого. — Ага, — подхватил с такой же интонацией Ромка, — ты же ей сразу понравился, — протягивает с ленцой. — Даже чуть со мной не сосватала, — продолжает Володя, едва сдерживая смех. Антон с каждой такой фразой боялся острой реакции Ромки по поводу этой темы, поэтому старательно подбирал слова, но каково было его удивление, когда Ромка тоже позволял себе пошутить невинно, или просто поддержать ребят. Да, это всего лишь шутки, да и что такого? Антон успокоил себя этими мыслями. — Ага-на, — внес лепту Бяша, глуповато улыбаясь и прижимая руки к сердцу, — завидный жених. — Да замолчите вы уже! — возмущенно вскрикнул Антон, резко метнув свой почти обиженный взгляд в сторону Володи, — И вообще, это что такое? Володя, разве не я твой близкий друг? Что ты с этим… — Ромка выгнул бровь в ожидании. Взгляд так и кричал «ну че, договаривай свою хуйню эту», — Обоссышем закентился?! — Че?! — Ромка ткнул его пальцем в бок, заставив Антона вскрикнуть от щекотки, — Да я, бл… Блин, в сто раз лучше тебя! — С фига ли?! — Потому что ссанье приятнее сранья! — Ром, — Полина обратила на начавшуюся склоку внимание, и добавила со скепсисом, поморщившись, — я бы не торопилась с такими заявлениями… — Боже, а так хорошо спалось, — съязвила Катя, приглаживая волосы. — Так всё, завалите, я играю, или нет?! — чуть ли не подскакивает на месте Володя, хлопая по деревянной поверхности гитары, — моя Адриана устала слушать ваш бубнеж. — Адриана? — непонимающе спрашивает Антон, переводя внимание на Полину, ожидая хотя бы от неё адекватного объяснения. — Не спрашивай, — отвечает она, качая головой и хихикая. — Точно чокнулся вконец, — добавляет Ромка невозмутимо. — Солидарен, — соглашается Антон. — Ой, — махнул в их сторону Володя, — будто вы не давали имя своей любимой вещи никогда… — Нет, — добавляет Ромка. — Никогда, — отвечает Антон. — Не-а, — вставляет свои три копейки Бяша. — Да понял я уже! — ощетинился Володя, прижимая гитару к груди, шепча с практически любовью, — Не слушай их, Адриана, они не понимают ничего. — Да играй уже! — вскрикивают Катя с Полиной, и Володя, рассмеявшись, завидя и Олю, которая переключила все свое внимание в его сторону, чувственно поднял руку, замер на секунду, и тронул струны, послушно зазвеневшие под ловкими пальцами. Все замирает. Даже завывание ветра за окном затихает, гирлянды мигают уже не так усиленно, не болят от них глаза. Не скрипит под телами одноклассников старый диван. И все внимание перетягивает на себя один лишь Володя. Музыка будто льется из гитары, струится под пальцами Володи, и обволакивает все помещение, а затем и проникает в самую душу, заставляя кожу покрыться россыпью мурашек. Оля поставила стул рядом с креслом, на котором сидел Володя, и, прижав ладони к щекам, вслушивалась в мелодию очень и очень внимательно. Полина, Бяша, да даже Ромка замолчал покорно, как завороженный наблюдая за Володиным посерьезневшим лицом. Опущенные веки, меланхоличный вид, да и сама атмосфера в комнате изменилась просто радикально. Володя приоткрыл губы, и начал напевать первый куплет так старательно, с душой, что Антон на некоторое время выпал в осадок: — С любовью встретиться проблема трудная. Планета вертится круглая, круглая, — Полина, прижав руки к сердцу, уложила свою голову на плечо Кати, завороженная, с блестящими глазами глядя на Володю, как на восьмое чудо света. Будто Полина слышала его впервые в жизни, — Летит планета вдаль, сквозь суматоху дней, — Володя резко проходится по струнам, и энергия звуковой волны наполняет все помещение. Голос звонкий, певучий, высокий. Точно тенор, — Нелегко, нелегко полюбить на ней… Наверное Антон вживую никогда не слышал голоса лучше, прекраснее и ярче. Да, Антон бы назвал голос Володи «ярким». Не в буквальном смысле этого слова, но только такое описательное выражение приходило ему на ум. Яркий, как вспышка, как взрыв фейерверков, как мигающая в мрачной комнате гирлянда. Мысли в голове плавились, невозможно было даже выдавить из себя хотя бы одну фразу, потому что не хотелось прерывать нечто столь значительное и важное, что ему хотелось лишь слушать. Взгляд устремился в сторону Ромки. Таким расслабленным, умиротворенным и внимательным, Антон, возможно, не видел его никогда. Свет мигающей гирлянды играл на лице Ромки, на черных волосах и губах, расплывшихся в ностальгической улыбке. Антону хотелось подвинуться к нему ближе, дотронуться, или рассмотреть повнимательнее изгиб губ, блеск волос, высокий острый нос, черные ресницы… Едва подавив в себе это невыносимое желание, он вернул свое внимание поющему Володе, и оцепенел. Володя наблюдал за ним так внимательно, с хитрым прищуром, изогнув губы в еле заметной улыбке, что Антон ощутил себя маленькой птичкой, попавшейся по глупости в железную клетку. Смущение росло с каждой секундой, а Володя, словно намеренно стал напевать следующие строчки с нажимом. Четко и громко выговаривая слова: — В любви ещё одна задача сложная, — слова срывались с его уст, ухмылка расцветала на лице, — Найдёшь, а вдруг она ложная, ложная, — Полина и Катя, все же, не сдержавшись, подхватили пение Володи, продолжая петь уже вместе с ним, при этом стараясь не перекрывать голос Володи своими, — Найдёшь обманную, но в суматохе дней, — Володя взглянул на Антона, а затем и на Ромку, выглядя так, словно он знает намного больше, чем они сами. Антону хотелось раствориться в воздухе, или просочиться вниз, сквозь потертый паркет. Он был уверен в том, что его щеки сейчас напоминают спелую вишню. Они пылают, и Антон горит, и с секунды на секунду сгорит совсем. Хотелось выйти в мороз, на улицу, чтобы вдохнуть и успокоить свои накатившие чувства, — Нелегко, нелегко разобраться в ней… Катя и Полина подпевали хоть и очень тихо, но Антон прекрасно расслышал их голоса, сливающиеся с Володиным пением. Вся атмосфера царила расслабленностью и беззаботностью, и Антон, к своему удивлению, впервые почувствовал себя действительно своим, в своей компании. В кругу своих настоящих друзей. И хоть он не успел ещё толком узнать их всех получше, он все же встречал их ранее, поэтому прекрасно знал, что эти люди определенно хорошие. Бяша постукивал пяткой по полу под ритм, Ромка ссутулился, подперев ладонью щеку, и взгляд его становился все более мягким. Черты лица разгладились. Морщинка, проступившая от напряжения до этого на лбу пропала. И вся его поза говорила о принятии всей ситуации. Антон был доволен. Припев был таким эмоциональным, таким… Проникновенным. И хоть Антон сначала особо не пытался вслушиваться в сами фразы этой песни и уловить суть, так как был увлечен лишь игрой и пением Володи, но сейчас он не мог не обратить внимание и не понять, какое значение несли эти строчки. — Звенит январская вьюга, и ливни хлещут упруго, — Володя прикрывает веки, сам того не замечая хмурится, делает короткий вдох и продолжает, не запинаясь, — и звёзды мчатся по кругу, и шумят города-а, — следующие строчки заставляют Антона выпасть в полнейший осадок. Тело становится непривычно тяжелым, его будто припечатывает к дивану, — не видят люди друг друга, проходят мимо друг друга, теряют люди друг друга, а потом не найдут никогда-а… Почему-то сердце замерло, а затем и бросилось в пляс. Почему эти строчки так сильно откликнулись в его душе — Антон не понимает, но в ту же секунду ему стало так тревожно и так страшно, что в нем проснулся порыв намертво ухватиться за руку Ромки, Бяши, Володи и остальных. Он был похож на потерянную собачонку, которая обреченно озиралась по сторонам. Не зная, куда деть эти пронизывающие, исполинские, невыносимо тяжелые чувства, он лишь сжал ткань своих штанов холодными пальцами, будто капкан. Он вдруг представил, как все кончается. Буквально все! Володя, которого он встретил впервые в жизни, но ни разу не пожалел о том, что он впоследствии стал его лучшим другом, Бяша и Ромка, с которыми ему довелось сдружиться во второй раз, Полина, у которой тоже были какие-то незначительные изменения, но всегда оставалась доброй и волевой девочкой. Катя, которая стала намного мягче и более открытой к Антону. И семья, о которой он так давно мечтал. А если бы все пропало? Если бы в один день Антон открыл глаза и вернулся назад — в то время и место? Антон даже не может представить свою реакцию. Возможно он бы просто сошел с ума, завидев то злополучное объявление с пропавшим Ромкой. Мамино отчужденное лицо. Олю, которая перестала с ним общаться по виду некоторых причин. Папа, отказавшийся принимать его хобби. Внутри все сжалось, и сам Антон весь будто бы скукожился. — Обосрыш, — Ромкин голос, вкрадчивый и лёгкий, словно пух, отвлек его от вороха негативных мыслей. Антон взглянул на него глазами осознанными, немного напуганными. Ромка оценил его внешний вид. Пробежался прищуренными глазами по лицу, а затем спросил: — Тебе поплохело опять? Какой же внимательный. От Ромки ничего никогда не скрыть, или он просто все это время наблюдал за Антоном? — Нет, задумался просто, — Антон едва заметно улыбнулся, — выпал на секунду. Вы… Что-то обсуждали? — Антон, ну не спи же ты! — Полина внезапно плюхнулась рядом и по-дружески приобняла Антона за плечи, ободряюще улыбаясь. И этот жест не нёс в себе ничего особенного, да и подтекста никакого тоже не нёс. Лишь дружеская поддержка, — мы обсуждали поездку в кино, да и на днях хотим к Ромке сходить… — Ага, — подхватывает Володя с улыбкой, откладывая гитару в сторону. Антон прослушал, в какой момент закончилась музыка. Неужели он настолько углубился в свои мысли, что не заметил, когда прервалась игра? — Эх, вечно он у себя на уме. — Тош, — Оля зевнула, подходя к Антону, — мне кажется, скоро папа приедет, почти два часа прошло. Глаза Антона метнулись в сторону настенных часов. И правда, часовая стрелка указывала на нужную циферку. Папа приедет, возможно, через минут пятнадцать. Надо будет собраться… — Тоха-на, — зазвучал взволнованный голос Бяши, — ты в поту весь, волосы ко лбу прилипли, все хорошо? — И правда, — Ромка нахмурился. В его взгляде мелькнуло что-то отдаленно похожее на волнение, и Антону захотелось раствориться, как сахар в чае. Ромка собрался было протянуть руку, наверное, чтобы убрать прилипшую прядь с лица Антона, как Полина опередила его. Одним движением руки она смахнула локоны со лба так привычно и легко, будто это было обычным явлением для неё, и произнесла строго: — У тебя, кажется, жар, — Антон не сразу почувствовал на лбу чужую прохладную ладонь, вот только когда механизм, отвечающий за мозг, начал работать, он впал в полнейший ужас, переводя внимание на Ромку. Ромка внимательно проследил за этим жестом. Его губы немного дрогнули, затем сжались в тонкую полоску, а взгляд стал таким пронзительно-холодным, что Антона обдало противными мурашками. Точно ведь, Полина! Антон и сам не знал, что на него нашло, но желание отпрянуть от Полины было таким вопиющим и глобальным, что он, сам того не понимая, взял руку Полины в свою и тактично, но все же требовательно и грубовато убрал. Полина, не ожидав такой острой реакции на её незначительный жест, взглянула на него с толикой тревоги и вины. И Ромка, который ранее смотрел суровым и цепким взглядом, тоже. Он вопрошающе оглядывал Антона, не понимая, что случилось. Антону на секунду стало безумно стыдно. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Неужели Ромка все неправильно понял? И хотя Антон знал, что Ромка не настолько глуп, чтобы делать какие-либо выводы и строить догадки, все же зерно тревоги, посеянное вглубь сознания Антона, начало разрастаться, давая сигнал. Полина, сцепив руки в замок, произнесла тихо и сконфуженно: — Извини, я не хотела вторгаться в твое личное пространство, — она все же примирительно улыбнулась, — машинально получилось, если тебе неприятно… Антон глупо сморгнул, поспешив оправдаться, потихоньку вставая с места, чтобы держать дистанцию: — Ох, Полин, нет, постой, все нормально, — он шумно вздохнул, машинально потирая место, где находилась до этого рука Полины, будто пытаясь стереть это прикосновение, — Извини, просто я чувствую себя не очень хорошо, — ох, он, наверное, опять все испортил, — живот разболелся… — Антон, — Володин голос зазвучал серьезнее, — у меня обезболивающее есть, выпьешь? Вечно у тебя что-то болит, не нравится мне это уже. — Нет-нет, — замахал Антон руками, — не сильно болит. — Тош, ну выпей ты таблетку, — строго произнесла Оля, — легче станет! Хватит всегда все терпеть! Ромка едва заметно поменялся в лице после этой фразы. Будто только что в его голове зазвучал щелчок, а затем над макушкой загорелась лампочка. Он взглянул на Антона с кричащей тревогой, но что-то ещё заискрилось в его глазах. — Ладно, хорошо, — Антон не хотел спорить. Да и настроение никому портить не хотел, поэтому согласился моментально. Ему не было плохо до того момента, пока в его голову не начали лезть безумные мысли. Больше он не станет думать о негативном. Надо было прекращать. Все ведь хорошо, так чего же он так сильно загнался? — Ох не нравится мне его состояние, — Ромка, молчавший до этого, заговорил низким, холодным голосом, — Вечно ходит, как зомбак, ещё и нас пугает! — Перенапрягся просто, — пожал плечами Володя, подходя к Антону с наполненной кружкой воды и таблеткой, хотя волнение свое скрыть не смог, — на вот, пей. Антон, тяжело вздохнув, проглотил таблетку сразу же. Отпив из стакана, он произнёс: — Я на улицу выйду, подышу. — А не холодновато для улицы, фраер? — Ромкин тон не терпел возражений, — Полина ж сказала, что у тебя жар, вот и не пыжся, дома сиди. — Да нет никакого жара, переволновался просто, — Антон смог натянуть какую-никакую улыбку, вот только Ромку это вымученное лицо, пытающееся казаться бодрым, не шибко-то и убедило, — Да и подышать хочется свежим воздухом, все равно папа скоро приедет… Ромка ещё пару секунд прожигал Антона испытующим взглядом, а затем, словно смирившись, произнёс, вставая с места: — Ладно, пошли, если тебе от этого легче станет. Чет ты часто просишься на улицу, — он раздраженно щелкнул языком, а Антон не мог понять… Ромка же что, собрался пойти вместе с ним? — Все равно шило в заднице… — Рома, — Катя нахмурилась, качая головой, параллельно указывая на Олю, красноречиво хмурясь, и Ромка быстро переключился на более адекватную речь: — Давай только осторожнее, — Ромка подхватил Олю на руки и покружился вместе с ней на месте, вызвав в Оле и смех, и вместе с этим полное негодование, — хоть Ольку не напугай. — Ром, пусти! — Оля, кажется, была готова умереть от стыда. Она даже затрепыхалась в Ромкиных руках, — Мне же не пять лет уже давно! — И все равно малявка, — фыркнул Ромка, вернув Олю на землю и щелкнув её по носу. Оля же на эти слова отреагировала моментально. Она показала ему язык, страшно выпучив глаза, и Ромка грубо взъерошил ей волосы, приговаривая: «дерзкая малявка!». — Не напугаю, — ответил Антон, скрестив руки на груди, — чем я могу её напугать? Ромка ни слова не сказал. Но его лицо было таким острым, как копье, и предупреждающим, что ему и не нужно было что-либо произносить. Антон прочел сразу: «В обморок только не грохнись снова со своим отношением к собственному здоровью» После этого Антон действительно почувствовал вину и стыд перед Олей. Он наконец взглянул на неё взволнованными глазами, протянул руку, проходясь по пушистым волосам, и, улыбнувшись, сказал тихо и вкрадчиво: — Оль, прости, я тебя сильно напугал? — Не то чтобы… — Оля качнула головой, взяв руки Антона в свои. Её глаза заблестели под светом весело поблескивающих гирлянд, — Просто я не люблю, когда ты врешь, — Антон ощутил себя пришпиленным к полу, — Ведь тебе и правда плохо… — Да, прости, — Антон заключил сестру в тесные объятия, — прости, плохой я старший брат, заставляю тебя переживать. — Ты самый лучший, не говори так! — Оля сжала его в ответ, вкрадчиво и благоговейно шепча эти слова на ухо, тем самым не представляя, насколько Антону была важна её поддержка, — да и если ты просто боишься, что мама начнет ругаться, не бойся, пожалуйста! Ну потерпишь ты уколы, больно же будет всего на мгновенье, зато температуры не будет, — Заверение в том, что она не разочарована, не обижена, и не злится ведь даже толком! От этого было тепло и одновременно стыдно. Антон считал, что он не заслуживает её. Лгун. Лгуном и останется до конца своих дней. Но в его положении не врать не получится. Антон прикрыл веки до боли в глазницах, сжимая Олю крепче, словно она раскрошится на мелкие частицы. — Оль, ну не болен я, — чуть отстранившись, радушно улыбнулся Антон, коря себя за очередную ложь. Болен, и ещё как. Действительно, очень плохой старший брат. Звонок домашнего телефона чуть ли не оглушил ребят, которые стояли в полнейшей тишине, изредка прерываемой негромкими диалогами. Володя тяжело вздохнул, произнёс короткое «я отвечу», вышел в коридор, подходя к аппарату ленивыми шажками, и, прижав к уху трубку, произнёс немного устало: — Алло? — он молчит секунду, а затем из его уст срывается холодное, враждебное, — Ты?! Почему-то Володин возглас взволновал Антона, поэтому, оставив Олю, и заверив её в том, что он сейчас вернётся, он последовал за Володей. Антон замер в метре от него, непонимающе наблюдая за тем, как Володина спина напрягается, и он проговаривает строже, с явным отторжением в голосе: — У тебя ровно тридцать секунд, говори резче, — он замолкает, прислушивается к голосу в трубке, а затем, спустя секунд пятнадцать добавляет уже немного растерянно, — Я не понимаю, о каких чувствах ты говоришь… — Володя вновь замолкает. Рука, держащая трубку, начинает мелко дрожать. То ли от нарастающей злобы, то ли от накативших эмоций. Антону не терпелось прервать его разговор и спросить, с кем именно Володя говорил с таким тоном. Тот некоторое время будто не дышит, а потом заканчивает громко, с яростным стыдом, — Да пошел ты нахер, козел! — и с громким стуком кладет трубку на место. Антон смотрит на него очень и очень внимательно, стараясь не выпалить ничего лишнего, терпеливо ждёт объяснений, а затем замечает то, что его заставляет непонимающе нахмуриться: то, насколько сильно у Володи от разговора с неизвестным раскраснелось лицо. — Кто это был? — спрашивает Антон, не понимая такой острой реакции своего друга. Еще никогда на своей памяти он не видел Володю таким красным, растерянным и шокированным. — Сокол пролетал, — цедит Володя раздраженно. До Антона не сразу доходит, о ком идет речь, но когда в сознании появляется нужное имя, его будто кидает в сугроб. Володя нервно трет глаза рукавом свитера, пытаясь успокоиться, и, вдохнув щедро, наконец поворачивается к Антону всем корпусом, — ублюдок. Будто он имеет право… — А что он сказал? — прощупывает почву Антон. Не давит, но все же любопытствует, потому что всплывал как минимум вопрос о том, откуда у Дениса номер Володи. Володя смотрит на него с толикой растерянности и смущения, и отвечает резко: — Неважно, хуйню нёс. — А номер твой у него откуда? — поинтересовался Антон ненавязчиво. Ему не хотелось выглядеть в глазах друга какой-то трясущейся мамочкой, но с каждой секундой вопросы в голове только множились. — Не знаю, — Володя задумался, — наверное с девятого класса сохранился… — А тогда вы общались, что ли? — не смог скрыть своего удивления Антон. Все же, он не мог даже представить возможный исход событий. Что тогда могло связывать Дениса с Володей, чтобы созваниваться иногда? Чем больше он узнавал, тем в больший ступор он впадал. — Немного, и то только по поводу… — Володя запнулся, и его взгляд стал более осознанным, тяжелым и печальным, будто он только что вспомнил нечто очень душещипательное и личное. То, о чем он точно не хотел говорить. Даже Антону. Судя по тому, как он поморщился, будто от боли, Володя больше не мог выдавить из себя ни одной полноценной фразы, чтобы продолжить диалог, поэтому, промямлив последнее довольно быстро, он улизнул от вопросов, направляясь в сторону уборной быстрыми шагами: — Не важно, я отойду, приспичило что-то… Антона, конечно, съедало любопытство, но он прекрасно понимал, что если Володя не хочет говорить, то не стоит даже пытаться вытащить из него то, что творится у него на душе. Это было бы просто неправильно и неуважительно к его чувствам. Да и Антон по одним только потемневшим от воспоминаний глазам понял, чье имя Володя утаил от Антона, когда тот будто окаменел на секунду. Володина реакция заставила Антона ощутить тревогу. Не хотелось бы, чтобы Володя испортил себе настроение из-за всплывших воспоминаний. Да и Антон не знал подробностей всего, что произошло. Но был уверен в одном — Володя любил. Вот именно, что любил, не любит же? Неужели Володя все ещё очень остро относится к этому человеку, имя которого не решался назвать до сих пор, будто это было под запретом? Антон не знал, но судя по его резко поменявшемуся выражению, ставшему уязвимым и одновременно с этим очень болезненным и затравленным, Володя все ещё что-то чувствовал. Это были всего лишь догадки, поэтому Антон углубляться дальше не стал. Мало ли, что чувствует и думает Володя. Но сейчас точно было не время для откровений по этому поводу. Володя все ещё сломлен, как бы сильно он не пытался скрыть это под маской своей дежурной улыбки. Антон это видел. Имя на букву «Л» стало своего рода табу в их кругу, и Антон для себя решил, что в дальнейшем ни в коем случае не станет лезть к Володе с расспросами об этом человеке, несмотря на любопытство. Прошлое в прошлом. С этими мыслями Антон поспешил к выходу, и, подняв свой задумчивый взгляд, непредсказуемо столкнулся там с одним лишь Ромкой, который стоял уже обутый и одетый в кожаную куртку. Он бегло прошелся глазами по Антону, и спросил: — Ну, пошли уже? — А остальные? — спросил Антон, наспех натягивая куртку и шапку. Все же негативные мысли возымели на него какой-никакой эффект, и теперь в голове крутилось лишь сломленное выражение Володи. — А остальные не хотят жопу морозить, холодрыга же, — ответил Ромка, засовывая руки в карманы куртки. Антон одарил его непонимающим взглядом и спросил хрипло: — А ты… ? — А я че? — гаркнул Ромка, — Не оставлять же тебя совсем уж одного, как лоха, — да уж, вывести его из равновесия было очень легко. Особенно когда виновником этого раздражения был именно Антон, — поэтому будь добр, выдави из себя какую-никакую благодарность. — Ой, — Антон закатил глаза, схватившись за пулер замка и застегнувшись по самый подбородок, — лучше б и ты не выходил тогда, раз собрался выделываться. — Я ж щас уйду, — пригрозил Ромка. — Да ладно-ладно, — Антон хоть и любил поязвить, но все же не хотел терять ещё и Ромку в качестве собеседника. Он двинулся к нему, и, вытянув руку, нажал на ручку, проговаривая напоследок перед тем, как распахнуть двери и шагнуть на улицу, — пошли уже. Уже вывалившись на улицу Антон почувствовал себя намного легче, чем было ранее. Холодный воздух успокаивал распалившиеся до этого мысли, остужал щеки, морозил уши, и просто приводил в чувство. Он поднял взор, вглядываясь в черноту ночного неба, на которую можно было смотреть бесконечно. Мерцающие звезды, фонарный столб и луна были единственными источниками освещения. Ромка с Антоном перебросились словами лишь когда подошли к железной калитке, оглядывая толстый снег, в который проваливались ноги. — Ну? — спрашивает Ромка спустя пару секунд недолгой тишины. — Что «ну»? — Антон выгнул бровь. — Пиздану, блять, — съехидничал Ромка, проговаривая дальше запальчиво, крайне недовольным голосом, — живот прошел? Голова прошла? Че там у тебя ещё болит? Жопа? — Да чего ты взвился так? — непонимающе промолвил Антон, широко расширив глаза. — Да заебал ты уже потому что! — С хера ли я заебал?! Ромка вдруг замолчал, глядя на Антона хмурым, осуждающим взглядом, точно пытался залезть к нему в голову. И даже Антон, переводя дыхание после короткого, но быстрого спора, не мог скрыть своего негодования и обескураженности. Было непонятно, почему Ромкино настроение упало так резко, будто ртуть на термометре, когда полосочка с минус пять переваливала в минус тридцать. Они молчали несколько секунд, точно пытаясь привести мысли в порядок и вновь начать какой-никакой разговор, как Ромка, опередив Антона, произнёс очень тихо и нехотя: — Знаешь, иногда ты напоминаешь мне мою маму. Антон на секунду оцепенел, стоило Ромке заговорить о своей матери. Он даже не знал сначала, какие слова произнести в ответ на эту реплику, поэтому некоторое время он лишь стоял, как дурак, будто нажали на стоп-кран. Для чего вообще Ромка начал эту тему, так ещё и столь внезапно? Но когда молчание становилось все более неловким по мере утраченного времени, когда надо было уже выдавить из себя что-то вразумительное, Антон все же проговорил сипло, нервно сжав шуршащую ткань своей куртки: — В каком смысле? Ромка длинно выдохнул. — Ну… — он замялся, а затем продолжил нерасторопно, точно успел пожалеть о том, что вообще начал эту тему, однако отступать не стал, — Она тоже говорила, что все нормально, что ничего у неё не болит, а потом… — он щелкнул языком, и видно на почве нервов начал шариться дрожащими руками в карманах своих штанов, чтобы закурить и успокоиться, — Вылилось всё в какое-то дерьмо. Антон наблюдал за его движениями с искренней тревогой. Он понимал, что Ромке, судя по всему, было тяжело говорить о своей маме, но для чего вообще решил упомянуть её в присутствии Антона, так еще и сравнить, было неясно. Молчание, изредка прерываемое свистом ветра Антон нарушил очень робко и сипло: — Ром… А что с твоей мамой? Ромка медлить не стал, но взглянуть в глаза Антону не смог, когда из уст его вышло ровное: — Пневмония… — упало слово Антону на голову. Нет… Рухнуло камнепадом, Антона аж качнуло, — Ну, знаешь, такая херь, которую надо было лечить вовремя, — он щелкнул зажигалкой, поджигая сигарету, и поднося к губам, — но вот мама откладывала, говорила, простуда обычная, что все пройдет… — глубоко затянувшись, из его уст сорвалось отчаянное, печальное, и болезненное: — А нихера и не прошло, усугубилось все, — он надтреснуто улыбнулся, и Антон на секунду ощутил невыразимое сочувствие. Он в тот момент будто весь был соткан из переживаний и негативных чувств. А Ромка подытожил, — Вот тебе и простуда. В этот момент Антон понял, что именно сейчас, стоя рядом друг с другом в тиши под ночным небом, Ромка впервые за все время их знакомства позволил себе побыть откровенным именно с ним. С самим Антоном. До сегодняшнего дня Ромка старательно скрывал свои душевные терзания, да и не нужно было ничем делиться, потому что по сути знакомы они были всего ничего. Поэтому Антон ощущал смешанные чувства. Он не знал, что ответить на подобную честность, какие слова подобрать, чтобы из уст не сорвалось нечто избитое и скомканное. Его хватило лишь на: — Прости, — Антон потупил взгляд вниз, поджав губы. Морозный ветер кусал щеки, — что спросил… Ромка понимающе улыбнулся. Кажется, ему и не нужна была от Антона поддержка. Он просто хотел поделиться, не ожидая ничего взамен на свою откровенность. — Да ничего, это ж не секрет какой, — он хмыкнул, стараясь скорее всего выглядеть достаточно собранным и непринужденным, только вот толика печали все же проскользнула в его голосе, и это не обошло Антона стороной, — От учителей только, чтоб меня под опеку кому-нибудь не сгребли, — он нахмурился, выдыхая едкий дым в воздух, — Если прознают, вцепятся же, как пиявки, хотя директриска уже в курсе. Хер знает, когда начнет эти свои… — он сделал неопределенный жест рукой, — Меры принимать. Да и мама не против будет, она вообще думает, что я сейчас у Бяши живу. Антон посмотрел на него просветленным взглядом. В груди засвербело непонятное, но до того большое желание поддержать Ромку, что Антон больше не мог молча стоять и переваривать информацию, когда сам Ромка изливал ему душу сейчас. Да, внешне Ромка выглядел вполне расслабленным и беззаботным, но его действия и хриплый от волнения голос говорили совершенно об обратном. Поэтому Антон, хоть и не сразу, дал негласное обещание в том, что Ромкина тайна останется в тайне: — Я никому не скажу, — Ромка едва дрогнул, — И никто тебя никуда не заберет, тебе же скоро восемнадцать исполнится, — не успев обдумать собственные слова, следующее вылетело из уст Антона намного быстрее, поэтому он не успел предотвратить ошибку, — в ноябре… Антон в течение пяти секунд менялся в лице с абсолютного спокойствия, до полной обескураженности. Осознание собственных слов ударило в голову, а сердце забарабанило в грудной клетке так громко, что Антон больше не мог уловить посторонние звуки, воспроизводимые ветром, хрустом снега под подошвой ботинок, и Ромкой. Ромка, кажется, тоже обратил на фразу Антона внимание. Его взгляд стал изучающим, с прищуром и очень-очень подозрительным. Антону внезапно захотелось уменьшиться и превратиться в маленькую точку под этим пристальным взором. — А откуда ты… — и, прежде чем Ромка успеет договорить, Антон ответил молниеносно, с жаром: — Да услышал просто от кого-то, — Ромка затянулся, затем смахнул пепел с кончика сигареты, продолжая слушать. А Антон старался врать максимально искусно. Так, как он умел, — Не помню, от Полины, или Бяши… Ромку, судя по кивку, сказанное удовлетворило, хоть и не сразу. Антон облегченно выдохнул, чуть сердце не остановилось от нахлынувших переживаний! — Ясно… — Ромка быстро переключился обратно, продолжая начатую тему, — Так вот, к чему я клоню-то. Если те херово — просто скажи, — Антон весь сжался, — Вон, малявка твоя даже трещит тебе об этом. Да и все это видят. Ты, если че, выглядишь так, словно на тебя сели. — Ну спасибо, — съязвил Антон. — Я без шуток, — Ромка говорил совершенно серьезно, — синяки вон, конечно, зажили почти, но болезненный вид не проходит… — он нахмурился, — Скажи, ты че, не спишь по ночам, что ли? — Сплю. — Сколько часов? Только без пиздежа. — Четыре в целом. — Четыре… — Ромка шумно выдохнул, — Ты кони двинуть стремишься, или как? — Я просто не могу спать, — в этот раз Антон сказал чистую правду. Он действительно не мог, — не могу уснуть, просто… Я слишком много думаю, наверное… — О чем? — Ромка будто пытался пробраться к нему в голову, в душу. Пробраться и вытащить все искомое и нужное ему самому. Разговорить Антона видимо стало его целью на этот вечер, ибо Антон не мог понять, почему у Ромки появился такой сильный интерес к его персоне. — О всяком, неважном, — коротко ответил Антон, отводя взгляд. — Настолько неважном, что ты не можешь уснуть? — Антон не хотел отвечать на этот вопрос, и Ромка, похоже, это заметил, — Ладно, — всплеснул руками Ромка, — не говори, я ж не собираюсь из тебя выбивать все. Но если ты так продолжишь… — Ты как мамочка, — фыркнул Антон, чтобы разбавить атмосферу, но Ромка не менялся ни в настроении, ни в интонации. Все так же сурово продолжая: — Я не шучу, блять, — гаркнул он, – Ты что, не понимаешь, что сам себя в яму зарываешь? Не доходит, что это не игры какие-то? — он состроил удивленные глаза, — хотя нет, есть одна, «сдохни, или умри», называется. Антон вздрогнул от этих слов. Наверное его лицо выглядит сейчас довольно растерянным и уязвимым, так как выражение напротив стало более мягким и виноватым. Антон вдохнул полной грудью: — Да… — он замялся, оглядывая мерцающий снег, накапливавшийся на кожаных ботинках, — Извини, что все выглядит так, словно я пренебрегаю своей жизнью, здоровьем… — голос становился все более сбивчивым, более… Неуверенным. Он сглотнул, — Я знаю, что ты ненавидишь такое, — Ромка склонил голову набок, — да и я все это не специально, честно. Ромка немного замялся, а затем произнёс с капелькой раздражения: — Не говори с такой вселенской печалью бля, а то мне начинает казаться, будто я на тебя надавил, — Ромка, кажется, не хотел сбавлять обороты, но все же старался остудить свой пыл, чтобы Антону было комфортнее общаться с ним, — Я не пытаюсь как-то типа запугать тебя, или осудить. Просто мой тебе совет — меньше пиздежа и больше правды. А то вон, даже малявка тебя палит, настолько ты неубедительно втираешь вранье свое. — Да… — Антон выглядел растерянным, будто его только что приковали цепями к полу без шанса сдвинуться с места, — Хорошо, я постараюсь. — И… Лично моя просьба, — Ромка шмыгнул носом, поежившись от морозного ветра, — только пообещай, что выполнишь. Антон, сам того не замечая, поморщился. Он не мог даже допустить мысли о том, чтобы дать обещание. Он ведь уже наврал на этот счет маме, и не единожды, а тут… Снова пообещать? Он хотел было увильнуть, придумать какое-то оправдание, чтобы не давать никаких обещаний. Тем более которые, он был уверен, не сможет сдержать: — Я… — Пообещай, — Ромка был непреклонен, проговаривая с нажимом, поэтому Антон, прекрасно понимая, что бежать некуда, прикрыл веки, обдумывая, что сказать, и все же рискнул, решившись принять Ромкину просьбу во внимание и дать обещание: — Хорошо… После его короткого ответа, из уст Ромки вышло моментально: — Не будь, как моя мама, — Антона будто ударили по голове кувалдой, а Ромка, глядя вдаль, продолжил с укором, — А то мне тошно смотреть, когда тебе на самом деле хуёво, а ты трещишь без умолку, как угашенный, что все тебе заебись. Антон понимал, что это, возможно, действительно может раздражать, но он думал, что в его актерское мастерство всё-таки верили и остальные, поэтому сам факт того, что Ромка ловил его на вранье неоднократно, немного подкосило самого Антона. Да, возможно Ромка верил и в некоторые бредни, которые Антон нёс для того, чтобы скрыть правду, ибо других объяснений его поступкам придумать было нельзя, да и не было времени. Отвечать нужно было расторопно, уверенно и ровно. И спасало то, что Ромка при каждом подозрении предпочитал не лезть с расспросами, чтобы вытащить из Антона правду. Ведь, если подумать, Ромке стоило всего лишь захотеть и приложить маломальские усилия, чтобы получить то, чего он хочет. Он просто не видел в этом надобности. Антон приоткрыл обветренные от мороза губы, и выдохнул очень, очень нерасторопно: — Я постараюсь больше так не делать, — Антон знал, что это не то, чего ждал Ромка, но не мог заставить себя дать подобного рода обещание. Это же отказ от лжи, отказ от спокойной жизни. Если он будет постоянно жаловаться на свое состояние, то проведет всю оставшуюся жизнь в больнице. Потому что ему никто не сможет помочь, как бы старательно над ним не корпели врачи. Все тщетно. Ответ на его фразу последовал не сразу. Ветер свистел в ушах, и Антон натянул свою шапку пониже, чтобы уши совсем уж не окоченели в такой мороз. Он отсчитывал секунды перед тем, как Ромка решится что-либо произнести, и с волнением ожидал последующих слов. Хотя прекрасно знал, что именно Ромка на его избитый ответ скажет. — Мы на такое не договаривались, — холодно отозвался Ромка. Его хмурый, тяжелый взгляд, освещаемый под тусклым светом фонарной лампы заставил Антона сжаться. Ромка выдохнул на низкой ноте совершенно серьезно, чтобы донести до Антона важность слов, которые нужно сдерживать, — Либо обещание, либо ничто, усек? — Ромкины глаза почернели в тени. Он высунул руку из кармана куртки и протянул оттопыренный мизинец, проговаривая раздраженно, — На вот, блять, мизинцами померимся, чтоб не свинтил наверняка. Антон прыснул со смеху. — Ты думаешь, что это даст тебе гарантии того, что я не буду врать? — Антон настолько привык к собственной лжи, что уже буквально не представлял своей жизни без привычного, излюбленного вранья, поэтому его развеселило то, что Ромка, наперекор своим принципам, проворачивал такие вещи, посчитав, что подобного рода обряд подействует на Антона в нужном ключе. Как он сможет не врать дальше? Ведь ничего не изменится, даже если он скажет правду. Это не простуда, не что-то реальное, а нечто непонятное и необъяснимое. Даже врачи не могут сказать, что с ним. А Ромка хочет знать. Хочет знать, когда Антону становится плохо. И хоть Антон не понимал, почему Ромка так упорствует, все же его внимание было воистину ценным для Антона. Глубоко внутри себя Антон был безмерно счастлив, но так же и противился давать какие-либо обещания. Но… Может быть, говорить Ромке о том, что он не в порядке, не так уж и плохо? — Раз ты проворачиваешь подобное, то, думаю, это имеет смысл, — Ромка закатил глаза, продолжая стоять с протянутым мизинцем, — Было бы это неважным, ты бы не уломал меня на такого рода хуйню. Я че, фуфлыжник какой, чтоб в дубак мизинчик протягивать, как чертила последний? Антона снова пробило на смех. Ромка звучал таким возмущенным, с покрасневшими от мороза щеками и носом, что всерьез его воспринимать стало довольно непосильной задачей. — Ты прав, не уломал бы, — Антон слабо улыбнулся, а затем, спрятав улыбку за маской невозмутимости, промолвил то, чего так ждал Ромка, — Я обещаю не врать, — он протянул мизинец, сжимая чужой палец в своем, глядя на то, как Ромка смотрит на него с капелькой неверия, будто Антон хотел его провести, как дурака, и он был в некоторой степени прав, ведь… — Но только тебе, это подойдет? — Ну ты и плут ебучий, — Ромка рассмеялся, продолжая по-детски осуждающим тоном, — мы так не дого… — Нет, мы договаривались о том, чтобы я не врал, — оборвал его на полуслове Антон, хитро улыбнувшись, отчего в Ромке тут же проснулся позыв пихнуть его. И Антон, ловко увернувшись от его руки, продолжил со смешком: — а кому именно — не упоминалось. Поэтому все честно. — Вот ты… — Ромка нервно выдохнул, грозясь сказать что-нибудь язвительное. Но лишь махнул по первому попавшемуся сугробу, обдавая Антона ворохом снежинок, — Нашел же выход из ситуации. Все ботаны одинаковые. — Хочешь жить — умей вертеться, — назидательно ответил Антон, вскинув палец, и Ромка, прыснув, все же боднул его в бок, — да хватит уже толкаться! — рассмеялся Антон, — ты из меня уже все выбил. Все болит. — Ой, больно ему, — закривлялся Ромка, — вот если к нему пальцем прикоснуться, так сразу больно, — паясничал Ромка, — а когда полудохлый ходит — ниче не больно, само пройдёт! — Ромка закатил глаза, — Если вдруг меня пригласят на твои похороны, учти — я о тебе ниче хорошего не скажу! Всех оповещу, что ты пиздуном был ебучим. Пиздуном и помер. — Ой, да замолчи, — Антон улыбнулся, проговаривая проникновенно, — я же пообещал тебе, поэтому не буду врать, если будет хреново. — Ну, раз ты додумался до этого, хоть и не без моей помощи, так уж и быть, — Ромка хохотнул очень искренне, и Антон невольно заулыбался, — кстати, я вот давно тя хотел попросить… — Ну чего ещё? — чуть ли не захныкал Антон, готовясь к порции новых наставлений и нравоучений. — Да вот лупы твои, — Ромка непривычно просиял, протягивая, — дай померить разок, хочу посмотреть, как ты видишь мир своими четырьмя глазами. — Заткнись, какие ещё четыре глаза?! — Антон едва ощутимо пихнул его рукой в плечо, — и вообще, как, по-твоему, я вижу в очках? По-особенному, что ли? — Да я откуда знаю? Я ж не слепошара, как ты… — Ромка, завидев на лице Антона натянутую улыбку, спросил ещё раз тошнотворно-сладким голосом, — так дашь? — Да на, — Антон, хоть и противился снимать свои окуляры, все же решился отдать свои хлипкие линзы Ромке на попечение. Стоило ему снять очки, как все перед глазами стало блеклым и размытым, будто Антон стоял за мутным стеклом, — забирай, — он протянул Ромке свои очки, на что тот, немедля взял их в руки и нацепил себе на лицо, проговаривая голосом шокированным: — Пиздец, ты как в этом видишь вообще, я будто ослеп, как крот! — Может потому что у тебя стопроцентное зрение и в линзах ты не нуждаешься?! — Антон рассмеялся, засовывая руки в карманы куртки, — эти очки же предназначены только для моих глаз… — Да ладно, бля, понял, не нуди, — Ромка махнул рукой, — кстати, мне идет? Антон посмотрел на него, прищурившись, стараясь приложить усилия, чтобы за мутной пеленой разглядеть Ромкины очертания, но поняв, что старания бесполезны, произнес: — Откуда мне знать, я ж без них не вижу! — Точняк, — Ромка заржал, — на, забирай, а то у меня глаза разболелись от этой херни. Антон, закатив глаза, нацепил очки обратно, возвращая себе четкость зрения, и произнёс, нарочито вздрогнув, высоким голосом: — Господи Иисусе! — когда Ромка взглянул на него непонимающими глазами, Антон, едва сдерживая в себе смех, проговорил, все же срываясь на хохот, — ну ты и урод! Ромка, заржав, как конь, схватил Антона за шкирку и начал проворачивать шутливый удушающий прием, когда как Антон, не прекращая смеяться, хлопал его по руке довольно усиленно, пытаясь рвануться из хватки под неустанные Ромкины фразы: «ах ты, сука подлая, кто тут урод?!». Антон был бы и рад проводить время так с Ромкой и дальше, пока не увидел вдалеке вспыхнувшие фары, которые он смог распознать сразу по мере приближения машины к Володиному дому. — Ой, кажется, это папина машина, — произнёс Антон с капелькой разочарования в голосе, — два часа так быстро прошли… Ромка, завидя черный бумер, наконец выпустил Антона из своего захвата, и, улыбнувшись немного разочарованно, проговорил: — Я схожу за Олькой, позову её. — Да не надо, я… — Я схожу, — Ромка скрылся за деревянными дверьми дома Ветровых быстрее, чем Антон успел вымолвить какую-никакую фразу, — тебе все равно уезжать… Да… Антону все равно нужно будет запрыгнуть в машину сразу же, как только она подъедет, поэтому Ромка решил сходить за Олей вместо него, чтобы сообщить о приезде отца. Но Антон так не хотел уезжать! Он хотел провести ещё немного времени с ребятами, растянуть веселье, хоть и понимал, что все не может продолжаться вечно. — Антон, отец подъехал? — Володя высунул голову из-за двери, натягивая куртку, — быстро же он, ровно два часа прошло. — Ага, — Антон улыбнулся, глядя на то, как Володя уже обутый выходит из дома его провожать, — он у нас пунктуальный. Володя улыбнулся очень тепло и радушно. — Не хочется уезжать, да? — Очень не хочется! — чуть ли не завыл Антон, потирая нос, — мне было очень весело! — он продолжил чуть тише, — спасибо тебе, что позвал… У тебя просто потрясающая бабушка. — Да не за что, — Володя, кажется, и сам был счастлив от мысли, что Антон прекрасно провел время вместе с остальными. Он состроил печальное выражение, проговаривая с кривлянием, — мне тоже грустно даже стало, что ты уходишь… — он смахнул пальцем невидимую слезу. Антон рассмеялся, а затем бодро хлопнул Володю по плечу, вглядываясь в веснушчатое, улыбающееся лицо пристальнее, а затем, не сумев совладать со своими накатившими эмоциями, наконец решился на то, на что не решался до сих пор — притянул и крепко обнял, сжимая Володю в крепком кольце рук. Володя, не ожидавший подобных действий от Антона, даже сначала растерялся на секунду, но, судя по тому, как он ободряюще поглаживал его по спине, он и сам был рад обняться со своим лучшим другом. — И что на тебя нашло? — Антон расслышал улыбку в его голосе, — осмелел ты слишком, Антон Петров. — Замолчи, я давно хотел это сделать! — Антон рассмеялся, уткнувшись носом Володе в плечо. Наверное решения, которые он принимал за весь сегодняшний день, были самыми правильными за все последнее время, — ты такой мелкий, прямо как дево… — Только посмей сказать это, и ты труп, — пригрозил Володька голосом елейным, — только посмей. — …Как самый настоящий пацан, — закончил Антон, вскрикнув от того, что Володя ущипнул его в бок за свое паясничество, — не щипайся! — Не будешь наглеть, не буду щипаться! — рассмеялся Володя, а затем, широко заулыбавшись, не скрывая своей радости, проговорил, — сейчас ещё бабушка выйдет, — он смешливо прищурился, уперев руки в бока, — она очень хотела тебя проводить и попросила проследить, чтобы ты не свинтил раньше времени. — Не свинчу, — захохотал Антон, — я бы не ушел, не попрощавшись. — Тоша! — Оля, выходя из дома, чуть ли не налетела на него с объятиями, — свежий воздух повлиял на тебя положительно? — Да, Оль, мне стало намного лучше! — он обнял и её, заверяя, — честное слово. — Я очень рада! — Оля лучезарно заулыбалась, немного отстранившись от Антона, и переводя взгляд в сторону Володи, произнесла, — Володь, спасибо большое за гостеприимство, мне очень понравилась твоя игра на гитаре, и игры с бабой Валей тоже! — Ой, — Володя потрепал её по голове, а затем подмигнул, продолжая шкодливо, — приходи снова, когда захочется! — Флиртун! — Антон пихнул его в бок локтем, рассмеявшись, — хватит кадрить мою сестру, сколько мне повторять? — Когда-нибудь ты, непутевый, поймешь, что я хожу по другой дорожке! — Володя рассмеялся, — а то заколебал уже трястись, как мамаша! — Когда-нибудь я вырасту и выйду замуж за такого мальчика, как Володя, — просияла Оля, и Антон ужаснулся. — Вот, ты оказал на неё влияние, что делать теперь будем? — А такие как я, что, плохой вариант? — оскорбился Володя, поправляя Олин шарф уже в сотый раз. — Ну, как бы сказать… — со смешком начал Антон и с визгом отскочил от угрожающей клешни Володи, которая намеревалась вновь вцепиться ему в бок. — Антошенька, меня подождите! — Из дома вывалилась румяная, взвинченная баба Валя, — куда пошли, не попрощавшись? — Баба Валя, я бы не ушел, не попрощавшись, вот честное слово, — Антон радушно заулыбался, почувствовав тепло, исходящее от бабушки. Он был очень тронут тем, что она не могла отпустить его домой, не сказав заветное «до встречи», — мне очень понравилось у вас, да и пирог ваш яблочный… — он промычал удовлетворенно, наблюдая за тем, как улыбка бабы Вали становится шире, — просто объедение! — А ты почаще приходи, милок, — баба Валя сгребла его в теплые, мягкие объятия, и Антон даже растерялся от её искренности, — и будут тебе пироги! — она, оторвавшись от Антона, сместила свой вектор внимания и на Олю, и, улыбнувшись, обняла ещё и её, — Оленька, в следующий раз ты не сможешь меня обыграть, я требую реванш! — Хорошо! — слишком эмоционально и застенчиво ответила Оля. — Да быстрее давайте, он же уедет сейчас, — за дверью послышался чей-то недовольный голос, шорохи и топот ног. Дверь отворилась, и первой, кого увидел Антон, была румяная Катя, — не уехал ещё! — Ну вот, — пробурчал Ромка, произнося на манер Кати, — а ты верещала «сейчас уйдёт, сейчас уйдет!». Катя пихнула его моментально, заставив тем самым Ромку вовремя замолчать. А Полина с Бяшей, неловко улыбаясь, подошли вместе с остальными к Антону, и Бяша произнёс: — Ну что, домой-на? — Ага, — Антон улыбнулся, не сумев скрыть счастливой улыбки на лице. Все же от мысли, что новоиспеченные друзья решились его проводить, вогнало его в краску. Он спохватился, — а давайте мы вас подвезем! Там места много, все поместятся… — Да не надо, — Полина качнула головой с улыбкой, надевая свою шапку с помпоном, — мы с Катей пешком пройдемся, мы по соседству живем, да и недалеко… — Я тоже пас-на, — Бяша по-дружески хлопнул его по плечу, — мне ещё по делам надо сходить. Антон, немного разочарованно выдохнув, посмотрел украдкой на Ромку, прошел к нему легкими шагами и спросил, надеясь получить в ответ желанное «поеду»: — А ты, Ром? Ромка вздохнул, сократил расстояние между ними и прошептал на ухо так, чтобы сказанное слышал один лишь Антон: — А я этого не заслуживаю, — Ромка печально улыбнулся, и Антон ощутил безумное желание заголосить на всю улицу такие слова как «почему это?!» или «ещё как заслуживаешь!», но понимал, что Ромка все равно не согласился бы сесть в машину, несмотря на уговоры. Потому что после инцидента с мамой Антона, он бы просто не смог, пока не попробует с ней поговорить и извиниться за тот день. Антон, хоть и был расстроен, протянул руку, и Ромка с радостью её пожал, проговаривая проникновенно: — Хорошо время провели, — Антон кивнул, улыбнувшись, — надо будет повторить такое ещё раз. — Ага. — Ба, ты заходи уже, холодно ведь, — запричитал Володя, пытаясь прогнать бабушку обратно в дом, — заболеешь же опять, у тебя и так вечно все болит. — Я те рухлядь, что ли, какая? — возмутилась баба Валя, – Я ещё ого-го! Так что замолчи-ка, внучок. Пока Антон не сядет в машину, я не уйду! — Ну ба! — обреченно вздохнул Володя, а затем смирился. — Ладно уж, пошел я, — Антон поправил шапку на макушке, в последний раз попрощавшись с Ромкой, — давай… — Бывай, — Ромка улыбнулся, и Антон, попрощавшись и с остальными, направился в сторону папиной машины вместе с Олей на пару, которая сжимала его руку в крепкой хватке. — Мы же ещё вернёмся? — спросила Оля с детской надеждой, и Антон, улыбнувшись ей, ответил, повернувшись к ребятам и бабе Вале, которые все ещё стояли на крыльце дома, провожая их с теплыми улыбками. Он слышал и Ромкины шутки на фоне, и Бяшин громкий смех, и язвительные комментарии Володи. Видел и то, как Володя прощается со всеми, как пожимает руку Бяше с Ромкой, как кивает девочкам, и как все расходятся по домам. И наблюдая за этой картиной, Антон понял, что теперь он больше никогда не будет один. — Конечно вернемся, — улыбнулся Антон. Они запрыгнули в папин автомобиль, со смешком принимая папины осуждающие комментарии насчет того, что так долго гостить нельзя, ибо некультурно, и вообще они давно должны были быть дома, мама распереживалась их ждать, и так далее. Антон посмотрел в окно напоследок перед тем, как папа заведет автомобиль и они тронутся с места. Вдалеке, шествуя легкими шагами, шел Ромка, и Антон улыбнулся, провожая его силуэт, освещенный под светом теплых фонарей, а затем, потупив взгляд вниз, наткнулся на цифры, выведенные на ладони. Смазанные, но все ещё различимые. И… Антон не знал, что двигало им в тот момент, но чувства настигли так резко, так… Внезапно и мучительно, что он казался себе абсолютно переполненным ими. Ладони намертво сомкнулись на ткани штанов, глаза забегали в волнении. На периферии слуха он уловил хлопок закрывшейся двери автомобиля, Олины вопросы, обращенные отцу, и шум включенного обогревателя. Что-то не так, что-то не дает ему покоя. Он совершенно не мог усидеть на месте, взбудораженный, наэлектризованный, с трясущимися руками, как у сумасшедшего. Ему казалось, что он сейчас взорвется, точно разорвется на части, если не проигнорирует собственное сознание и не даст волю своему сердцу. Своим чувствам, своим желаниям. То, чего хотело в тот момент именно оно. Его сердце. Он резким движением руки открыл дверцу машины, пулей вылетел из теплого салона в морозный холод под папин недовольный крик «куда понесся, Антон?!», набрал воздуха в легкие, и… — Рома, я позвоню! — крикнул вслед Антон, почти срывая голос. Так громко, насколько он мог, чтобы Ромка, который был уже достаточно далеко, услышал его фразу. Четко, каждую буковку, — Как приеду — так сразу позвоню, обязательно! — он перевел дыхание, — Ты только возьми, слышишь?! Ромка развернулся вполоборота, и его лицо засветилось под светом теплой лампы. Его губы изогнулись в улыбке, затем последовал смех, и крик. Такой же громкий, отчего воздух содрогнулся: — Буду ждать! Сердце Антона приятно защемило. Падающие с неба снежинки кусали щеки, оседали на волосах, кончике носа, и опускались на землю, словно идущие ко дну галеоны. А Антон, словно намертво увязший в сугробе, стоял и наблюдал за Ромкиным удаляющимся силуэтом. Будет ждать. Окрыленный последней Ромкиной фразой, он запрыгнул обратно в машину, натыкаясь на вопросительные взгляды родных, и, пожав плечами, не скрывая своей донельзя счастливой улыбки, посмотрел в окно. А в голове, словно мантра, все ещё звучало Ромкино: «Буду ждать». Ох, он будет ждать, тогда надо поторопиться, и сразу же ему позвонить, как только Антон приедет домой! Что он и сделал. Как только он зашел в дом и встретил маму, попутно обняв её, коротко оповещая о том, что время он провел очень даже хорошо, он тут же ринулся к телефонной трубке, расторопно набирая цифры, выведенные на ладони. Уже смазанные, но все еще можно было определить написанное. Он прижал трубку к уху с непередаваемым волнением. Лёгкий тремор прохватил все тело, а сердце пульсировало прямо в горле, грозясь выскочить. Первый гудок. Второй… И из трубки зазвучали шорохи, а затем полная тишина, и Антон, глупо сморгнув, поспешил сказать: — Алло… Ты дома? Ромка не заставил долго ждать. Его громкий хрипловатый голос чуть ли не оглушил Антона, когда он произнёс почти с наездом: — Ну раз ответил, то наверное дома, блять. — Придурок, — фыркнул Антон, стараясь скрыть свою радость, переполнившую его сейчас до самых краев. — Это ты придурок, — не остался без ответа Ромка. — Как дошел? — Ну нормально, я ж недалеко живу так-то, да и че за вопрос, я ж не девчонка какая, чтоб так трястись. — Да ладно, все, хватит язвить, — закатил глаза Антон, — одного «нормально» достаточно было бы. — Че хочу - то и пизжу, — хмыкнул Ромка. А затем повисло неловкое молчание, которое Антону очень сильно захотелось разбавить хотя бы какой-нибудь, может и не очень интересной темой. Однако сознание было пустым, а чувства мешали думать в полной мере. Лишь спустя несколько секунд он произнёс дрогнувшим голосом очень тихо: — Ром… — Да? — Ромка, кажется, судя по уставшему голосу, потихоньку засыпал. — Прости меня, — начал Антон, отсчитывая удары собственного сердца. Ещё никогда на своей памяти он не нервничал из-за простого разговора по телефону, — за то, что я раньше называл тебя тупым… Ромка рассмеялся, и Антон непонимающе выгнул бровь, ожидая объяснений, как из трубки донеслось сбивчивое от смеха: — Ты, если че, и сейчас так делаешь, долбоеб. И Антона тоже прорвало на смех. — Опять атмосферу испортил! — почти разочарованно воскликнул он, а затем сделал голос потише, чтобы мама не услышала, с кем именно он ведет диалог, — А я так стараюсь быть хорошим! — Хуёво получается, — продолжал смеяться Ромка. Антону хотелось все прояснить. Здесь и сейчас. Вспомнился сегодняшний инцидент, когда Полина, не колеблясь убрала с его лба прилипшие от испарины пряди. Взгляд Ромки, метавший шаровые молнии, и в памяти всплыли ещё и первые дни, когда Ромка, завидя почти точно такую же картину, начал одаривать Антона своей ненавистью. Антону не хотелось бы, чтобы Ромка воспринял все неправильно, и хоть это было довольно по-детски, переживать о том, что подумает Ромка, Антон все же решил поднять эту тему: — Ром, и насчет Полины… — он запнулся. Голос казался таким сиплым и неуверенным, что он хотел стукнуть себя за своё мямление, — Я… — Что? — не понял Ромка, и Антон продолжил: — Я не имел ничего такого в виду, правда, я знаю, что у тебя есть чувства к ней и… — следующее вышло из его уст очень тихо, — Ты же любишь её… — он сомкнул веки до звездочек в глазах, — Я бы никогда… Со стороны Ромки не донеслось ни единого звука, а потом он проговорил спокойно: — Люблю, конечно, — Антона по ощущениям кинуло сначала в пылающий костер, а затем и в ледяную прорубь, пока Ромка не продолжил с улыбкой, — Она мне как сестра, как и Катя с Бяшей, — Антон, слушая Ромкино объяснение, не смог подавить улыбки, и откуда-то взявшееся облегчение, заставившее выдохнуть, — Хотя из Бяши херовая сестра какая-то выходит… — задумчиво добавил Ромка, — И страшная, как… — Антона прорвало на смех, и Ромка тоже не удержался, смеясь вместе с ним, — Ну ты понял, че я хотел сказать. Поэтому не парься. Антон ощутил такое облегчение, что ему трудно было выразить в полной мере то, что он сейчас чувствовал. Значит, получается, Полина не просто бывшая пассия? Она — нечто намного ближе, роднее, и та, кого Ромка ценил очень сильно, раз выражался о ней с таким трепетом и благоговением. Будто Полина действительно являлась его младшей сестрой, которую он хотел защищать. Но неужели это значит, что Ромка никогда не любил Полину в романтическом плане? Мысли крутились в вихре, а в горле стало сухо, будто Антон не пил воду неделями. Хотелось вывести Ромку на разговор, продолжить свои расспросы, чтобы побольше узнать об их с Полей отношениях, но он понимал, что это не его дело. Антон хотел произнести что-то вразумительное, как Ромка, вздохнув, проговорил: — Можно теперь просто помолчать? А то трещишь без умолку. Антон улыбнулся, произнося: — Ну давай… — стоило им замолкнуть на минуту, как Антон вновь заговорил, не упуская возможности поговорить с Ромкой обо всем, что ему приходило в голову, — Ром… — Ну че? — раздраженно буркнул Ромка. Антон вспомнил, что Ромка ведь сейчас там, в своем доме, большом и пустом, совсем один. В сердце кольнуло. Он и сам не понимал, почему более не сдерживался и вел себя так развязно, спрашивая у Ромки о таких вещах, о которых не стоило бы спрашивать уж точно, но желание было таким большим и неконтролируемым, что слова вышли из уст быстрее: — Тебе очень одиноко? Ромка ответил моментально, будто испугавшись, что к нему сейчас полезут в душу: — Нет, у меня ж Сонька есть, — с усталым смешком ответил Ромка, а затем зевнул, — с ним не соскучишься, — Антон улыбнулся. Печально, сочувственно, но тепло, — Мало того, что приставучая, так ещё и на кровать ссыт, а там потом воняет… — Ромка хохотнул, и его хохот вызвал в Антоне неописуемое волнение. Будто Ромкин смех нёс в себе какую-то печаль, которую он пытался старательно скрыть от посторонних глаз, тем более от Антона. От этой мысли, всплывшей совершенно не вовремя, Антон заметно сник. Не хотелось думать о плохом, но реальность была довольно жестокой. Ромка действительно был один, в компании своей овчарки. Антон потер глаза, представив на секунду то, как Ромка, возвращаясь домой, обнимал единственное существо, которое встречало его с любовью и искренней радостью. Как Соня кидался на него, облизывая своим шершавым языком его щеки и нос, и как Ромка со смешком просил его так не делать. От этой картины стало так грустно и так тяжело, что Антон прикусил губу, — Но не хуже твоей мази, конечно… Антон выдержал недолгую паузу, прижал трубку к уху сильнее, словно стараясь быть таким образом ближе к Ромке. Щека к щеке, и тепло кожи. И произнёс. Немного робко, но с таким заметным желанием и стремлением, что, наверное, Ромка, находящийся на той стороне трубки, на секунду оторопел: — Хочешь, я буду каждый день звонить? — последовал тихий выдох, и Антон ощутил, как его руки начинают заметно подрагивать, — Ты только трубку бери. Ромка, подождав секунду, ответил не так уверенно, как ранее, будто Антон только что нанес Ромкиной стене, служившей защитой, очень сильный ущерб: — Сказал же — нет. — Можем в города поиграть, — продолжал Антон, игнорируя Ромкин отказ. Не хотелось сбавлять обороты. Антон знал, что если уж Ромка ответил отказом на его вопрос, стоило бы остановиться. Но Антон, влекомый исступлением, просто не хотел отступать. Он хотел… Хотел больше говорить с Ромкой, больше времени проводить, больше узнавать и становиться ближе. Тем более после сегодняшних фраз, суровых взглядов, переживаний, и даже обещаний, он был преисполнен желанием стать смелее, чтобы действительно сдружиться с Ромкой, как раньше. Не бояться шутить, говорить все прямо, и, когда-нибудь, Антон решится даже на объятия. От мысли, что ему доведётся сжать Ромку так же, как и Володю, его словно подкидывало в небо. Когда-нибудь. — Вот пристал… — Ромка тяжело вздохнул, явно собравшись раздраженно выпалить нечто язвительное, — Сказал же… — Ром… — снова перебил его Антон, стараясь не сдвигаться с места, словно что-то пойдет не так, если он позволит себе хотя бы вдохнуть. — Ну чего ещё?! — взвился Ромка, и Антон, улыбнувшись очень широко и довольно, ответил вкрадчиво, тихо, и тепло: — Спокойной ночи. Ромка замялся, будто выпал на секунду, а затем совершенно ровно, не вставляя своих излюбленных шуток, ответил мягко, и так же очень, очень тихо: — И тебе спокойной ночи. Антон знал, что это довольно глупо и по-детски, но он очень старался растянуть этот разговор так долго, насколько ему хватит на это сил, поэтому когда из его уст сорвалось следующее, он понял, что пора бы ему на этом уже остановиться: — Пока. И Ромкин молниеносный, тихий ответ: — Пока. Антон незыблемо стоял, прижимая трубку к уху до тех пор, пока на той стороне не послышатся гулкие гудки, а затем, запрокинув голову, прикрыл лицо рукой, поджав губы, ощущая, насколько сильно его лицо горело сейчас. Стоило Ромке сбросить, и Антон будто пришел в сознание, а здравый смысл начал истошно кричать о том, что все сказанное и сделанное было не иначе, как полным сумасшествием. Безумием! Но… Сейчас Антон понял, насколько важен каждый момент, каждый разговор, каждая улыбка, неловкие взгляды, глупые, не имеющие смысловой нагрузки шутки, громкий смех, теплые, искренние объятия, и море… Море головокружительного веселья. Антон провел пальцем по гладкой поверхности телефонной трубки, откуда все еще слышались раскатистые короткие гудки. И понял. А ведь… Небольшая это, оказывается, цена, как считает Антон — быть забытым. Небольшая, по сравнению с потерей самого важного, самого близкого и самого яркого человека в его жизни. Как бенгальский огонь в кромешной темноте. Ромки. Жить надо здесь и сейчас. Найти в себе хотя бы толику смелости, чтобы решиться на что-то такое, на что не решился бы раньше никогда. Наконец обнять Володю, попробовать помочь на кухне, и… Попросить Ромкин номер, а потом и позвонить самому, ещё и предложить помолчать в трубку… Антон, наверное, обезумел на секунду, но это безумие сыграло ему на руку. Да, надо бы иногда быть смелым и говорить о важном. А иногда и важно вместе помолчать. Вспомнились строчки. Значимые. Впившиеся в сознание и сердце колючей проволокой. Те, которые Антон перечитывал несколько раз. И каждый раз — как в первый. Сергей Есенин. Забыть тебя? А с кем я буду Печали, радости делить? Пусть лучше все меня забудут Чем я смогу тебя забыть... Кожа покрылась мурашками. Да, не такая уж и высокая цена.