Без приглашений, без лишних слов

Тело ныло, голова гудела, с каждым стуком сердца боль словно разливалась по телу вместе с кровью. Двинуться было невозможно, но всё же, применив усилие, Торин распахивает свои веки и осматривает помещение, в котором оказался. Это была небольшая походная палатка, в которой пахло травами, но никого не было внутри, кроме гнома. Не найдя ответы на свои вопросы в окружении, Дубощит постарался вспомнить сам, что же произошло. «Битва. Воронья высота. Племянники. Бледный орк. Бильбо». Хватаясь за клочки этих будто не связанных образов, король начинает припоминать происходившее. Внезапно даже для самого себя его глаза заволокла белёсая пелена, вид размылся, а в уголках неприятно защипало. Он попробовал приподняться, но тело тут же воспротивилось. Тогда Торин сжал ладони в кулаки и поднял взор ввысь, пытаясь успокоить трепещущее сердце. Это были отвратительные мгновения, они были тягучими и тянулись для гнома будто вечность. Это была ненавистная каждым неизвестность, ненавистная и пугающая. Он не знал, в каком состоянии находятся сейчас Фили, Кили, остальные из его отряда и Бильбо. Последнего стоило выделить особенно, потому что владыка Эребора всё ещё не оправился от предательства, но хуже всего было то, что он помнил, как Бильбо бросился к нему во время битвы с Азогом. Помнил, как хоббит стойко принял на себя удар, что был бы смертельным для Торина. Он видел перед глазами, как на тело, казавшееся столь хрупким и миниатюрным, с большой силой опускается груз, слышал звук ломающихся костей, кашель, заходясь которым взломщик отхаркивал кровь. Король закрывал глаза и видел, видел это перед собой. На его памяти было много битв и были куда более кровавые, в которых он терял родственников и друзей. Потому ему было невдомёк, отчего он испытывает такие смешанные чувства вспоминая. Ведь ещё недавно Торин был готов ради успеха похода отправить Бильбо в пасть дракона или же скинуть его с бастиона. Но сейчас всё было по-другому, видимо, Бэггинс был прав: во всём виноват гнусный драконий недуг, от которого Торин смог оправиться только под нависшей над ним костлявой тенью. Король сам не заметил, как провалился в беспокойный сон, размышляя и волнуясь. Тем не менее, когда он очнулся второй раз, рядом уже был Ойн. Старый гном менял повязки на теле своего короля, как тут над ухом пронеслось хриплое, немного приглушенное: «Как остальные?». Глуховатому лекарю пришлось использовать свою металлическую трубку, чтобы услышать вновь заданный вопрос. — Всё с ними в порядке, тебе сейчас не о них стоит думать, а о себе, Торин, — настойчиво рекомендовал Ойн, поднося к пересохшим, обветренным губам миску с травяным отваром. — Вот так, — удовлетворённо бормотал он, заметив, что самочувствие у больного уже улучшается. — Что с Фили и Кили… Бильбо? Они ведь живы? — продолжал выпытывать подробности король, словно чуял, что лекарь от него нечто утаил. — Твои оболтусы уже скоро смогут встать с кровати и не разбить себе при этом лицо, — начал он, но вдруг осёкся и замолчал, услышав последнее имя. Он отвёл взгляд куда-то в сторону, не в силах взглянуть на короля. — Что с Бильбо…? — проговаривая каждую букву, прикладывая для этого все силы, продолжил вопрошать Дубощит. — У него внутреннее кровотечение, несколько сломанных рёбер проткнули легкие… Он не прожил ни дня с момента битвы, Торин, — не слыша собственного голоса изрек Ойн, наконец, сочувственно и скорбно взглянув на своего узбада. Торин сначала опешил и не веря замотал головой, чувствуя на душе полный раздрай от сказанных слов под куполом этого шатра. — Нет-нет-нет. Он всегда возвращается, он ведь наше счастливое число, — гном постарался сказать это как можно более твердым голосом, но он всё равно предательски надломился, и король смолк, поджимая губы. — Он погиб, Торин. Как герой, защищая своего короля. Кузнец сглотнул ком, вставший в горле, и накрыл своё лицо ладонями, чувствуя себя обессиленным и опустошённым. Он не мог поверить в произошедшее, отчего не мог дать выход слёзам. Шок полностью сковал его тело. — Оставь меня одного… — сначала только одними губами прошептал Торин, но после повторил специально для глуховатого Ойна. И лекарь поспешно ушёл, только перед самым выходом бросив на Торина сомневающийся взгляд. И всё же побыть в одиночестве Королю-Под-Горой никто толком не дал. Каждый раз стоило ему открыть глаза, как внутрь заглядывали гномы из отряда, даже старина Гэндальф не чурался тревожить траур Торина своим присутствием. Во время встреч Дубощит практически не разговаривал, он был даже более молчаливым, чем прежде, как оказалось, и такое возможно. И все, как один, старались не вспоминать имя взломщика во время визитов. Торину даже начало чудиться, что Бильбо был плодом его воображения. Он особенно оживлялся, когда разговор, казалось бы, должен был пойти о хоббите, о его последних часах жизни, о его героизме, но эти слова оставались не озвученными. Видимо, должно пройти время, прежде чем жизнь, приключение маленького обитателя Шира станет легендой, просто хорошей байкой для посиделок в трактире. И вот уже через несколько недель наступил момент, когда Торин смог самостоятельно ходить. Он чувствовал себя значительно лучше физически, но не душевно. До него всё ещё не дошло: он больше не услышит звонкого смеха, не увидит медовых кудрей и милые подёргивания носом. Всё это кануло в лету, как и их экс-взломщик. Но эта защитная реакция быстро исчезла там же, где и сам Бильбо, стоило ему завидеть тело. На небольшом постаменте в недрах горы лежал Бэггинс. Его кожа была мертвецки бледной, на щеках были видны ссадины и порезы. Кровь с тела смыли вместе с остальной грязью, надели новые одежды, но оставили подаренную кольчугу. На груди у Бильбо был букет, а его русые кудри украшал венок из тех же полевых цветов. Торин обошёл его со всех сторон, ноги были ватными, тело проняла дрожь. Он не желал верить своим глазам, но они не врали. Бильбо Бэггинс покинул его навеки, и встретятся они, отыскав друг друга, только там, в чертогах. Король встал перед телом и опустил свой взгляд на лицо, которое когда-то сияло радостью. — Прощайте, Мистер Взломщик… — едва слышно прошептал он и склонился, касаясь чужого лба, своим. Сердце щемило от боли, но она не была связанна с ранами телесными.