Blown

— Какого черта ты здесь делаешь? Кажется, Тим впервые слышит эту фразу, произнесенную без настоящего, сокрытого или нет, раздражения. Слова мягко выталкивают его из глубокого сна, и он медленно моргает, вспоминая, где находится. Затекшее тело неоднозначно освежает память: он в кресле в палате Люси Чен, и он так и не уехал домой, как собирался. — Ты что, пробыл здесь всю ночь? — эхом его собственным мыслям спрашивает Чен. Она полусидит на кровати, приподнявшись на локтях, и ее еще сонные глаза смотрят удивленно, настороженно и серьезно, а на щеке красными линиями — след от подушки. Темные кудри рассыпались по плечам густым покрывалом. Все еще в полусне, Брэдфорд отмечает, что Чен похожа на небольшую птицу, встрепанную и немного милую, и потом еще несколько раз моргает, осознавая вопрос. Растерянно проводит ладонью по ежику волос. Тянется к телефону в заднем кармане джинс и включает экран. Шесть – двенадцать утра. — Получается, так, — соглашается он хриплым со сна голосом. — О, черт. Спина болит, немилосердно напоминая, что после двух операций из-за ранений обращаться так с собственным позвоночником жестоко. Он выпрямляется, морщась от неприятных ощущений, и медленно поднимается на ноги. Позвоночник издевательски хрустит, и попытки привести его в приемлемое состояние позволяют ему не смотреть в глаза девушки. — Старик, — полусерьезно констатирует Чен. Во время очередного наклона он косится на нее и обнаруживает, что Люси с любопытством наблюдает за его мучениями — кажется, это ее бодрит. — Неправда, — вяло огрызается Тим и принимается аккуратно закручивать корпус то в право, то в лево. Пока он разминает тело, Чен теряет все напускное веселье. Слитым движением она отбрасывает одеяло, босиком подходит к двери и уверенно распахивает ее, потянув за ручку слишком сильно — Тим успевает заметить, как уголок ее губ дергается от боли. — Офицер Найт? — раздается ее голос уже из коридора. Найт отзывается через несколько мгновений после того, как Чен окликивает его во второй раз. Брэдфорд, с силой растирающий плечи, не может разобрать его слов, но различает сонную заторможенную интонацию. Прежде, чем он успевает сделать какие-то выводы, Люси возвращается в палату. На ее лице — нечитаемое выражение. — По крайней мере, мы все выспались, — бормочет она, беря телефон и смахивая экран блокировки вправо. Тут же за ней следом появляется офицер Найт со смущенным выражением на лице и удивленно упирается взглядом в Брэдфорда. Вчера, когда Тим приехал к больницу, они с Найтом обменялись парой фраз — им доводилось видеться на местах совершения преступлений. Кажется, Тим заверил его, что пришел сообщить какие-то новости, предназначенные исключительно для офицера Чен, и теперь это объяснение вступает в явный конфликт с его нахождением в палате Люси ранним утром. Тим ненавидит, когда ему случается давать окружающим пищу для ненужных размышлений. Чен, в свою очередь, не уделяет их существованию ни малейшего внимания. Она сидит на кровати, слегка сгорбившись, хмурится и читает что-то на экране. Ее губы едва заметно шевелятся. — Они окончательно упустили Даер, — срываются с этих самых губ тихие слова. Сквозь голос пробиваются эмоции — досада и беспокойство. Едва ли это можно считать новостью — Тим знает о том, что Даер удалось уйти, со вчерашнего вечера. — Может, оно и к лучшему? — аккуратно, понимая, что ступает по минному полю, произносит Найт. Взгляд Люси тут же холодеет, и он спешно пытается исправить ситуацию: — Ну, она уедет в какой-нибудь Белиз и больше не будет никого убивать. — Нет, — просто отрезает Люси, даже не смотря на Найта. Она не утруждает себя никакими пояснениями, не продолжает мысль, но глухое "нет" выражает все — и даже больше.

***

Контроль. Люси очень нужен хоть какой-то контроль. Непонятное чувство грызет изнутри, тянет душу туда и сюда, и девушка усилием воли заставляет себя не метаться по палате, как делала вчера — швы после этого ныли очень неприятно. Сегодня швы ныть не должны, потому что она выписывается. — Так, офицер Чен, вам нельзя много двигаться. Вам нельзя готовить себе еду, гулять с собакой иди что вы там обычно делаете каждый свой обычный день. Это будет так еще минимум неделю, — монотонный голос доктор Шелл сложно слушать, но Люси внимательно схватывает каждое слетающее с ее губ слово. — Хорошо, — покорно возражает Чен, переплетя руки с коротко стриженными ногтями. — Мне поможет моя соседка. — Разумеется, никакой физической нагрузки. Режим не постельный, вы можете садиться и перемещаться, но на ногах находиться долго вам нельзя. Разумеется, много сна, во сне организм восстанавливается. Душ принимать быстро, аккуратно, закрыв швы пленкой — их мочить нельзя. При хорошем заживлении постепенно наращивать активность будем через неделю или полторы, возвращение к службе обсудим через месяц. По датам приемов... Сроки, которые называет Шелл, мало бьются с ожиданиями Люси. Ей хочется вернуться на службу завтра, возможно, через неделю, не позже, но она знает, как важно восстановиться после ранения, и поэтому кусает себя за язык, пока Шелл на листочке выводит четыре даты, в которые Люси нужно явиться для проверки динамики. Когда листик с выписанными датами оказывается в ее ладони, оказывается, что она вспотела от волнения. Брэдфорд ждет ее в палате. Найт уже уехал, отозванный Греем, а вот этот остался — Люси от этого немного странно. Она кожей ощущает, как их отношения стремительно меняются и набирают скорость. От этого хорошо и плохо одновременно. Хорошо — потому что ей нравится находиться рядом с Тимом, с ним комфортно и безопасно. Плохо — потому что все остальное. Потому что они оба полицейские, потому что она — одна большая запутанная проблема во всем, что касается отношений и доверия, потому что переход их отношений в нечто большее означает, что помимо отстранения от работы под прикрытием и собственных проблем ей придется разбираться еще и с этим. А Брэдфорд, черт его дери, не производит впечатление человека, который заслуживает в отношениях таких трудностей. Но Тим все еще в ее палате, а Люси все еще не просит его уйти. — Меня выписали, — Чен машет бумажкой в руке, когда Карла завозит ее в палату на инвалидной коляске — протокол, мать его. — Отлично, — Тим улыбается, но Чен видит, что улыбка не совсем искренняя. Вставая с коляски и благодаря Карлу, она терпеливо дожидается ее выхода из палаты. — Что-то не так? — спрашивает Люси так мягко, как только может. — Нет, все хорошо, — Брэдфорд отвечает ровно настолько поспешно, чтобы Чен окончательно уверилась в том, что все не хорошо. Ей не нужно гадать, чтобы понять, что именно не так. Она видит, как Тим неуверенно поглядывает на цветы в вазах, как напряжены его плечи, и внутри в противовес едкому волнению разворачивается что-то мягкое и теплое. — У тебя ведь получится отвезти меня домой? — интересуется Люси, а потом спешно добавляет (не из-за того, что сомневается в ответе, а из-за чувства приличия): — Но я могу вызвать убер, если у тебя не выйдет, ты совсем не обязан. — Нет, все хорошо, конечно, я подвезу, — тут же пресекает все попытки вежливости Тим, плечи которого расслабляются. Люси улыбается. Они быстро собираются, и Брэдфорд неожиданно умело оборачивает букеты в сохраненную крафтовую бумагу, пока Люси возится с сумкой. Ее упаковывала Тамара, обладающая уникальным навыком впихивания максимума вещей в минимальный объём, и повторить этот трюк тяжело — в итоге Чен плюет на эту попытку и закидывает оставшиеся вещи в оставшийся от чего-то пакет. Почти ни одну из этих вещей она так и не надела. А когда Чен подвозят к выходу из больницы, Тим галантно подает ей руку, помогая подняться. Люси и не думает сопротивляться — ладонь у него сухая и жаркая. Они едут по залитым солнцем улицам Лос-Анджелеса, которые еще не успели раскалиться, и на какое-то время Чен забывает и про Даер, и про ранение. Она опускает стекло пассажирского сидения и выставляет наружу руку, ловя пальцами теплые потоки воздуха, и ветер врывается в салон, отбрасывая назад волосы. — Не люблю долго быть взаперти, — делится Люси очевидным фактом, когда Брэдфорд хмыкает в ответ на ее ребячество. Секунда — и он открывает ей окно еще немного шире. До дома ехать не так уж и далеко, но они встают в пробку на одном из съездов. С него как раз хорошо просматривается район —разогретые жестяные крыши частных домов выглядывают между типовыми скучными многоквартирными зданиями, а зелени почти не видно, здесь ее почти нет. Тим, до этого удерживающийся от комментария, в этот раз не выдерживает: — Почему ты живешь здесь? — Это дешево, — прямо и просто отвечает Люси, продолжая шевелить пальцами за окном. — И я уже давно обставила квартиру под себя, так что съезжать не хочется. Тамара себе так стены разрисовала, что тоже никуда из своей комнаты не денется. Я тебе покажу, когда будешь помогать заносить цветы. Ее, кстати, не будет, она написала утром, что собирается в колледж. — А я буду помогать? — усмехается Тим. — Конечно. И останешься на кофе. Правда приготовить его нужно будет самостоятельно. Последние две фразы срываются с языка непринужденно и непреднамеренно, но Люси не хочется это исправлять. Ей наконец-то хотя бы немного хорошо. Брэдфорд заносит ее вверх по лестнице. На руках. Люси так удивляется, когда он уточняет, нормально ли ей так будет, а потом ультимативно добавляет, что восемь пролетов ей повредят, что не сопротивляется. День на контрасте со вчерашним животным ужасом от побега Даер и болезненного восстановления после огнестрела все больше напоминает ей симуляцию. Когда он опускает ее на пол перед дверью квартиры, Люси пошатывается и смущенно кашляет. — Спасибо, — бормочет она, нашаривая в кармане растянутой толстовки ключи. — Не за что, — отзывается Брэдфорд и спешно отворачивается. — Я принесу оставшиеся... — Тим, — голос Люси меняется так резко, что она сама его не узнает. Все счастье, витавшее вокруг, растворяется с почти что слышимым хлопком. Внутри все застывает и каменеет, любые переживания об отношениях отходят на второй план, а на передний выходят мысли о Даер и рефлексы. — Замок, — шепчет она, медленно наклоняясь и вытаскивая из-за голенища ботинка всегда спрятанный там на всякий случай нож. Тим напрягается следом. Слетают все его усмешки, плечи снова каменеют, и он тянется за пояс, чтобы достать пистолет. Табельное огнестрельное оружие самой Люси до сих пор в участке. Взгляды их обоих направлены на следы, оставшиеся около замка после того, как кто-то грубо выбил дверь ногой. С той стороны дерево косяка, должно быть, разлетелось в щепки. Люси усилием воли заставляет себя мыслить трезво. Она скользит вперед, тихо переступая между скрипящих половиц, и по знаку Брэдфорда толкает рукой дверь. Он входит внутрь первый. Люси не знает, чего боится больше всего, но когда слышит сдавленное "черт" Тима и не слышит лая Коджо, понимает — этого. Она входит в квартиру следом, намереваясь свернуть вправо и проверить спальню Тамары, но все внутри нее обрывается с этим тихим "черт" и тонкой окровавленной рукой, виднеющейся из-за спинки дивана. Все еще сжимая нож, Люси бросается через комнату, падает на колени и с ужасом всматривается в бледное лицо Тамары. Она сидит на диване, раскинув руки, и запястья обеих глубоко перерезаны. Колени Люси скользят в крови, натекшей из ран. — О нет, нет, — паника подступает стремительно, застревает в горле огромным комом, и не сама Люси, а остатки Новы тянутся вперед и нащупывают на шее Тамары слабый пульс. — Она еще жива, — бросает Нова Тиму, который уже диктует службе спасения адрес. На его лице — шок. Полотенца, нужны полотенца. Поскальзываясь в густой крови, Люси рывком бросается к кухонному островку, чтобы схватить с него рулон одноразовых полотенец. Бок отзывается на резкость движений острой болью, но на это плевать. На все плевать. Руки рвут полотенца, давят на запястья в попытке остановить кровь, и весь мир для Люси не существует, когда Тим тихо окликает ее. Один раз, второй, третий. Наконец она поднимает на него ошалевшие глаза и машинально прослеживает линию его взгляда, прикипевшего в точку где-то за ее спиной. А за ее спиной стена. На которой кровью (не приходится сомневаться, чей именно) написана единственная фраза. Too human to harm you — слишком человечна, чтобы навредить тебе. И подпись — Розалинд.