Панорамные окна

Жизнь, которую он вёл, непременно обязана была привести туда, куда в итоге и привела. К отупению. Опустошению. Полной бессмыслице всего происходящего вокруг. Сначала он чувствовал себя попросту Богом. Собственное шоу! На зарубежном рынке! У него выступали Чен и Уно, Кагияма, Пападакис и Сизерон, Бейтс и Чок, он работал с Арутюняном, Ришо, Ше-Линн Бурн… Что там Глейх и его олимпийские чемпионки! Это было круче, масштабнее, весомее… Праздник. Жизнь превратилась в сплошную кутерьму праздничных дней. Мешались лица. Он не запоминал тех, с кем спал, с кем делил стол и барную стойку в ресторане. Не засыпал без алкоголя. Не радовало ни-че-го. Ровным счётом. Было все, что мог бы вообразить себе человек с его уровня запросами. Он же не хотел никогда себе частный самолёт или ретро-спорткар Феррари. А на остальное хватало вполне, что-то даже оставалось — на чертову одинокую старость. Страшнее всего было наблюдать за тем, как вокруг становится все меньше мужчин вроде него. Друзья обзаводились семьями — дела у всех шли по-разному. Кто-то действительно находил вторую половинку. Кто-то маялся на две семьи. У кого-то была одна — «любимая», а остальные — «для разнообразия». И все они были счастливее него, потому что им было, за что держаться. Было, о чем переживать, о ком волноваться. Он по-прежнему был чертовски красив. К тому же, обаятелен, относительно богат и умел обращаться с женщинами. По-прежнему мог получить любую. Кажется, ее звали Лана. А может, Адель. Какое-то очень музыкальное имя. Но точно не Бейонсе — такое бы точно запомнил. — Что не так, Серджей? — ворковала блондинка, оглаживая его плечи и раздражающе коверкая его имя. Все они коверкали. Сначала это, кстати, заводило, особенно если по имени звали француженки — они еще и сексуально картавили, у них было потрясающее горловое «р» и не менее потрясающий горловой минет. Он обернулся и посмотрел на Лану-или-Адель так, словно впервые ее увидел. С губ сорвалось невольно: — Боже, сколько тебе лет? — Восемнадцать! — уверенно заявила девчушка, — А тебе? — А мне, черт возьми, сорок два! — И где ты прячешь свой портрет? — хихикнуло юное создание. — Портрет? — удивился он. — Ты совсем-совсем не старый, — заверила та и тонкими пальчиками провела по его лбу, остановилась на переносице: — Ни одной морщинки! Должны же они куда-то деваться? Лану-или-Адель он выпроводил. Ну, вернее, она сама обиделась и ушла — когда он предложил вместо секса и бурбона молоко с печеньем. Потом долго рассматривал свое лицо в зеркале. Конечно, она соврала. Были морщины. Складочка между бровей. Тонкие лучики расходились причудливой каймой округ карих глаз. Несколько седых волосков пришлось вырвать с правого виска. В тот вечер включил трансляцию с юниорского этапа гран-при. Ностальгия крыла с головой. Какая-то фигуристка из Эквадора с горем пополам приземлила двойной. Это, безусловно, был успех. Итальяночка, один-в-один похожая на Лану-или-Адель, три раза упала за произвольную и использовала кисс энд край по прямому назначению — плакала. Бог мой, когда-то он их, таких, тренировал — а сегодня с такой едва не переспал. Потом пошла сильная разминка. К этому моменту он изрядно успел налакаться бурбона, так, что не сразу заметил знакомые лица. Или, может, искал совершенно не то — хотел увидеть трио Тутберидзе, а увидел дуэт. Крупным планом. Довольное лицо Глейхенгауза, светившееся прямо в объектив. Его счастливую молодую жену, обнимающую девчушку, которая только что уделала всех соперниц всухую. — Скотина! — выругался Розанов и пригрозил улыбающемуся другу через экран. Каков черт! Что называется и рыбку съел, и на бутылку сел. Одним махом он прикончил бутылку и вынул вторую. Трансляцию вырубил. Оставались еще две японки, но все и так уже было очевидно. Опрокинул пятьдесят грамм за Глейха и его спортсменку — заслужил. Он был пьян, почему-то очень зол и ужасно заскучал. Как-то так и оказался наутро в Москве, что называется, «море было по колено»: Лана-или-Адель спиздила у него кредитку — умудрился что-то натыкать в смартфоне и купить билет онлайн, до рейса оставалось полтора часа — отдал таксисту последнюю наличку, лишь бы тот не гундел про превышение скорости, и рот практически ни разу не открыл по пути от стойки регистрации до своего кресла в бизнес-классе — чтобы, блин, в самолет пропустили. Побывал даже на грани фола: — Сэньор, вы в порядке? — вежливо поинтересовалась девушка на паспортном контроле, поморщившись от запаха перегара, которым от него разило за километр. — Mi amor, простите, я пьян исключительно по той причине, что чертовски боюсь летать! — сказал он. — Удачного полета, Серджей! — с секунду посомневавшись, все-таки пожелала она. Ночью это казалось восхитительной идеей — а утром он без толку тусовался в зале выдачи багажа Домодедово, прекрасно осознавая, что никакого багажа у него нет и в помине. Он прилетел в ноябрьскую Москву в джинсах и свитшоте. В белых, твою мать, конверсах. И мало того: в придачу, он был помят, растрепан и мучился от похмелья. Телефон без остановки сыпал уведомлениями: это Лана-или-Адель спешно тратила деньги с его кредитной карты. Дзиньк! Дзиньк! Примерно час ругани с сотрудником клиентской линии, и карточку все же получилось заблокировать без посещения отделения банка. От этого все равно было не легче: деньги оказались вне зоны доступа, а на российских счетах валялась разве что пара тысяч рублей с незапамятных времен. Хватит на такси, а дальше что? В карманах даже ключей от московской квартиры не оказалось! Божий фарт, что, выйдя из зоны прилета в основное здание терминала, он заприметил у другого выхода толпу с букетами и плакатом, на котором красовалось лицо вчерашней Даниной юниорки. Сергей встал чуть особняком от остальных фанатов и замер в ожидании. Чувствовал себя, конечно, полнейшим дебилом, а что было делать! В конце концов, если уж предстояло перед кем-нибудь в этот день опозориться, то пусть это был бы Глейх — тому он хотя бы мог припомнить парочку историй родом из детства и юношества в ответку. Они вышли. Аню и ее юную спортсменку окружили поклонники, жаждущие автографов и фотографий. Даня скромно отошел подальше, волоча за собой сразу два чемодана. — Даниил Маркович! — несмело окрикнул Сергей. Тот и ухом не повел. Точно — черт с манией величия. Подумал, что его тоже фоткаться зовут. — Даня! Глейхенгауз, еб твою мать! — вполголоса позвал он. По понятным причинам приближаться вплотную к фанатикам не хотел — могли и его случайно узнать, запечатлеть и увековечить этот полномасштабный утренний позор. Ладно, что Глейх всегда умел — так это быстро въехать в ситуацию и помочь. — Забирай один чемодан, вот ключи от машины, парковка, номер триста сорок пять! Жди там, мы с Анютой сейчас придем, — еле сдерживая смех, распорядился он, когда выслушал краткое резюме всей нехитрой пьяной истории. — Это че? — спросила Щербакова, когда, открыв переднюю дверцу машины, столкнулась с Сергеем лицом к лицу. — И тебе привет, Анечка! — сказал он. Та не удостоила даже взглядом — зато мужу бросила такой красноречивый страйк глазами, что пробрало до дрожи даже стороннего наблюдателя семейной сцены. — Брат, пересядь, пожалуйста, назад, это Анино место, — тут же попросил друг. Аня брезгливо отряхнула после него свое, как оказалось, сидение. — Это и есть твой сюрприз? — с нескрываемым неудовольствием уточнила она у Дани. Сергей даже подвис, пытаясь освежить в памяти: чем он успел так разозлить свою бывшую спортсменку? Ладно, понял бы, если бы Аленка так встретила — но Щербакова-то вообще его не видела со своих пятнадцати или шестнадцати лет! И не сделал он ей ровным счетом ничего плохого! Ну, не за отобранные же чипсы или конфеты злится… А разговор тем временем продолжался. — Ань, ну, Сережа перекантуется у нас день-два, потом куплю ему билет, будь ты человеком! — Я человек! — горячо возражала Аня, — Я человек, которого выворачивает от всех резких запахов! — Извини, Аня, Дань, давай откроем окно, — примирительно предложил Сергей. Да уж, неудобно получилось: подставил друга под семейный скандал. — Меня продует, спасибо, не надо! — отрезала Щербакова. — Всего сорок минут потерпеть, — елейным голосом увещевал Даниил. Что-то поискал в бардачке — как оказалось, огромный шуршащий пакет. — Давай, ешь свои сухарики, кроши, сколько хочешь, я разрешаю. — Я пива хочу… — жалобно пробормотала девушка, — От него пивом пахнет. — Если честно, это бурбон, — встрял Сергей, за что друг на него предупреждающе шикнул. Но было поздно. — Значит, я хочу бурбон, Дань, — несчастным голосом заключила Аня. — Хорошо, — вздохнул Даня, — Хочешь бурбон. Можем об этом поговорить вместо того, чтобы ехать домой. И обернулся назад с запоздалым объяснением: — Мы немножечко беременны, не спали и со вчерашнего дня нихрена не ели. Не обращай внимания. Все окей, сейчас отдохнет и перестанет злиться. Да, милая? — и взглянул на жену самым нежным образом. — Не буду разговаривать, пока ты не нальешь мне бурбон! — насупилась та. — Тогда придется очень долго со мной не разговаривать, солнышко. Ты столько не выдержишь. — Ты нехороший! — О, да, просто ужасный! Самый настоящий злодей! Сережа, дай ей подушку, у тебя за спиной лежит. Как-то так он оказался в Москве, в компании старого друга и его беременной жены. И больше даже не задумывался о возвращении в Барселону. Жизнь сразу побежала веселее и ярче - а именно это и было нужно!