Панорамные окна

— Алена Сергеевна, он всю группу расхолаживает! — выговаривала тренерша, сердито зыркая на Лёву, который вцепился в руку матери и стоял, виновато потупив глаза. Алёну бесило в этой ситуации все: и взрослая женщина, которая всерьез жаловалась ей на пацана семи лет отроду, и сын, прикидывающийся невинным агнцем, словно она не в курсе, что это так же далеко от реальности, как его дупель — от чистого выезда. Вот тоже, хороша тренер, выпендривается! У парня как не было тройных, так и нет, а обещаний было! Вагон обещаний. Больше всего в этой жизни Алена ненавидела пустые обещания. Она даже как-то приосанилась и притянула сына к себе одной рукой. — Вы не наговаривайте на него, — вступилась она, — Никого он специально не расхолаживает. Я предупреждала насчёт СДВГ. Бывают сложности. Им сделали последнее предупреждение. В этом Лёва был, что называется, в мать: чувствовал острую необходимость проебать последний шанс. Даже если он последний-распоследний. Да нет, не нарочно, конечно. Это Алена больше из соображений самоиронии так рассуждала. Конечно, ничего удивительного не было в том, что активного, любознательного и совершенно недальновидного сына так привлекла яркая, сияющая огнями елка, которую установили в холле ЦСКА, что он, ничтоже сумняшеся, попробовал влезть на неё. Он вообще по всему лазал. Может, в скалолазание надо было? Так ведь гены сыграли! По приколу с Аней поставили его на коньки в два годика — все, истерика «мам, когда пойдём ещё»? И на занятиях, хоть и бесился временами, а все-таки мог себя собрать, сконцентрироваться, просто на фоне других нейротипичных детей казался слишком уж оживленным и невнимательным. Отсюда, в основном, были все претензии от тренеров. Не каждый же день Лёва на елки забирался. По большей части — просто всех раздражал. В общем, сходила она в туалет. Оставила ребёнка на пять минут под присмотром тренера. «Да он как будто телепортировался!» — развела руками женщина. Лёва в самом деле телепортировался: на елку, а потом — с елки. Плашмя. Слава Богу, ничего не сломал! Кроме елки, собственно говоря. Удовольствие пописать в жутком общественном туалете встало матери в копеечку — возместить материальный ущерб, а что еще хуже, так это то, что этим декабрьским вечером домой они шли со всеми вещами. Левуш катил за собой маленький чемодан с коньками, она — чемодан побольше. Форма, кроссовки, костюмы, спинер, скакалка, балансир… Для ее спины, убитой большим спортом, сродни изощренной пытке. Колесики вбивались в ледяную крошку и застревали в песке, которым ЖКХ щедро усыпало предновогодние улочки. — Маааам, может, такси? — скулил сын. Видно, падение с елки несколько измотало его физически и эмоционально, уж точно сильнее и качественней, чем две тренировки на льду, офп и танцы. После такого джентльменского набора он бы ещё бежал впереди и пытался бы забрать у неё большой чемодан. — У мамы теперь даже на метро денег нет, — ответила Алена. Как теперь дожить до новогодних шоу, она совершенно представить себе не могла. Ладно, с деньгами такая подстава не первый раз, а вот отчисление из бюджетной спортивной школы… Тренировать его частно ей было совсем не по карману. Даже если новогодние шоу. Оставалась последняя надежда, что Аня сможет через свои связи пристроить мелкого в Хрустальный. Алене до последнего этого делать и просить о таком не хотелось: слишком многим и так обязана подруге и ее семье. — Вот кому и что ты пытаешься доказать? — допытывалась Аня, когда узнала, что Леву со скрипом взяли в ЦСКА, — У нас есть место в группе, что я, своему крестнику откажу? — Мы бюджетное место просто так не займём. Будет хорошо кататься — возьмёшь после просмотра, как и всех остальных. — Берите внебюджет, раз принципиальные! — в ответ предложила Щербакова, — Мы с Даней поможем. Не чужие люди. «Не чужие люди» оказались в тяжёлый жизненный момент ближе родных. Мать впала в истерику, когда узнала о беременности: несла какой-то бред про позор семьи, крах всех надежд и ожиданий. Алена от неё и не чаяла другого. Даже, может, оставила ребёнка и выносила назло — чтобы точно больше не было никаких ожиданий. Ей всего двадцать было. Когда это все произошло. И понимания, во что превратится ее дальнейшая жизнь, даже мало-мальского, у Алёны не имелось и в помине. Сын родился с чёрными, как смоль, волосами. Глаза почему-то были голубые-голубые. Непонятно, в какую генетику. — Как два океана, — простодушно восхитилась медсестра из родильного отделения. Два океана, а в них — крушение. Он был сущим стихийным бедствием в ее жизни. Из роддома забирал Даня. Ей обзавидовались все соседки по палате: приехал, красивый, с цветами, на Мерседесе. Анина была идея, после того как, измученная постродовыми гормональными скачками, Алена все три дня выла ей в трубку белугой. Все жалели бедного голубоглазого малыша-безотцовщину, а ей от этих причитаний делалось только хуже. — Сколько? — спросила она, когда Даня привёз ее в новую съемную двушку со свежим ремонтом в детской комнате. — Нисколько, — нахмурилась Аня, которая тут же встречала их — с полным холодильником еды и кучей неразобранных коробок с подарками для неё и сына. — Ребята скинулись, — сказала она и даже рта не дала раскрыть для последующих возражений, — Не будь дурой, Косторная, первое время тебе все будут помогать. Не к матери же идти! — Он теперь, считай, сын полка, — подтвердил ее бывший тренер, — Первенец! Лёва был всеобщим любимцем. До поры, до времени, конечно. С годами у друзей появились свои семьи, у кого-то — дети, к тому же, парень был гиперактивный и крайне неудобный. Одно слово — стихия. Алена и рада бы была, привести его к другим детям, пригласить их в гости поиграть, может, оставить с кем-то из ребят, но даже она сама с ним не всегда справлялась, а уж посторонние… Никто уже и не рвался. Кто-то и вовсе записал ее в разряд «лучше держаться подальше» после парочки происшествий с участием Лёвы. Следующим утром отправились позориться в Хрустальный. — Соберись, пожалуйста, — всю дорогу уговаривала мать сына, — Если нас сюда не возьмут, тренироваться больше не будешь. — Тетя Аня возьмёт, — очаровательно улыбнулся тот, — Она самая-самая добрая. В голубых глазах плясали чертята. Алена могла бы сказать «весь в отца». Но о его отце она старалась вообще не думать. В принципе. Никогда. — Ты понимаешь? — стараясь отбросить подальше лёгкое раздражение, которое возникало каждый раз, когда до боли знакомые черты так ярко прорезались в мальчишеском лице, увещевала она, — Больше не будет тренировок, если снова выгонят. Там все очень строго и серьезно. Если собираешься и там лазать по елкам, лучше сразу пойдём домой. Дома шведская стенка есть. — Мам, да я просто… Алена сразу же перебила рвущийся из него поток горячих оправданий: — Давай, когда тебе просто, ты будешь у меня спрашивать, можно так делать или нет? Можно по деревьям лазить у тети Ани на даче, а по новогодним елкам — нельзя. Понял? — Понял я, понял, — насупился мальчик. Нихрена он не понял. Вернее, понял только про елки. А вертикальных плоскостей ой как много на белом свете! Говорят же: куй железо, пока горячо. Нужно было соглашаться, пока Аня сама предлагала ей место в Хрустальном. Алена сидела в знакомом с детства кабинете, и очень жалела — что, действительно, не пойми кому доказывала собственную независимость, когда отвергла такое щедрое предложение. Сейчас подруга хмурилась, очевидно, пытаясь подобрать какие-нибудь не слишком обидные синонимы к простому и понятному слову «нет». Нет, конечно, кто их сейчас возьмёт, с таким багажом неприятностей из прошлой школы, в разгар сезона, к тому же, в декабре! У Ани только-только старшие вернулись с юниорского финала Гран-при, сейчас десять дней — и чемпионат России. А там серьёзное противостояние с группой Тутберидзе, просто развязка десятилетия! Ясенево против Хрустального. До сих пор они по-крупному не пересекались: только последние два года очень мощно выступало новое поколение Аниных юниоров и новисов, но взрослые старты по-прежнему брали девочки Этери. А в этом году — первая очная ставка. Пока, конечно, девчонки из Хрустального — мимо всех главных стартов, даже если возьмут пьедестал. Маленькие ещё. Но напряжение все равно сильнее, чем в трансформаторной подстанции. Вот-вот рванет. Так что да, никак. Не хватало Ане с Даней ещё проблем с семилетним Львом Сергеевичем. Сергеевич, блин. Виновата она, что ли, что так совпало! Она ж ему без лишних мыслей дала отчество от имени деда. Некогда было тогда особенно размышлять. Еле как успела свидетельство о рождении оформить — ещё чуть-чуть, и пришлось бы штраф выплачивать. Дошло потом. Поздно. — Слушай, я прямо сейчас ну никак не могу, — подтвердила ее мрачные догадки Аня, с несчастным видом посматривая на развалившегося на диване Лёву. Алена дала ему планшет — нельзя, конечно, расшатывает его от этих игр, но что поделаешь. Иначе поговорить бы не дал. — У нас перебор, два ребёнка на испытательном сроке, скоро чемпионат России, первенство по младшему и старшему возрасту, потом главные старты… — продолжала Щербакова, — Даня зашивается, он меня убьёт, серьезно! Вас прямо сейчас выгоняют или есть последний шанс? Алена даже обиделась: — Если бы был хоть один шанс, я бы в жизни у тебя не попросила. Тем временем в тренерской нарисовался Глейхенгауз. Как обычно, счастливый, до ушей в улыбке. Хоть завязочки пришей. У него, кажется, с самой свадьбы эта улыбка так и не сходила с лица. Как будто под кайфом постоянно. «Счастлив человек, а ты…» — мысленно одернула себя Косторная. До сих пор иногда ей хотелось как-нибудь подстебать бывшего тренера. По старой памяти — с тех времён, когда они друг друга на дух не переносили. Вроде, столько времени уже прошло. Он тысячу лет как не просто муж лучшей подруги, но и один из самых близких ее друзей. Неизвестно, как он терпел Анину вовлечённость в жизнь Алёны и ее сына, не просто терпел — сам всегда старался помочь. Так, словно не было никогда в его жопе занозы по фамилии Косторная. — О, что за внеочередной визит? Давно тебя не видел, — заулыбался мужчина. Потом, оценив взглядом обстановку: тренерская, ребенок на диване с планшетом, чемодан с коньками ребёнка у входа, Аня хмурая и очень виноватая, добавил уже невесело: — Недолго наш Левуш пробыл армейцем! Аленка, никак. У нас без лазанья по елкам проблем непочатый край, а тут ещё у Ани… ты не говорила ещё? — обернувшись к жене, уточнил он. Та как-то засмущалась, поднялась из-за стола. Мужчина приобнял ее за талию. — Мы ждём ребёнка, — просто объявила она. Алена аж подскочила от неожиданности. Вот так новости у людей с утра пораньше! — Серьезно? Ты с порога должна была сказать! — изо всех сил сжимая в объятьях подругу шумно радовалась она под возмущённые Данины «хватит, раздавишь же!» и «ей нельзя так громко смеяться, там ребёнок трясётся и боится». — Поздравляю! — навизжавшись до хрипоты, ещё раз заключила Алена, — Какие вы счастливые, ребят. — Короче, нервяк с твоим ей категорически противопоказан сейчас, — она кивнула в ответ на это утверждение мужчины. Аня недовольно уставилась на них обоих. Алена и Даня как-то даже синхронно от неё отмахнулись. Вечно у человека какие-то нелепые возражения относительно заботы о ней! Наконец-то хоть повод появился поумерить ее трудоголизм и чрезмерное желание всем вокруг помочь. — И так хрена с два ее домой отправишь, а если ещё надо будет за Левушем бегать… — хмуро продолжал Глейхенгауз. Алена предупреждающе шикнула на него: не так же, в открытую, при ребёнке, обсуждать, что он одни проблемы всем создаёт. — Не надо за мной никуда бегать! — тут же отозвался с дивана Лёва. — Да тебя ж ещё фиг поймаешь! — рассмеялся в ответ Даня, — Тетя Аня с пузиком точно не угонится. — У неё нет пузика, — сын отложил планшет и с подозрением уставился на свою крестную. Убедившись, что пузиком там и не пахнет пока, пресерьёзно добавил: — Так нельзя говорить про женщину, тем более, про свою жену. Все трое взрослых так и покатились со смеху. — Воспитание! — хохотал Даниил, — Ну ты, мать, даёшь. — Ты откуда вообще про елку узнал? — спросила Алена. Мужчина пожал плечами: — Да все уже знают. Боюсь, вас с таким резюме даже в бракодемию носатого не возьмут. — И что мне делать? Вопрос повис в воздухе. Аня виновато отвела глаза. Даня еще раз развел руками. Поехать в Питер. Или вообще — в провинцию. Там хоть какого со всеми двойными оторвут. Мальчик же. Не запрыгает — так в танцы, в парное, пацанами нигде просто так не разбрасываются, тем более, такими смазливыми и голубоглазыми. Пока он на елку не лезет, от него все тетеньки плывут и умиляются. Фактурный. — Может, нам пока из Москвы уехать? — она все-таки решилась озвучить этот жуткий вариант. Даня с Аней беспомощно переглянулись. Искали друг у друга аргументы, почему ей не стоит этого делать — и не нашли. — Дань, позвонишь в Питерскую федру? Я, может, Артура ещё наберу… По поводу просмотра у Рукавицына. Может, с мужчиной Лёве проще будет тренироваться. Супруги переглянулись опять. Аня усиленно замотала головой. Даня махнул на неё рукой и произнёс спасительное: — Вообще, есть один вариант… — Ты с ума сошёл? — тут же перебила его подруга. — Подожди, — с нажимом возразил он, — Алена, только не убивай меня на этом самом месте на глазах у беременной жены. У нас сейчас новая группа появилась. Там есть ещё парочка вакантных мест. Ребята с двойными, первый юношеский — третий спортивный. Почему вдруг она должна его убить, Алена так и не поняла. Разве что за то, что сразу не сказал, а дождался, пока она в Питер засобирается. — Я согласна! — выпалила девушка, — Лев, все круто, у тебя новый тренер! Она не заметила ни подзатыльник, который любящая жена аккуратным и отточенным движением приземлила на загривок незадачливого мужа, ни их встревоженных взглядов. Пофиг уже было. Мозг отключился в ту же секунду, как Даня произнёс заветное: «Есть один вариант». — Ты дослушай, — пытался достучаться он, — Тебе вряд ли понравится тренер… Но мы при первой же возможности заберём твоего пацана! Вот закончится пиздец, и заберём. — Договорились! — весело отмахнулась Косторная, — Расписание есть у этой группы? — Как раз сейчас идёт тренировка, — услужливо подсказал Глейхенгауз, за что получил от жены второй подзатыльник. — Подожди, Ален. Ты недослушала, — почти жалобно воззвал мужчина. Но Алена уже вскочила на ноги и поторапливала сына к выходу. — Я пойду, познакомлюсь, а потом договорим, хорошо? — быстро открестилась от их возражений она и шепотом добавила, кивая на Лёву, — Надо сейчас его вести, пока адекватно держится. — Алена, блять… — не выдержала Аня. Но ее она тоже не послушала. В тренерской на несколько секунд воцарилась мертвецкая тишина. — На кого ставишь? — мрачно поинтересовался Даня. — Ставлю на то, что она нас убьёт, — вздохнула его собеседница, — На месте закопает. — Мы прикроемся твоими беременными гормонами. Скажем, что… Что я уехал на соревнования, а ты взяла его на работу. Из жалости. Да? — Не надо вешать на меня свои пьяные обещания и махинации с трансферами! И ребёнком прикрываться! — Как думаешь, мы отсюда крики услышим? Если она начнёт убивать с него… Они замолчали, напряжённо вслушиваясь во все происходящее снаружи. Тем временем Алена в приподнятом настроении шагала по коридору в направлении ледовой арены. — Веди себя хорошо, — в очередной раз напомнила она сыну, тот в ответ закатил глаза. Бесполезно. Она поняла все раньше, чем увидела его там. Шла раскатка. Эту дурацкую комбинацию шагов мог придумать только один человек. Потом заметила его спину у борта. Чёрные, как смоль волосы. Чёрное пальто. Кто вообще, блин, тренирует в пальто?! В следующую секунду он обернулся. Карие глаза скользнули по ней — разумеется, узнал, затем по сыну — тот почему-то застеснялся и крепко сжал ее руку. — Ты… — выдохнула она, невольно цепляясь взглядом за каждую черточку, за каждый неуловимый фрагмент его образа. Не забыла. Ничего из этого — не забыла. Он оставил после себя целую стихию.