Потерянный свет

      Становится жарко, тело неприятно сводит дрожь, а руки впиваются в постельное белье. В голове раздается щелчок и… Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Пять выстрелов. Тело падает на пол, алая кровь начинает растекаться рекой. Понимаешь, что ничем не можешь помочь. Она была всего лишь маленькой девочкой. Глаза жмурятся, снова щелчок, выстрелы, все это раздается несколько раз эхом, а после просто гул, от которого голова начинается раскалываться пополам. Глаза открываются, и девушка садится в постели, затягивая ртом воздух, будто он совершенно закончился в легких. Ее рыжие пряди в длинном каре ниспадали на тонкие плечи, которые она отводит назад пальцами, зарываясь в них, мокрые — неприятно. Прислушивается ко всем звукам в доме. Тишина. Все еще дремлют, время на часах показывало всего лишь пять утра, выходной.       Иногда она завидует своим младшим сестрам. Они не видели того кошмара, что пришлось пережить ей, и не видят эти воспоминания во снах каждую ночь, которые каждый раз повторяются, один и тот же момент.       Девушка встает с кровати, отбрасывая мягкое одеяло в сторону, надевает на ноги свои уютные тапочки и подходит к окну, чуть приоткрывая штору. Ей всегда нравилось встречать рассвет. Волшебное время, когда ночь плавно уступает место дню. На горизонте появляется нежный свет, и небо начинает расцветать яркими оттенками розового, оранжевого и золотого. Птичьи голоса наполняют воздух, создавая мелодию нового начала.       Туман мягко стелется по земле, а первые лучи солнца пробиваются сквозь облака, обнимая природу теплым светом.       — Когда это закончится… — шепчет девушка и тяжело выдыхает воздух через приоткрытые губы. Закрывает глаза и вдыхает свежий воздух из приоткрытого окна.

***

      Олег и Сергей столкнулись с непростой задачей: им нужно совмещать воспитание своей новорожденной дочери и работу. Каждый день начинается с раннего утра, когда маленькой Саше требуется внимание и забота. Олег, как правило, отвечает за утренние процедуры: кормление, смену подгузников и успокаивание. Это занимает немало времени, и он часто понимает, что уходит больше времени, чем он рассчитывал.       Разумовский, уставший от бесконечных забот, предавался одиночеству, как будто оно стало его вторым я. Каждое утро начиналось с тяжелого вздоха, когда он осознавал, что радость, которая ранее заполняла его дни, вдруг растворилась в сером облаке апатии. Ребенок, долгожданный и желанный, стал причиной его внутреннего кризиса, а не утешением. Работа. Нужно работать и в то же время восстанавливаться после родов. Он старается организовать свой рабочий график так, чтобы быть рядом с дочерью. Сергей работает удаленно, но даже это не облегчает ситуацию. Постоянные звонки и встречи по работе накладывают отпечаток на его внимание к семье. Парень часто отвлекается на плач малышки или на необходимость помочь Олегу. Но не каждый же раз.       — Заткни её пасть! Сколько можно раз повторять, что я работаю?! Олег, ты вообще меня слышишь?! — грубо отозвался Сергей, появившись на пороге их собственной спальни, в которой был организован уголок для их дочери: кроватка, игрушки, пеленальный столик, всевозможные шкафчики для хранения детских вещей.       — Хватит орать! От твоих воплей она никогда не успокоится! — раздраженно выпаливает Волков, аккуратно покачивая Сашу на руках и пытаясь любыми путями дать ей пустышку в маленький рот, но та отказывается, корчит лицо и выплевывает ее, снова кричит. — Я делаю всё, что могу! Но, может, ты тоже мог бы немного отвлечься от работы и помочь?!       — У меня дедлайн через два дня! Мне нужно сосредоточиться! А не слушать этот бесконечный плач!       — Ты думаешь, мне это нравится? Я тоже не могу сосредоточиться, когда она кричит как потерянная! — фыркает татарин и снова использует попытку дать заветную пустышку в маленький рот. — Сашенька, ну, прошу тебя, возьми ее, возьми, девочка моя… — молит Олег уже спокойной интонацией. С дочерью он всегда был нежен, находил некую гармонию, когда находился рядом с ней, был обязан дать защиту.       — Так что же ты предлагаешь? Сидеть и ждать, пока она сама успокоится? — жестикулирует Сергей и раздраженно смотрит на партнера.       — Может, стоит попробовать её покачать или спеть что-то? Мы оба её отцы, но почему-то все это время сижу с ней я!       — Да, я отец, но это не значит, что я должен быть нянькой 24/7! У меня есть работа! — Разумовский складывает руки на груди и хмурит брови.       — А у меня нет? Ты думаешь, что только ты один занят? — Волков следит за каждым его движением. Он совершенно его не узнавал. Сергей стал другим после родов, будто подменили. Из нежного, доброго, который ждал рождения ребенка больше, чем Олег, стал холодным, нервным, огонь в глазах потух и запах. Запах изменился, стал ещё больше отдавать кислинкой, но татарину это казалось сущей кислятиной, от которой воротило. Каждый его жест теперь оборачивался резким движением, каждый взгляд — угрюмым испытанием. Татарин, наблюдая за этим преобразованием, не мог отделаться от ощущения, что перед ним стоит не человек, а тень прежнего Разумовского.       — Помочь? Да ты только усугубляешь ситуацию! Твой способ «помощи» — это просто кричать на меня!       — Я не кричу на тебя! Я просто пытаюсь донести, что мы должны работать вместе! Мы оба в этой ситуации!       — Да, но ты не понимаешь, что мне нужно сосредоточиться! Я не могу думать о работе, когда в соседней комнате раздаётся этот крик!       — Хорошо, давай попробуем решить это по-другому. Может, я возьму её на прогулку? А ты постарайся поработать, — Волкову наконец-то получается найти компромисс, весь пыл сходит на «нет».       — Ладно… Возможно, это и правда поможет. Но если она не успокоится, я не отвечаю за свои слова… — они бросают на друг друга косые взгляды. Разумовский берет на руки дочь. Саша успокаивается на удивление быстро. Значит нуждается в нём. Тогда что не так? Почему он так себя ведет? Вот же она, дочурка, ради которой он был готов сделать всё, положить весь мир к её ногам, чтобы она ни в чем не нуждалась, подарил ей жизнь.       Вечером Сергей смотрел на маленькое чудо, спящее в колыбели, и чувствовал, как мрачные мысли затягивают его в бездну. Крики Волкова о помощи казались эхом в пустоте его разума. Он пытался найти опору, но каждый разговор о маленьких радостях вызывал у него лишь досаду. Вспоминал, как раньше мечтал о детях, о семейном счастье, но теперь эти мечты давили на него как твердое облако. Может быть, это всё очень рано?       В тот же момент понимал, что это временно, но тени неуверенности облекали его в железный кокон. Каждая улыбка ребенка напоминала о его собственном внутреннем аду, о том, как далеко он ушел от самого себя. Он изо всех сил старался восстановить гармонию, но грусть держала его в своих объятиях, не желая отпускать.       — Серый… — Олег останавливает его руки, которые всё это время перебирали детскую игрушки. — Милый, ну посмотри на меня. Что с тобой происходит? Может быть, стоит наконец-то сдать назад и отдохнуть? — татарин бережно убирает его рыжие пряди назад, за уши, берет лицо, которые вновь стало острым и нежным, смотрит в голубые глаза. Такие уставшие. Игрушка падет на пол с легким звоном.       — Олег, я не понимаю… — Разумовский располагает голову на коленях Волкова, волосы, словно огонь, тут же растекаются, а чужие пальцы зарываются в них и медленно перебирают. — Не понимаю, что происходит. Я вынашивал её, проходил круги ада, чтобы это сделать, я подарил жизнь, тогда к чему у меня такое отвращение? Не подумай, я правда хочу помогать, это моя прямая обязанность. Тогда почему так?.. — парень смотрел в одну точку, глаза были напуганы, тело неприятно сводило, даже трясло. — В какой-то момент мне хочется её прикончить… Это же ведь ненормально. Я сошёл с ума? — он вдруг встает и берет Волкова за плечи, будто вымаливая ответ. Глаза неприятно щипало.       А что Олег? Парень даже опешил от такого признания, горло свело, слова не могли выйти наружу. Но нужно отвечать. При чем срочно. Волков обхватил острые скулы и нежно огладил, заставляя рыжего внимательно посмотреть на него. Татарин тут же вытер выступившую слезу.       — Ты просто очень устал, слышишь? Тебе нужно выспаться, прийти в себя. Саша тянется к тебе, ты же сам это видишь, ты ей нужен, она не может без нас двоих, — Олег внимательно изучал чужой взгляд, в котором виднелась тревога и смятение. — Все те опасения за будущее стали реальностью, но взгляни вокруг, разве всё так плохо? Твоя работа процветает, ты получаешь прибыль, она никуда не убежит. Ты не один. Да, сейчас непростой период, и это нормально. Многие проходят через послеродовую депрессию, и это не говорит о том, что ты плохой отец или что-то не так с тобой.       Сергей вздохнул и посмотрел на Олега, его глаза были полны сомнений.       — Знаешь, — продолжал Волков, — после рождения малыша всё меняется. Это огромная радость, но также и колоссальная ответственность. Да, может быть, мы поспешили с тобой с этим, но мы не отказались от этого. Твои чувства, даже если они тяжёлые, — это нормальная реакция на изменившуюся жизнь, — он целует его в губы нежным поцелуем и укладывает к себе на плечо, чувствуя на своем торсе руки, обвивая его. — Ты должен позволить себе чувствовать то, что ты чувствуешь. Это не слабость, а проявление человеческой природы. Постарайся говорить об этом, делиться со мной. Ты не должен всё держать в себе.       Он снова целует, но на этот раз в шею и чувствует, как снова вдыхает сладкий запах апельсина, даже слаще, чем обычно. Олег искренне радуется, что тот наконец-то смог расслабиться в объятиях. На лице заметна легкая улыбка.       — Спасибо, Олег, мне это очень важно, — тихо сказал Сергей, утирая соленую влагу о футболку любимого.       — Ты не один, милый. Вместе мы справимся, — весело улыбнулся Олег, и в этот момент Разумовский почувствовал, что надежда всё же есть.       После они просто садятся вместе и смотрят на спящую Сашу, понимая, что все усилия стоят того.

***

Щёлк. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

***

      Саша росла, как маленький солнечный лучик, наполняя окружающий мир своим ярким присутствием. У неё были рыжие волосы, которые переливались на солнце, словно огненные языки. Эти волосы, чуть вьющиеся, обрамляли её лицо, придавая ей озорной и игривый вид. Карие глаза девочки светились добротой и любопытством. В них читалась искренность и желание познать мир вокруг. Она часто смотрела на людей с интересом, как будто пыталась разгадать их мысли и чувства.       Внешне девочка напоминала Волкова — с его характерными чертами лица: чуть раскосые глаза и выразительные брови, а также слегка смуглая кожа. Эта схожесть придавала ей особое обаяние. Рыжая татарка, надо же. Сергей всегда подначивал Олега, что растит его маленькую копию. Её улыбка была широкой и открытой, а смех — заразительным. Саша была не только красивой, но и умной девочкой, которая умела находить общий язык с окружающими, привлекая к себе внимание и дружбу.       Каждый день она становилась всё более уверенной в себе, открывая новые горизонты и мечтая о великих свершениях. Свершениях?..

***

      Саша сидела на полу, обняв колени и глядя в пол. Её голос был тихим, но в нем чувствовалась сила воспоминаний.       Я помню тот момент так, будто это было вчера. Это была не игра, как в шахматах, где всё просто и понятно. Нет, это было настоящее, реальное. Мой папа Сережа всегда говорил, что жизнь — это шахматная партa, но никто не мог представить, как страшно выглядит эта игра на самом деле.       Она вздохнула, глаза наполнились слезами.       Я была там, и не могла ничего сделать. Мне было всего десять. И я — ребенок, видела, как он… как он убивал людей. Один за другим взрывались чокеры на шеях людей. Это было ужасно. Лицо отца было спокойным и решительным — как будто всё, что происходило вокруг, было частью его стратегии.       Саша закрыла глаза, пытаясь забыть ту картину, но в голове всё снова и снова прокручивалось.       Я была как шахматная фигура, не могущественная, просто пешка на поле. Я чувствовала, что могу сдвинуться, изменить ход событий, но была парализована страхом. Я видела, как он стрелял в папу Олега… У меня был такой ужас в сердце, но я не могла подойти, не могла закричать. Я просто стояла и смотрела, как всё это происходит. Алая кровь, его тяжелый вздох. А ведь вместо него могла быть я…       В её глазу сверкнула слеза, которая медленно скатилась по щеке.       Это было настоящее кровавое месиво. Я слышала, как он смеялся, как будто это был утренний кофе — нормально, привычно. Но я знала, что за каждым выстрелом стоит жизнь, а я, участвуя в этом — не могла помочь. Наверняка, как пешка, я могла бы просто исчезнуть, но я оставалась на этом поле, несмотря на все ужасы. Я смотрела на Игоря и видела, как тот решительно продумывает каждый свой ход, его сознание путалось, но он пытался. Пытался сохранить жизни. У него не получалось…       Иногда, когда я закрываю глаза, я вижу те моменты вновь. И всё равно не понимаю, как могу любить человека, который сделал это. Мой папа стал монстром, а я осталась лишь фигурой, которая потеряла своего короля в этой ужасной игре.       Саша тихо продолжила свой рассказ, словно боясь, что каждое слово может привлечь внимание той самой смерти, что следовала за ней.       После того, как всё это произошло, моего папу забрали. Его упекли в психлечебницу, и я помню, как это было — он просто исчез. В глазах врачей и людей он стал сумасшедшим, а для меня он был, ну, моим отцом. Мой папа Олег всегда был сильным, но, как и многие, он столкнулся с трудными испытаниями. Я помню, как он увлечённо рассказывал мне истории о своей службе. Но у него было и другое лицо — лицо человека, который перенёс глубокие раны. Он никогда не говорил о том, что случилось, но мне всегда казалось, что его тёмные демоны преследовали его. Пять ранений… Я не могла поверить, что это правда. Он выживал, но что на самом деле осталось от него? Я часто думала: жив ли он или погиб? Тяжёлые думы не давали мне покоя.       Она скривила губы, вспомнив, как непросто было это время.       А меня отправили в детский дом. Я чувствовала себя потерянной, как та пешка, которая вдруг осталась одна на клетчатом поле. Всё вокруг меня было совершено чужим — никто не понимал, что я пережила. Я скучала по нему, надеялась, что он найдёт способ выбраться и заберёт меня.       Саша сделала паузу, её мысли блуждали по тёмным коридорам памяти.       Прошел год. Олег забрал меня. Я была рада, что он остался жив, но понимаю, что раны до сих дают ему огромную боль. Он простил отца, хоть это было и тяжелой ношей. И я простила… Наверное.       И вот, когда, кажется, всё начало налаживаться, когда я смогла хоть немного успокоиться, у меня появилась младшая сестра — Динара. Она была такой беззащитной, маленькой, и я старалась быть хорошей сестрой. Но в глубине сердца я всё равно чувствовала это неизменное присутствие — ощущение, что за мной ходит смерть.       Девушка отвела взгляд, чувствуя холодок, пересекающий её душу.       Я знала, что она всегда здесь, невидимой тенью. Каждый раз, когда я смотрела на Динару, меня охватывал страх — вдруг все эти тёмные тени снова вернутся? Я старалась защитить её, но как можно защищать кого-то, когда за тобой стоит сама смерть? В глубине души я постоянно спрашивала себя: «Что, если она тоже сделает шаг на эту опасную дорогу?» Я желала ей счастья, но это чувство, это присутствие смерти — оно никогда не покидало меня. Иногда мне казалось, что жизнь — это просто игра, где я снова и снова оказываюсь в роли пешки, не способной сделать ход, пока не станет слишком поздно.       Ещё через два года родилась Алиса. Она была такой весёлой, такой энергичной. Когда я впервые увидела её, в сердце моём заиграла надежда. Я знала, что должна защищать их, делать жизнь сестер яркой и насыщенной, несмотря на мои собственные тени. Никому не говорю о своих чувствах, хотя знаю, что отцы всё прекрасно видят и понимают.       Сейчас мне восемнадцать. Динара и Алиса бесподобны, и я готова отдать всё, чтобы они никогда не узнали о той боли, которую переносила сама…

***

      Комната была наполнена теплым светом, который исходил от лампы, что стояла на тумбочке. На стенах пролетали блики, отражаясь от рамок с застывшими в сердцах моментами — фотографии семьи, запечатлевшие смех и радость. В углу стояла книжная полка, загруженная любимыми книгами, а на столе уютно располагался небольшой кактус, добавляя живости в атмосферу.       Саша сидела на мягком диване с ноутбуком на коленях. Она смотрела видео, где Олег, ее отец, учит её делать первые шаги. Её сердце наполняло тепло и радость, когда она видела его энергичным и веселым: он был таким полным жизни. Его голос — звонкий и громкий — звучал в записи, излучая искреннюю поддержку и любовь. Она ловила каждое его слово, каждую мелодию его смеха, и в эти моменты ей казалось, что этот голос снова рядом.       Саша широко улыбалась, вспоминая те счастливые дни, когда она, держа папу за руку, делала свои первые шаги. Она скучала по этому голосу, по тому, как он подбадривал ее, как его слова наполняли ее уверенность. В комнате словно звенели воспоминания, и ей хотелось, чтобы эти мгновения никогда не заканчивались. Она знала, что эти видео — это не просто записи, а драгоценные кусочки времени, в которые у них всё было хорошо.       Волков вышел из соседней комнаты, где укладывал Динару и Алису. В мягком свете ночника он увидел, как они уютно устроились под одеялами, их лица были спокойными и умиротворенными. Он тихо закрыл дверь, стараясь не разбудить малышек, и направился в гостиную. Как только мужчина вошел, его внимание привлек звук, доносящийся из ноутбука. Это было видео с воспоминаниями, которое смотрела его старшая дочь Саша. Олег остановился на пороге, прислушиваясь к мелодии и голосам, которые звучали из динамиков. В кадре мелькали моменты их семейной жизни: радостные праздники, поездки на море, первые шаги дочери. Олег почувствовал, как сердце наполнилось теплом и гордостью за свою семью. Он всегда помнил о том, как Разумовский просто обожал снимать их каждый совместный момент вместе.       Но вскоре его внимание привлек один момент: на экране появился фрагмент с их с Олегом и Сашей, когда ей было всего пять лет. Они вместе лепили снеговика во дворе, смеялись и бросали друг в друга снежки. Олег вспомнил этот день — как они с дочкой строили снеговика, а потом катались на санках. И закадровый голос Сергея, он комментировал каждую секунду.       — Саша… — хрипло позвал её Олег, который медленно приближался к дочери.       Девушка испугалась, как будто его появление нарушило саму магию момента. Чувство вины и стыда охватило её, и она, быстро нажав на кнопку, выключила видео, словно это могло стереть все её чувства. Олег подошел ближе и сел рядом с ней на диван, не произнося ни слова, но в его взгляде читалось понимание. Он обнял её крепко, словно защищая от всего на свете. В этом мгновении Саша поняла, что настоящие воспоминания хранятся не только в картинках, но и в теплоте объятий, что даже в страхе и сомнении всегда есть место для любви и поддержки. Она уткнулась в его плечо, и в тишине комнаты они остались вместе, словно время остановилось.       — Помнишь, как мы тогда снеговика назвали? — спросил он с улыбкой, вдыхая запах свежей сирени, который исходил от дочери и радовал в любой время года, задавая ностальгию по поздней весне и началу лета. Но в этом особом запахе всегда чувствовалась примесь его собственного, что было нетипично для девочки-омеги.       — Конечно. Папа предложил назвать его «Снежный король», — ответила Саша, смеясь. — Он был самым большим снеговиком во дворе…       В эту секунду Олег ощутил, что именно такие моменты делают жизнь по-настоящему значимой. Он был благодарен за каждую миллисекунду, проведенную с семьей.       — Я скучаю по твоему голосу, такому звонкому, радостному. И папа был совсем другим, искренним что ли… — произнесла вдруг       — Знаешь, Саша, — сказал он тихо, — мне жаль, что всё произошло именно так. Поверь, мы с папой всегда желали тебе только самого лучшего, просто… Мне не нужно было оставлять его одного. Это было моей ошибкой, за которую я поплатился. Он стал известен, богат, а я кто? Я не нашёл своего места в жизни, начал заниматься беззаконием, где отлично платили…       — Я… Я не осуждаю, потому что вы мои родители… — девушке было тяжело это осознавать, но всегда переступала через себя, потому что любовь и поддержка отцов, кем бы они не являлись, ей всегда была важна. — Просто хочу, чтобы мы были в безопасности. Ты обещаешь? Папа, скажи. Ты обещаешь?.. — Саша взглянула на него черными глазами, Волков всегда смотрел на старшую, словно в зеркало.       Олег смотрел на лицо своей дочери, светящееся ожиданием. Он произнес обещание, словно заклинание, которое должно было защитить ее от всех невзгод.       — Обещаю, кадерле , я сделаю все, чтобы вы были счастливы… — произнес он, хотя в глубине души его терзали сомнения. Сердце его, полное любви, отзывалось тревожным эхом.       Сквозь радость дочери он ощущал надвигающуюся бурю — как призрак, который вовсе не желал исчезать. Татарин знал, что жизнь всегда полна неожиданных поворотов, что самые крепкие узы могут порваться в один миг. И хотя он пытался облечь свои слова в уверенность, тяжелые предчувствия, как тяжелые тучи, сгущались над ним. Каждый момент ожидания становился испытанием.       Он усмехнулся, но улыбка его была горька. «Что-то все равно пойдет не так», — шептал внутренний голос. Он задал себе вопрос: достойны ли его слова доверия? Или это всего лишь ловушка, созданная его собственными страхами? Олег изо всех сил желал удержать этот момент, пока он может, но понимал, что обещания — лишь иллюзия, ранимая, как хрупкое стекло, с которым не по силам бороться.       Саша кивнула с энтузиазмом и обняла папу крепче. Волков е противился этим объятиям, наоборот, прижал её сильнее к себе и нежно поцеловал в рыжую макушку. Тишина. Только в дальней комнате слышались клацанья по клавиатуре. Разумовский снова над чем-то работал.       — Мин сине бик яратам… —прерывает тишину Саша, укладывая голову на сильном отцовском плече. Она в совершенстве знала язык. Волков посвятил этому немало своего времени, но оно того стоило. Он всегда был искренне радовался этому. И данный момент не исключение.       — Мин дә, мин дә, кызым… — хрипит Олег, от чего пришлось немного прокашляться, но после он улыбается, чтобы ни в коем случае не волновать дочь. Может быть, не так все плохо? Может быть, всё наладится?..

***

      Сгрудившись вокруг мерцающего экрана, они обсуждали загадочную страницу в социальной сети Vmeste. Их взгляды пробегали по фотографиям, подписям и комментариям, словно искали ключ к разгадке. «Волкова Александра Сергеевна», — хмуро произнес один из них, втирая в память это имя…