Индуцированный бред

Прижавшись к Биллу, Диппер чувствовал, как его мелко потрясывало от безысходности. Всë время казалось, что дыхание Билла вот-вот остановится, что жизнь оборвëтся и обезумевшее сердце, ëкнув, безвозмездно рухнет в бездну. Между пальцев скользило одеяло: тëплая ткань, приминавшая к матрасу два обездушенных тела. Дипперу казалось, что к Биллу он прилипнет. Тот дрожал, потел и безвольно двигался в оксибутиратном бессознательным. Диппер сжал его пальцы и уткнулся носом в шею. От Билла пахло синтетикой. Мерзкий химический запах и конвульсивные припадки делали Билла ещë более желанным. Кажется, Диппер окончательно свихнулся. Это нужно заканчивать. Диппер не был трезв. Он, кажется, вообще не помнит, когда в последний раз был по-настоящему трезв. Что-то обязательно всегда пьянило и отягощало рассудок, будь то наркотики или же попросту вытраханный мозг, бесконечно затуманенный безумием. К Биллу тянуло, манило. И нужно было выбирать, что делать дальше. Диппер оказался на развилке, пути назад не было, решение нужно принимать ежечасно, откладывать больше нельзя. И Диппер грязный, свободомыслящий распутник. Податься некуда, все двери закрыты. Он уйдëт, когда Билл очнëтся. Если очнëтся. Иначе эта песня не закончится никогда. Два милилитра чëртового бутирата заставляли задрачивать плеер с Placebo на повторе. В животе скручивало нетрезвое возбуждение, руки сами, вопреки, обнимали Билла. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Но Диппер уже давно утонул в непроглядной болотной трясине. Если целовать ключицы, то это поднимет мëртвого. Диппер растворялся, оглаживая плечо Билла, вкладывая всю свою нежность в каждое движение. За Биллом он чувствовал себя как за каменной стеной, это забавляло, ведь по первому зову он пойдëт за ним куда угодно. Откуда-то нужно было достать сил, чтобы распрощаться с этим всем, а лучше — не морочить себе голову и сразу броситься под поезд. Это было бы единственным здравым решением в жизни Диппера. Ему было так хорошо и так плохо одновременно, что невозможно было думать ни о чëм существенном. Только урывками Диппер понимал, что он, фактически, обдолбался рядом с Биллом, который, возможно, уже сдох, что целует и гладит его же мëртвое тело. Если умереть одновременно, то попадут ли они в прекрасный Элизиум? За оградой и туманностью, туда, где царит вечная весна, где неизвестна фрустрация, где бесконечна линия любви, где им двоим нет места. Билл прокашлялся, не открывая глаз. Диппер смотрел в окно и ловил взглядом первый снегодождь. Он бы давно потерялся во времени, если бы не бесконечное поглядывание на часы, сверение временного парадокса и парадокса, лежащего под одеялом. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик. Так. Было уже два часа дня. От недосыпа бросало в дрожь. Диппера морило, как сонную муху, но Билл рядом не позволял сомкнуть глаз. Диппер высунулся из-под одеяла и подошëл к столу, оперевшись на него обеими руками. Пространство пошатнулось, затошнило. Его наклонило вперëд, пришлось зажмуриться и выпасть из реальности на несколько минут. Диппер опустился на ковëр и ползком добрался до тумбочки. В зип-локе оставалось несколько грамм кокаина. Он, трясущийся как тварь дрожащая, едва сделал себе кривую жирную дорогу. Надо было взбодриться и дойти до ближайшего магазина. Диппер зажмурился, когда по задней стенке горла прошëл порошок. От себя и аддикций уже тянуло наблевать на чистый ковëр. Диппер бы жопу продал за пару грамм побелки со стен, Диппер — дешëвая блядь. А ведь когда-то он не был таким. От воспоминаний тоска навалилась на плечи тяжëлым грузом. Тогда цвета были ярче, психика стабильней, трава зеленее, а грязным его называли только в буквальном смысле. Диппер — паразит, всегда им был. Врачом, он хотел стать врачом. Дипперу далеко за двадцать, а он так и не отделался от самобивания и жаления себя. Разве черви способны на кризисы? Он думал, что в двадцать шесть лет уже станет взрослым, важным, напыщенным индюком, но нет, не сложилось. Диппер напялил худи, чтобы стать неприметным, желательно, самым неприметным во всей вселенной, и аккуратно набросил поверх Билла красный шарф. Приятная ткань, наверное, кашемир, полностью провонявшаяся табаком, отголосками парфюма и гарью. От Билла часто пахло чем-то неосязаемым: сладкий цветочный парфюм в розовом флакончике, медицинский спирт и металл. На улице было ужасно холодно, небо заволокли тучи и мрак, стоял запах мокрого асфальта, а воздух бил своей свежестью. Диппер плохо ориентировался на новом месте, поэтому шëл исключительно по инерции и наитию, наугад. Он пялился на небо, задрав голову вверх, пока мороз пробирался под кожу, вороша внутренности. Диппер глухо кашлянул и огляделся по сторонам. Ноги сами привели его к круглосуточному магазину. Внутри он сновал между рядов, наполняя корзину. Удавалось это делать с тяжким трудом, потому что не хотелось ничего. Совершенно ничего. Ред буллы в красивых баночках, прямиком из холодильника, полторашка минералки, злаковые йогурты, мюсли, кошачий корм... От мыслей и несуразности кружило голову, он схватил первых попавшихся продуктов и прошëл на кассу. — Мне две пачки красного Мальборо и... Какие-нибудь сладкие, — тихо промямлил он, не поднимая глаз, когда все товары были пробиты. — Чего? — Две пачки красного Мальборо и две пачки сладких, — с усилием воли он сделал голос громче и взглянул на кассира. На него смотрела пара бездумных карих глаз. Парень несильно младше него пытался разобрать его нетрезвый говор. Его губы были обветрены, по уголкам красовались заеды, глупый свитер с черепком болтался мешком на его тощей физиономии. Диппер вздохнул, сдерживая себя. — Две, блять, пачки сраного красного Мальборо и две пачки любых сладких, сука! — Прокричал он, сжимая кулаки в карманах худи. Парень удручëнно кивнул и принялся шариться в сигаретах. — А удостоверение не покажете? — Сипло, стушевавшись, едва не пропищал он. — Да, без проблем, — буркнул Диппер, испытывая стыд за свои действия. Он протянул ему документ и купюру в сто долларов. Расплатившись, Диппер вышел прочь, крепко держа тяжëлый пакет. — Подождите, вы забыли сигареты, — Диппер обернулся, наткнувшись на скромную улыбку кассира. — Спасибо. — Диппер подошëл ближе, забирая пачки и перекладывая их в пакет. Парень всë ещë смотрел на него. — Что-то не так? — Нет, всë хорошо, то есть, нормально, — нелепо парень показал палец вверх и усмехнулся. Диппер пожал плечами и развернулся, когда на его плечо упала ладонь. — Джек. — Супер, — Диппер закатил глаза, доставая сигарету и подкуриваясь. — Отсосëшь? — Он усмехнулся, оглядывая Джека, его покрашенные в чëрный волосы и округлившиеся глаза, которые Джек тут же отвëл вниз. — Сижку будешь? — Дождавшись утвердительного кивка, Диппер протянул ему сигарету. — А тебя как зовут? — Джек прочистил горло и закурил. — Меня? — Диппер усмехнулся и поднял глаза, касаясь пальцами щеки Джека. — Демиан. Приятно познакомиться.

***

Диппер потушил окурок носком грязных ботинок и, сверкая глазами, прошëл в магазин за Джеком. Когда дверь была закрыта, они вдвоëм поместились в маленькой уборной. Диппер провëл по волосам Джека и облизал губы. Джек смотрел на него щенячьими глазами, и Диппер не мог понять, почему это происходит. Тогда он ухватил Джека за член через узкие джинсы и склонился над его ухом. — Птица выбирается из яйца, — Диппер одной рукой расстегнул его джинсы. — Яйцо — это мир. — Он ухватил его за член, начиная нежно водить рукой вверх-вниз, задевая головку большим пальцем и размазывая предэякулят. — Птица летит к Богу. — Второй рукой он проник ему под футболку, пальцами пересчитывая позвонки и ускоряя темп. От Джека разило девственностью за версту. Диппер прижимал его к стене и тëрся о его ногу через штаны. Мозгом владела злость на Билла и наркотическая эйфория. На лицо Джека смотреть не хотелось, не хотелось вслушиваться в его стоны и фразы. И Диппер не вслушивался. Он не представлял рядом с собой Билла, нет, всë это было грязным животным порывом и маленьким тошнотворным представлением. Джек кончил в его ладонь, его член пульсировал, а по пальцам, отзывающимся болью, ещë ночью заляпанным кровью вперемешку с рвотой, стекала сперма Джека. — Бога зовут Абраксас. — Диппер вынул руку и вытëр еë о волосы Джека, начиная давить ему на голову, заставляя опуститься перед ним на колени. Когда резинка была натянута на член, Диппер прикрыл глаза, толкаясь в рот. Перед глазами стояло только одно лицо. В голове бушевали только мысли о Билле. Ëбаный ублюдок. Он сжал волосы Джека и посильнее упëрся лопатками в стену. От злости Диппер сознательно впивался пальцами в смольные волосы. А у Билла совсем не такие. И пахнет от Билла иначе. Диппер сделал резкий толчок, как будто это Джек думал о Билле, а не он. Выгнать бы всех бесов из собственной черепной коробки-каморки, с бесами выгнать и Бога, потому что Бог — это Билл. Перед глазами плыло, дребезжало, на губах ощущался запах Билла, у Билла запах осязаемый. Диппер закусил губу и заскулил, как помоечная псина. Джек не сосал так хорошо, чтобы выдавать из себя блядственный скулëж. У Билла волосы мягче, чем у Джека, у Билла губы хоть и сухие, потрескавшиеся, кровавые, но без заедов. У Билла почти нет прыщей, а если есть, то только мешающиеся с родинками и веснушками на спине. От Билла, от одного только его имени пробирало до самых гвоздей приколоченного сердца, делалось так хорошо, что Диппер только и мог, что захлëбываться слюной и представлять внизу иное существо. Если Джек — точно человек, причëм понятный и тривиальный, то Билл — определëнно существо, окутанное озоновым мраком. Выгнать бы его из головы, раствориться в небытие, но единственное, что сейчас может Диппер — кончить в презерватив. Дальше все происходило как по выпестованному сценарию: снять презватив, вымыть руки и член холодной водой, сухо поблагодарить за отсос и на ватных ногах дойти до номера в отеле. В отеле догнаться, покормить Бруно и сделать завтрак. Из Бруно, с его лапками, вышел бы лучший повар, чем из Диппера. — Билл, — Диппер мягко коснулся его плеча и наклонился ближе к шее, целуя. — Билл, просыпайся, тебе нужно поесть и выпить воды. — Билл не реагировал, тогда Диппер начал его тормошить. — Билл, просыпайся, блять. — Он промычал что-то совсем бессвязное в ответ. — Я сделал завтрак. Давай, не беси меня. Диппер вздохнул и взял бутылку воды, начиная лить еë Биллу на лицо. Он подскочил, неясным взглядом пытаясь сориентироваться в пространстве, уцепиться взглядом за что-то знакомое. В его глазах плескался страх. Когда Билл наткнулся на глаза Диппера, то испуганно на него посмотрел. — Сосенка? — Билл, откровенно, мямлил. Его зрачки были расширены, капилляры лопнули, Билл обессиленно сжал Диппера в объятиях. — Где я, Сосенка? — В отеле, Билл, мы в отеле, в Орегоне, на социальном дне. — Диппер с силой отстранился от Билла. — И не трогай меня. — Почему? — Растрëпанный, испуганный, обезвоженный и уязвимый Билл выглядел незнакомо. — По качану, блять, и по капусте. Жри и не задавай лишних вопросов. Я ухожу. — Хорошо, Сосенка, куда, надолго? А где мы? — Билл выглядел до кошмарного жалким. — Ты долбаëб? На дне, Билл, в трясине, в жопе. Навсегда ухожу, Билл, я подумал, тебе лучше сказать об этом лично. — Диппер поднялся с кровати и окинул номер взглядом. — Мы дома, да? — Билл оглянулся, не воспринимая на слух остальные фразы, брошенные Диппером. Тот усмехнулся, стоя по центру номера с голым торсом. — Можно и так сказать. — Диппер надел водолазку, пальто и тот же красный шарф. Билл выглядел до невозможного потерянным. Лучше на него не смотреть. — Ты куда? — Билл бросил обеспокоенный взгляд. — К чëрту на куличики, но уже не к белобрысому. Я заберу пару грамм и свернутые купюры, идëт? — Ты меня бросаешь? — Диппер не отреагировал, только развернулся, проходя к двери. — Сосенка, не уходи, — жалобно проскулил Билл, сжимая одеяло. Диппер остановился и, улыбнувшись, показал ему средний палец. — Иди нахуй, Сайфер. — Сосенка, нет, — он испуганно посмотрел на Диппера. — Нет-нет-нет, не оставляй меня, — Билл подорвался с кровати, сразу шарахаясь на пол. Он тихо блякнул и зажмурился. В глазах стремительно темнело, затошнило, а в левом боку закололо. Диппер стиснул зубы от злости, начиная считать про себя, лишь бы успокоить в себе гнев. Пора. Он дëрнул за ручку и шагнул в коридор. — Диппер, нет, не уходи, — в его голосе отчëтливо слышалась безнадëга на грани со слезами. Билл предпринял ещë одну попытку подняться. Он путался о собственные ноги и опирался плечом на стену, чтобы было легче дойти до двери в мысленной вакханалии. Билл вывалился в коридор и схватил Диппера за штанину. — Не уходи, не оставляй меня. — Расплавтавшись в коридоре, Билл обхватил его ногу. — Отпусти. — Холодно выдал Диппер. — Я серьëзно, отпусти меня и не скули. — Сосенка, нет, не уходи, — у Билла слезились глаза, нижняя губа подрагивала, последние силы уходили на то, чтобы удержать Диппера возле себя. — Ты не можешь так со мной поступить. — Ещë чего скажешь? — Диппер хмыкнул и стряхнул руки Билла, ударяя каблуком ботинка по его пальцами. Билл шикнул и попытался ухватиться вновь, но Диппер лишь пошëл дальше по коридору под громкие возгласы Билла. — Я убью себя, Сосенка, — Билл кричал, захлëбываясь слезами. — Замечательно, попробуй использовать аорту в качестве удавки, маякни с того света, если получится. — Фигура Диппера растворялась, а Билл пытался донести мысль сквозь рыдания. — Я изменюсь, правда изменюсь, Диппер, нет, пожалуйста, нет. — К ковру в коридоре прилип снег с чьих-то ботинок, стоял жуткий холод, всë виделось скромным, холодным и синеватым маревом. Но Диппер уже ушëл, оставляя Билла в полном одиночестве вместе с Бруно. Билл заполз в номер и прислонился спиной к двери. Биллу было страшно, в голове почему-то вертелись мысли о Хиросиме и Нагасаки. О всех войнах этого мира. О поглощающем одиночестве и масонах. На дереализацию выводило третье чувство. Последние события нескольких дней стëрлись из памяти, Билл даже не знал, в каком городе находится. После передозировки страшно просыпаться, потому что этот опыт меняет мышление и проверенные серые полосы жизни. По тошноте, ряби в глазах, спутанной речи и обстановке Билл мог только догадываться о произошемшем. Кости безбашенно ломило, делалось хуже прежнего. Билл сжал свои спутанные волосы. — Сука-сука-сука, — Билл завалился у самой двери просто потому, что это единственное, что он мог. На полу был плащ Диппера. Он прижал его к груди, вдыхая запах. Билл не хотел этого, совершенно не желал. Жажда жизни всë равно теплилась в нëм где-то рядом с торчливой тягой. В мире с восемью миллиардами человек он сказочно одинок. Одиночество разрушает личность, бьëт под дых, заставляя давать слабину и жаться к вещи единственного друга, лить на неë слëзы. Казалось, что сухожилия рвутся. Раскалëнным металлом заливается мозг. Распаляется сознание, меняется ретроспектива. От боли хочется немедленно умереть, но этого не будет. Если Билл спрыгнет с крыши, то в полëте появятся крылья. Если Билл бросится под поезд, то станет свидетелем артхаусного сценария, где огромная махина превращается в детскую игру. Если Билл будет играть в русскую рулетку, то никогда не проиграет. О, кажется, пьянство здесь не поможет, разве что Билл будет глушить скипидар. Фантастический день. Прожорливая Бруновская морда подъела завтрак с тарелки. — Иди сюда, — мягко и хлипко позвал его Билл, точно щипцами вытягивая из себя что-то помимо ругательств. Бруно же даже глазом не повëл, облизывая переднюю лапку. Билл не понимал, зачем ему это всë, выстроенное по кирпичикам, ему всë равно больше некому дарить жизнь. Билл тот ещë идиот. Биллу даже не требовалось заканчивать клоунское училище, чтобы быть лучшим в этой области. Навязчиво в голове вертелись суицидальные мюсли, их можно было залить желудочным соком и съесть на завтрак. Колошматило, сил на подняться не было. Тяжесть оболочки ощущалась каждой клеточкой тела, перед глазами стояла дымка, дыхание было слабым. Разве Билл когда-то просил дарить ему жизнь?